11 Основываясь на «Анналах Генуи» Августино Джустиниано, я полагаю, что их имена должны быть Одоардо де Дориа и Карло Гримальди. - Denys Sovage. Виллани в своей «Всеобщей истории» (Chronique Universelle) упоминает Антона Дориа и Карло Гримальди в качестве капитанов генуэзцев в битве при Креси. - там же.
12 Историки Бретани говорят, что французы удержали это место, и что король Иоанн дал его в качестве аппанажа своему сыну Луи, графу Анжуйскому. Карл V признал, что оно принадлежит герцогам Бретонским и вернул его назад.
13 Согласно «Истории Бретани», французы оставались в городе до 18 декабря, и граф Монфор сам сдал город герцогу Нормандскому, узнав о настоящем настроении горожан и зная, что он долго не может от них зависеть. Говорилось, что он был введен в заблуждение красивыми речами герцога, который клятвенно обещал снова доставить его в город Нант в том же состоянии, в котором он его встретил, и пожаловал ему охранную грамоту.
14 Фруассар был неверно информирован. «Именно в это время (1345) граф Монфор нашел средства бежать из башни Лувра, где находился в заточении свыше 3 лет. Некоторые особы, охваченные состраданием к нему, переодели его купцом и помогли ему в его бегстве. Он отправился прямо в Англию, и нашел короля Эдуарда в Винчестере, который как раз писал папе, жалуясь на нарушения Филиппом де Валуа договора о перемирии, заключенного в Малеструа и объясняя причины, по которым он объявил ему войну. Он был всецело занят большими вооружениями, которые готовил против Франции и той войной, которую намеревался вести в Гаскони. Тем не менее, он нашел подобающим пожаловать некоторое количество войск графу Монфору, чтобы поддержать его в борьбе против Карла Блуасского. Командование этими войсками он вверил Уильяму Богену (Bohun), графу Норгемптонскому, которого он назначил своим генерал-лейтенантом как в Бретани, так и во Франции.
Граф Монфор, перед тем, как покинуть Англию, принес ленную присягу королю за герцогство Бретань, в Ламбете, в апартаментах архиепископа, в присутствии графа Нортгемптона и некоторых других сеньоров. Он погрузился на судно вместе с войсками и отплыл в свое герцогство, сделал неудачную атаку на Кемпер, которую не долго пережил. Он умер 26 сентября 1345 в замке Энбон, и был вначале похоронен в церкви Святого Креста в Кимперле (Kimperle), но позже был перенесен в церковь доминиканцев в том же городе. Перед смертью он оставил завещание и назначил короля Англии опекуном его сына, Жана Бретонского» - История Бретани.
15 Малкольм Флеминг Каммирнэльдский (Malcolm Fleming of Cummirnald).
16 Дэвид II со своей супругой, Джоанной Английской, приплыв из Франции, высадился в Инверберви (Inverbervie), в Кинкардиншире (Kincardineshire) 4 мая 1341 г. - Annals of Scotland.
17 вероятно, у Квинс Ферри (Queen's Ferry).
18 Буквально - 3 красные подушки (pillows), однако, на памятнике его отцу в Шотландии на гербе изображены именно ромбы. - прим. пер.
19 Впоследствии его обменяли на графа Солсбери, плененного французами в окрестностях Лилля. Французы не освободили Солсбери до тех пор, пока тот не принес клятву никогда не носить оружия во Франции, и Эдуард III согласился с таким необычным условием. - Анналы Шотландии, vol. 2, p. 210.
Лорд Бернерс описывает эту атаку такими словами: «И утром несколько окрестных джентльменов, из тех, что находились в городе, вышли из него города в числе 200 копий, чтобы сделать атаку на шотландское воинство. Они устремились на шотландское войско, прямо на палатки графа Морея, на гербе которого было изображено 3 красных ромба на серебряном поле. Они взяли его в постели и убили или ранили многих других и захватили огромную добычу. Затем они вернулись в город храбрецами, с великой радостью и доставили графа, в качестве пленника, капитану замка, лорду Джону Невиллу» - Ed.
20 Сэр Джон Невилл, о котором здесь говорится, был старшим сыном и наследником Ральфа, лорда Невилла и отцом первого графа Уэстморленда, и его семейные владения находились на севере. - Ed.
21 Лорд Бернерс перевел этот пассаж более корректно, поскольку Фруассар не имел в виду говорить, что сожжение церквей в языческой стране не должно приравниваться по горести к такому же событию в христианской. «Город был взят силой и разграблен и сожжен дотла, и люди всех рангов были преданы смерти без милосердия - мужчины, женщины и дети, монахи, священники и каноники, так что, таким образом, не осталось ни человека, ни дома, ни церкви, но все было разрушено. Достойно великого сожаления, что так разрушалось христианство и Божьи церкви, где почитают Бога и служат ему». Этот пассаж примечателен, как иллюстрация суеверных чувств в эти рыцарские времена. Мы прежде имели перед собой много примеров сожжений и резни и даже насилия над монахинями, но все это было только предметами повествования. «Сейчас я читаю Фруассара мистера Джонса, - говорит м-р Barbauld в одном из своих изящных писем, - и я думаю, что ничто так не поражает в ужасах войны, как то, что он просто вообще не поражается им». Лишь только, когда церкви подвергаются разрушению - только тогда проявляется его сожаление как каноника.- ED.
22 Это представляется неточным, так как в этом случай английская армия должна была бы перехватить шотландцев при возвращении. Лорд Бернерс читает Йорк, в издании Соважа стоит Варвик. - Ed.
23 Слова Фруассара, согласно изданию Соважа, с которым едва ли согласен лорд Бернерс, следующие: «Они говорили один с другим, пока король Дэвид еще продолжал яростные атаки, и видя, что из-за короля их люди получают раны и мученически гибнут без причины, и что король Англии может запросто подойти и дать им сражение еще до того, как замок будет взят, они в один голос сказали королю Дэвиду, что он слишком надолго здесь задержался»... и т.д. - Ed.
24 Все это представляется баснословным и придуманным некоей особой, имевшей целью обмануть любознательную доверчивость Фруассара. Это не может быть согласовано с известными историческими датами, с характерами и положением упомянутых здесь лиц, ни с общим ходом достоверных событий. Если бы Дэвид свирепым образом разорил патримонию Св. Кутберта (т.е. Дархэм), о чем сообщает Фруассар, то английские хроники должны были бы разразиться многим красноречием по поводу этой гнусности, более серьезной, по мнению того времени, чем нарушение любой из 10 заповедей. Кроме того, разрушение Дархэма, о чем сообщает Фруассар, было событием слишком исключительным и важным, чтобы его совсем опустили, а все же английские историки о нем не упоминают, не упоминает и Fordun, чьему простому повествованию я предпочел бы следовать - Annals of Scotland, vol. ii. p. 211.
25 Мы надеемся, что наши читатели простят нас за повтор этого пассажа, переведенного со староанглийского языка лорда Бернерса, но мы не можем удержаться и не привести этот прекрасный роман, так как ничто лучше этого отрывка, изложенного в такой поэтической манере, не характеризует его автора.
«Как только леди узнала и приходе короля, она распахнула ворота и вышла из замка столь богато одетой, что все мужчины изумлялись ее красоте и не могли налюбоваться ее благородством, ее великой красотой и теми любезными словами и манерами, которыми она выражалась. Когда она подошла к королю, то преклонила перед ним колени, благодаря его за то, что он пришел на помощь, и затем провела его в замок, занимая его и выказывая уважение, как она хорошо умела делать. Все люди взирали на нее с изумлением, сам король не мог отвести от нее взгляд, он подумал, что никогда прежде не видел столь благородной и прекрасной дамы. Он был поражен в самое сердце искрой прекрасной любви, которая длилась еще долгое время. Он подумал, что во всем мире нет другой такой дамы, столь достойной любви, как она. Так они вошли в замок, идя рука об руку, сперва дама провела его в залу, а затем - богато убранные покои. Король так смотрел на даму, что та была смущена, наконец, он подошел к окну и оперся на него, и так спал в глубокую задумчивость. Дама отправилась занять сеньоров и рыцарей, которые там находились, и распорядилась убрать зал для обеда. Когда она всем распорядилась, то с приветливым видом пришла к королю (а тот находился в глубокой задумчивости) и сказала ему: «Дорогой сир, почему вы так задумались, ведь вашей милости незачем огорчаться, кажется, нет никакой причины для этого. Вы скорее должны быть в хорошем настроении и радоваться, что прогнали прочь своих врагов, которые не отважились вас дождаться. Пусть об остальном думают другие люди». Тогда король сказал: «Дорогая леди, знайте правду, что как только я вошел в замок, одна дума пришла ко мне на ум, я не могу ее прогнать, но не могу о ней не думать, не могу я сказать, что будет из-за нее, и из сердца своего я не могу изгнать ее». «Сир, - ответила дама, - вы должны сейчас пировать и отдохнуть среди своих людей. Бог так помогал вам в ваших делах и оказал вам столь великие милости, что вы являетесь самым прославленным и уважаемым государем во всем христианском мире, и если шотландский король доставил вам какое-нибудь огорчение или нанес вам ущерб, вы можете хорошо отомстить за это так, как вам будет угодно сделать, и как вы делали много раз до сих пор. Сир, оставьте вашу думу и пойдемте с зал, если вам это угодно, ваш обед уже готов». «Прекрасная леди, - ответил король, - другие вещи лежат у меня на сердце, о которых вы не знаете, но воистину ваши приятные манеры, ваш совершенный ум, добрая любезность, благородство и исключительная красота, которую я в вас вижу, так сильно поразили мое сердце, что я не могу не любить вас, и я не могу жить без вашей любви». Тогда дама сказала: «Воистину благородный государь, ради Бога, не искушайте меня. Я не могу поверить, что это правда то, что вы мне сказали, что такой благородный государь, как вы, можете думать обесчестить меня и моего господина, моего мужа, который является таким доблестным рыцарем и сослужил вашей милости столь добрую службу и который все еще томиться в тюрьме ради вашего дела. Определенно, сир, это не даст вам ни малейшей пользы, и не принесет ничего хорошего. Никогда прежде таких мыслей не было в моем сердце, и я, верую в Бога, полагаю, что такого не будет ни из-за одного мужчины. Если же у меня возникнут такие намерения, то именно ваша милость должна будет не только опозорить меня, но и наказать мое тело по справедливому суду». После этого дама ушла от короля и отправилась в залу поторопить в обедом. Затем она вновь вернулась к королю и привела с собой нескольких своих рыцарей, и сказала: «Сир, если вам угодно, идемте в зал, ваши рыцари ждут вас, чтобы вымыть руки, ведь вы спешили столь издалека. Тогда король пошел в залу и помыв руки, сел вместе со своими лордами и вместе с дамой. Король едва ел, и все время был печален, и при каждой возможности, обращал свои глаза к даме. Его рыцари был очень удивлены его поведением, так оно было на него не похоже, некоторые думали, что он ведет себя так из-за того, что шотландцы от него ускользнули. Весь этот день король, что король провел там, он не знал, что делать. Иногда он полагал, что честь и справедливость защитят его от такого бесчестного поступка по отношению к такой даме и такому честному рыцарю, как ее муж, который всегда хорошо и честно служил ему. Иногда его страсть так одолевала его, что он забывал и чести и о справедливости. Так король спорил сам с собой весь этот день и всю эту ночь. Утром он поднялся и поднял свои войска, и со всей поспешностью отравился вслед за шотландцами, чтобы изгнать их из королевства. Тогда он, прощаясь с дамой, сказал: «Моя дорогая леди, я вверяю вас Богу до того времени, когда я снова вернусь. Прошу вас тогда ответить мне иначе, чем прежде». «Благородный государь, - ответила дама, - Бог впредь сделает славным ваше поведение и изгонит ваши нечестивые думы. Сир, я и сейчас и впредь буду готова служить вашей милости ради вашей чести и ради своей». С этим король уехал совершенно сконфуженный.» - Ed.
