За тёмной водой озера и серой мглой непогоды едва проглядывались размытые очертания большой земли. Только там была настоящая жизнь и осязаемые прелести человеческого существования.
Мы были не одни. В десятке метров за нами тащился конвоир с карабином, не спускавший с нас глаз.
И всё равно и мне, и Черноусову было хорошо прогуляться по бережку после пяти с лишним лет пребывания в одной и той же камере.
Пренебрегая прохладной погодой, мы искупались и несколько минут плавали: я – брассом, сокамерник – обычными деревенскими «сажёнками».
В камеру возвратились, только чтобы переночевать. А утром – опять на берег. И так каждый день. С утра до вечера, а то и до глубокой ночи. Дышали – и не могли надышаться влажным озёрным воздухом. Разглядывали яркие скопления звёзд. Под присмотром неизменного надзирателя.
Нам приносили еду в судках, и мы трапезничали под открытым небом, подстелив под себя байковые одеяла.
Однажды начальник тюрьмы сказал, что наше содержание обходится в большую копеечку. Я заглянул Бересневу в глаза – не шутит ли он? При ста-то восьмидесяти миллионах баксов! Нет, он не шутил. Тогда я протянул ему несколько золотых червонцев советской чеканки двадцатых годов.
– Этого достаточно?
– Пока хватит. Но потом ещё придётся доплатить.
– Доплатим. А ваши люди пусть приготовят нам удочки.
– Нет проблем. Всё будет. В пределах разумного.
Так мы заделались рыбаками. Ловили на поплавковые удочки и закидушки. Попадались щука, окунь, плотва – крупная, до двух килограммов, язь, ёрш, ряпушка, налим.
Последнего ловили с вечера. На ерша. Наживку закидывали на отмель рядом с ямой. В безлунную ночь, в ненастную погоду налим очень даже неплохо брал.
– Вы совсем оборзели, – говорил мне Береснев. – Не хватало ещё ночью охранять вас! В каком виде вы выставляете меня перед моими людьми?
Но я протягивал полковнику золотые монеты советской чеканки или монеты царя Арксиза, выполненные из электрума – природного сплава серебра и золота, и он успокаивался.
Самая вкусная рыба, какая нам попадалась, конечно, была озёрная форель. Неспроста её называют золотой царской рыбой. Она хороша была и в ухе, и в жареном виде.
Черноусов большей частью хлопотал возле костра с висевшим над ним казанком, а я занимался снастями. Для большего кайфа между делом, бывало, пили пиво лучших сортов. Бельгийское «пивное шампанское». Или десятипроцентный тёмно-коричневый шотландский эль с приятным кофейным ароматом и сладковатым послевкусием. Или английский эль с добавлением ревеня. Освежающий вкус, приятная лёгкая горечь, нежно заполняющая рот.
Пиво дополняли маскарпоне – коровьим сливочным бесформенным сыром. Или американскими сырами мюнстер, хаварти и монтерей джек. Или рокфором и жирным стилтоном.
Время от времени для разнообразия мы позволяли себе сухие испанские вина из Кастилии или Эстремадуры. Или французское бордо с терпким вкусом и лёгкой горчинкой. Или немецкий айсвайн с его естественной лёгкостью и замечательной уравновешенностью сладости и кислоты. Вино придавало некоторый оттенок благодушия нашему настроению, и жизнь не казалась полностью потерянной. Мы понимали, что это самообман, но иногда невредно обмануть и самих себя.
Впрочем, алкоголь мы употребляли по немного (в какой-то степени тюрьма приучила меня к нему), а больше пили разные охлаждённые соки: томатный, виноградный, апельсиновый, мандариновый… Гоняли калмыцкий, зелёный и другие чаи высших некрашеных сортов. Зимой, отправляясь на подлёдный лов, брали с собой большой двухлитровый термос с горячим кофе или тем же чаем.
Словом, мы не стеснялись в выборе напитков, закусок и прочих блюд, тем самым в какой-то мере вознаграждая себя за моральную и физическую маяту. Кое-что нам доставляла хозяйственная часть, а остальное я добывал сам. Посредством психокинеза. Опять же в некоторой степени я навёрстывал за прошлые годы, когда, нередко, основой моего питания был лишь постный луковый суп с чёрной краюхой и всё тем же солёным огурцом. То есть та еда, от которой синеют и становятся прозрачными зубы.
Глава тридцать четвёртая. На свободе
Однажды утром, ознаменовавшим две тысячи восемьсот тридцатый день нашего пребывания в заключении, когда я и Черноусов только собрались позавтракать тарелкой овсяных хлопьев, кусочком тоста, апельсиновым соком и крошечной, на один глоток, чашечкой крепкого чёрного кофе, в камере, словно сойдя с потолка, появился наш замечательный испанец.
– Ну-с, – сказал он после дружеских объятий, – не надоело вам париться здесь?
– Всё же и так понятно, – ответил Виктор Алексеевич. – Зачем лишние слова?
– Тогда собирайтесь. Уходим на волю.
– Всё наше при нас. Не надо даже подпоясываться.
– В таком случае – в путь. Да, кстати, что это у вас на носу? – вопрос уже непосредственно к Черноусову. – Никак, очоченьки! И давно?.. А ну, снимайте немедленно!
Мой сокамерник снял очки, и дон Кристобаль провёл ладонью перед его глазами.
– Как, лучше теперь?
– Ого, здорово, ничего не скажешь! – воскликнул Виктор Алексеевич. – Мне кажется, что зрение у меня стало как у орла! Пожалуй, сейчас я разглядел бы не только двенадцатую строку, но и тринадцатую, и четырнадцатую, если бы они имелись.
– Точно таким же ваше зрение было в семилетнем возрасте, – сказал испанец.
Не успели мы опомниться, как очутились в том самом знаменитом ресторане «Золотой дракон», в котором началось моё прямое противостояние с классом угнетателей. Мы были одеты, как лучшие люди Лондона, и трое официантов уже вовсю суетились вокруг нас, рассчитывая на щедрые чаевые.
По истечении нескольких минут на столе красовались закуски в виде маринованной морской капусты, копчёной искусственной нототении, блюда из японской рыбы, которую дозволено готовить только самым искусным поварам, суп из малайских ласточкиных гнёзд, бешбармак по-башкирски, калжа по-татарски и много было ещё чего вкусного и питательного. Центр стола занимал запотевший графинчик с натуральной российской хлебной водкой. А напротив восседал весёлый ухмыляющийся дон Кристобаль.
– Вы довольны? – спросил наш освободитель.
– Тем, что вызволили из тюрьмы? – ответил Черноусов. – Конечно, да. Но почему столько лет…
– Обстоятельства не позволили мне вернуться раньше. О них вам лучше не знать – всё равно не поймёте.
– Очевидно, нас будут искать, – сказал я. – И рано или поздно снова засадят.
– Не будут искать, – дон Кристобаль наполнил рюмки горячительным напитком. – В камере найдут два уже остывших тела. Вскрытие покажет, что заключённые умерли от острой сердечной недостаточности. Послезавтра их похоронят на тюремном кладбище. Не беспокойтесь о них – это всего лишь фантомы, материализованные на короткое время. Ладно, выпьем, друзья. За всё хорошее!
– Погодите, – сказал я. – Та давнишняя сцена при побеге – на берегу Чехоньлея – тоже очередной ваш трюк?
– Ничего подобного, – ответил испанец. – Там всё происходило со стопроцентной реальностью и совсем не по моему сценарию. Можете убедиться.
Он распахнул рубашку, и нашим взорам представились пулевые отметины на его груди. Один из шрамов был прямо в области сердца.
– Как же вы выжили? – в унисон спросили мы с Черноусовым.
– Наверное, вы слышали о тибетских монахах, которые приводят своё тело в такое состояние, что их не берут ни пули, ни стрелы. Или о египетских жрецах, по которым проезжали на колесницах. И в том, и другом случае без какого бы то ни было ущерба для испытуемых. Если подобным образом могли подготовиться они, то тем проще это было сделать мне. Пули прошили меня насквозь, но не нанесли повреждений внутренним органам. Только в воду я нырнул по собственной воле.
– И долго вы там находились? – спросил Черноусов. – Ведь уже через пять минут вы должны были стать утопленником.
– Ещё чего не хватало – утопленником! Вспомните индийских йогов, способных продержаться без воздуха несколько суток! Когда стемнело, я выбрался на берег. К тому времени мои экстрасенсорные способности практически полностью восстановились, и я без каких-либо приключений отправился в другую поднебесную, оставив вашу земную юдаль.
Дон Кристобаль поднял свою чарку. Мы последовали его примеру, чокнулись, выпили и набросились на еду; после молниеносного путешествия с острова Тёмного и переживаний от свободы, внезапно свалившейся на наши головы, она показалась нам весьма недурственной и необходимой.
Когда и первые, и вторые, и третья блюда были поглощены, наш сотрапезник предложил отправиться вместе с ним в запараллелье.
– Не сомневайтесь, – сказал он, – там вы найдёте немало интересного и обретёте такие же способности, какими обладаю я сам, – в полном объёме. Потом, при желании, сможете вернуться в этот бренный мир, где бал преимущественно правят деньги, жажда власти и нескончаемых удовольствий, тщеславие и предательство.
