засаленную тряпицу, развернул и дал Архипу медный крестик, тот сразу же узнал нательный крестик Антона, тот самый, крещенский, который выбрала жена. Так вот чего он
туда пошел… Архип задумался.
Восстание было глупым. Нет, оно не было неподготовленным, к нему готовились. Оно было именно глупым и несуразным. Было все так: Гната нашел один офицер, который раньше был в отрядах самого атамана Шепеля, того самого, который дважды или трижды Винницу брал, под Петлюрой ходил. Степан Романовский, как представился офицер, прибыл для того, чтобы подготовить всеобщее крестьянское восстание. Это должно было помочь Петлюре, которому поляки обещали военную поддержку, пойти походом по Украине, с Подола, который стал бы базой восстания, планировали наступать на Киев, чтобы с властью большевиков покончить — раз и навсегда. И тогда бы Украинская республика стала бы вольным и независимым государством, под управлением пана Петлюры. Гнату офицер привез привет от верного человека, так что Гнат Романовскому полностью доверял. Архип тоже пану Романовскому доверял, Шепелю, с которым судьба его пару раз сводила — доверял, а вот Петлюре, с которым столкнулся однажды, не доверял ни на грош. Было в Петлюре что-то такое, что вызывало у Архипа полное неприятие мелкого диктатора — презрение к людям, что ли… Он не мог точно сформулировать это ощущение, не хватало образования, чтобы разложить по полочкам, но ощущение вылилось во фразу «гівно-чоловік»[78]. И эта фраза была окончательным приговором. Конечно, Архип не знал, что более чем через полстолетия напишут слова про «презрение к людям у нюхающих розы», которое «страшнее, но честней гражданской позы», но если бы Архип знал эти фразы, то мог бы удивиться тому, как в Петлюре оба качества — и презрение к людям, и гражданская поза, сочетались в высшей степени удачно. А потому оценка, данная Майстренком, бывшему диктатору была исчерпывающей и большего уточнения не требовала. Степан оказался человеком уверенным, толковым, умелым. Он курсировал по селам, говорил с народом, умел разбираться в людях и выбирал из них только тех, в ком был уверен — не предаст. Надо сказать, что задание Романовского было сложным — народ от бесконечной войны устал, а большевики крестьянину землю дали. Петлюра что-то бубнил про «потом», что надо решать мудро, а большевики разрешили черный передел — кто сколько сможет, тот и возьмет. Как и всегда, подкуп крестьянства, для которого земельный вопрос был очень острым и насущным со стороны большевиков был удачным. А сала за шкирку крестьянину большевики залить еще не успели. Хотя старались. Но продразверстку хитрые мужички как-то выдерживали, надежно укрывая излишки зерна от вечно голодных продотрядовцев. Архип тоже воевать не хотел. Но понимал, что с большевиками каши не сваришь. Еще немного пройдет времени — и прижмут они крестьянина. Вот и местный учитель, Колобродич, стал активно сотрудничать с Романовским. Наверное, если бы не Гнат, так и не стал Архип во все это ввязываться, а, может быть, стал бы… Сказать сложно. Он понимал, что все могло бы сложиться и по-другому. Но сложилось так, как должно было. И совесть Архипа молчала, значит, делал все, как надо было. Народ был взбаламучен. А выступления Петлюры все не было и не было. Говорили, что под Винницей появился Шепель, эту новость привез Степан Романовский, офицер был возбужден, но, в тоже время доволен. Вот только селянам от этого появления атамана не было ни холодно, ни жарко. Восстание вспыхнуло само по себе. И повод оказался глупее не придумать. В Гоноровке, маленьком селе недалеко от Ямполя, красноармейцы реквизировали у одного мужичка самогонный аппарат. Ну, казалось бы, что такое самогонный аппарат? Не хутор же забрали у человека? Так за хутор один украинский пан такое восстание поднял, что не одно десятилетие горели и Украина, и Польша, да и татарве с москалями досталось. А тут самогонный аппарат! Мужичка, которого с самогонным аппаратом прихватили пошла толпа крестьян выручать. А были среди тех крестьян сагитированные паном романовским. Своего товарища они отбили, солдатиков не то чтобы помяли, а совсем порешили. И тогда решили мужички, что надо всем миром вставать, тогда, может быть, сумеют как-то большевичков подвинуть, на место поставить. Знали, что частей регулярной Красной армии по Ямполю да Могилеву раз два да обчелся… Вот и приняв спасенного самогону для храбрости, разослали гоноровитые гоноровчане гонцов по окрестным селениям. И полыхнуло по могилевской и ямпольской земле… Поднялся крестьянский бунт — бессмысленный и беспощадный. На первых порах восставшим везло. Действительно, отряды красноармейцев стягивали к Жмеринке и Виннице, чтобы перекрыть движение отряда атамана Шепеля, так что несколько карательных отрядов из-за своей малочисленности нашли свое пристанище в украинском черноземе. Повстанцы особо не зверствовали — они просто убивали всех большевиков и красноармейцев, ну, так, на всякий случай, чтобы больше тута не лазили. Своих не трогали. Свои в Красную армию не шли. А кто шел, тот уже своим не был. Тот отряд шел из Могилева. Их отрядом командовал сам Романовский. Он был здорово зол, что восстание поднялось не вовремя. Но отряды повстанцев возглавил, понимая, что без толковой координации и взаимодействия восстание обречено на поражение в первые же дни. Засаду офицер организовал по всем правилам военного искусства. Отряд чекистов и красноармейцев попал под плотный оружейный огонь и тут же бросился врассыпную. Деморализованных большевичков добивали, преследуя по полю, как зайцев преследуют во время браконьерской охоты. Этого еврея довольно почтенного возраста, который бросился не в поле, а в лес, навстречу опасности, Архип и Гнат заметили сразу же. Гнат тогда толкнул Архипа в бок и сказал, что это же старый Лойко, ямпольский балагура, который контрабандой баловался, Гнат у него кое-какой товар промышлял. Заметил Лойка и Степан Романовский, который выпустил по беглецу три пули из нагана. Старик упал. «Посмотрите» — коротко буркнул Романовский Архипу. Тот с Гнатом отправился в лес. Лойко, на удивление, казался жив. Архип, которому до смерти надоело убивать, старика отпустил. На следующий день он переговорил с Гнатом и оставил повстанцев, Гнат последовал за товарищем. Архип оказался прав. Вскоре прибыли карательные части чекистов и восстание захлебнулось в собственной крови. Шепель ничем помочь восставшим не сумел. Белополяки запретили Петлюре выступать против большевиков, а сам Петлюра ничего из себя не представлял и позволил все набранные части разоружить. Потом говорили, что кто-то Петлюру пристрелил, на что Архип отреагировал совершенно спокойно: «Собаці — собача смерть»[79].
Пока Архип предавался воспоминаниям, Гнат его не теребил, мол, пора приступить к делу (в смысле
