видел только стройную картину рассуждений. Я с трудом удерживался, чтобы не восхититься его планом.
— Я готов сделать что угодно, — решительно произнес Руаун. — Однажды Гавейн спас мне жизнь в битве, с тех пор моя преданность принадлежит ему всецело. И я считаю его другом. Честь требует, чтобы я помог ему излечиться любым способом из тех, о которых ты говорил.
— Не получится, — Мордред в сомнении покачал головой. — Не примет он нашу помощь. Скорее, решит, что я придумал какое-нибудь коварное колдовство, чтобы лишить его жизни. Он выслушает наши предложения, а потом известит своего господина. Уверен, Артур прикажет ни в коем случае не доверять нам.
— Артур очень расположен к Гавейну, — кивнул Руаун, — но он же не видит всей ситуации.
— Если я найду лекарство и дам его Гвальхмаи, ты же не выдашь меня Верховному Королю? — жалостливо спросил Медро. — Я постараюсь составить эликсир побыстрее.
— Я помогу тебе в любом лечении, и постараюсь успокоить Артура; сообщу, что с нами все в порядке. — Руаун протянул руку.
Мордред схватил ее и с жаром пожал. Потом он перевел взгляд на меня.
— А ты? Ты нам поможешь?
Я отчаянно старался найти выход из этого тупика. Подняв глаза на Мордреда, я поразился его облику. Можно было думать что угодно, но передо мной сидел взволнованный, скромный, серьезный, озабоченный брат моего хозяина. При этом глубоко в душе я все равно чувствовал, что он неправ. Только вот в чем? Где?
— Наверное, Гвальхмаи говорил тебе обо мне или о той борьбе, в которой, по его мнению, он участвует. Я знаю, что он может быть очень убедительным. Но подумай хорошенько и посмотри, неужто мое искреннее желание помочь ему не перевесит тех фантазий, которые им владеют?
— Решай, Рис, — добавил Руаун. — Его ведь и в самом деле не зря прозвали Гавейном Златоустом. Он убедит кого хочешь в чем хочешь. Но Медро говорит дельные вещи.
— Так ты нам поможешь? — с нажимом спросил Мордред.
Я судорожно облизнул губы. Где, где, где выход?
Внезапно перед моим мысленным взором промелькнул образ лорда Гавейна, стоящего на колене и предлагающего свой меч моему отцу. Тогда и там не на кого было производить впечатление, никого не надо было ни в чем убеждать, никому от этого предложения выгоды не было. Этот жест был таким же чистым, как тот, с которым лорд Гавейн принес клятву Артуру, как тот, с которым Артур принял на себя правление Британией — он был настоящим. За этим мелькнувшим воспоминанием последовали другие: вот милорд со смехом велит мне оставить дорогую заколку; вот помогает нам на ферме в делах, совершенно не подходящих дворянину и воину Короля; вот серьезно говорит с Артуром о судьбах Британии; поет свою удивительную песню на болотах перед Гвлад ир Хафом. Нет на самом деле никакой проблемы! Мордред лжет! Он все это время лгал. Для моего господина красноречие и вежливость были естественными, такова была его натура, а слова Мордреда оставались только тонким слоем позолоты на гнилом дереве. Мне даже не надо расспрашивать слуг короля Лота, я и так ни разу не видел от Мордреда ни одного благородного поступка или слова. Он, как торговец на рынке, всегда прикидывает, как бы ему повыгоднее сбыть лежалый товар. Да, я взвесил двух мужчин, два их способа жить, и теперь у меня не было никаких сомнений в том, кому я должен верить.
— Нет, — решительно произнес я. — Я не буду в этом участвовать. — Я поднялся со скамьи и посмотрел на них обоих сверху вниз. — Не хочу. Мой господин вовсе не сумасшедший, не обманутый и не одержимый, и вы, милорд Руаун, знаете это не хуже меня. Но предпочитаете верить господину Мордреду. И уж, конечно, я не стану давать своему господину какие-то «эликсиры», приготовленные колдуном, который только что заставил вас пообещать не рассказывать его врагу и вашему господину, Императору Артуру, о том, что вы затеваете.
Руаун вспыхнул и вскочил.
— Ты обвиняешь меня в измене милорду Артуру?! — вскричал он.
— А почему бы и нет? — Я старался говорить спокойно. — Вы же намерены изменить своему другу лорду Гавейну. Еще месяц назад вы называли его братом, говорили о том, что он спас вам жизнь, а теперь, из-за нескольких слов полузнакомого человека готовы об этом забыть. Между прочим, этот человек уже объяснил вам, что «политическая необходимость» сделала его врагом вашего господина. Отец этого человека, возможно, принимает участие в заговоре против Императора, а мать — знаменитая ведьма. Скажите мне, что из того, что я сказал, неправда?
Руаун в ярости так ударил меня по лицу, что я отлетел, запнулся о скамью и крепко приложился головой об пол. В глазах потемнело, но сознания я не терял. С трудом поднялся сначала на четвереньки, потом кое-как сел, держась за гудевшую голову.
— Знай свое место! — все еще в запале крикнул Руаун. — Как ты смеешь так разговаривать с воином? Выпороть! Будешь помнить, что слугам дозволено, а что — нет! Тебе и так позволили слишком много, и вот к чему это привело! — Рыцарь выхватил меч, намереваясь ударить меня плашмя, но тут Мордред схватил его за руку.
— Не делай этого, друг Руаун! — воскликнул он. — Не стоит бить его. Это же не твой слуга!
— А Гавейн бить его не станет, — каким-то сварливым тоном пожаловался Руаун, но меч в ножны вложил.
Я поднялся на ноги, пиршественный зал и стены раскачивались, в ушах звенело. По-моему, на нас смотрели другие воины, впрочем, могу и ошибаться, так как от злости почти ничего не видел вокруг. Я очень надеялся, что Руаун замахнется еще раз, и уж тогда я врежу ему в ответ.
— Если Рис не хочет верить правде, то это не по злобе, а от излишней преданности, — продолжал уговаривать воина Мордред. — Это его дело. А наше дело — попытаться вылечить моего брата. Если нам это удастся, то и Рис будет рад, я уверен. Оставь его.
В этот момент я понял, что Мордред беспокоится и проверяет, не откажется ли Руаун участвовать в его планах. Он-то надеялся, что мы тут все будем заодно, но мой отказ
