— Мы будем счастливы до конца своих дней.
— Это сколько? Два месяца? А потом наши трупы найдут на обеденном столе с разделочными ножами в спинах. — И, немного подумав, повторяет: — Ты ведь меня не любишь.
— Да? А кто тебя любит? Уж не Майлз ли?
— Ничего ты не знаешь, тебе не понять. — Бет отчаянно пытается подобрать нужные слова и хлопает себя по шее то ли раздраженно, то ли от отчаяния. — Ты думаешь, он это сделал бы, если б не любил?
— А-а, понятно. Это знаки внимания. Надо же. А я-то, глупенький, решил, что мой дружище Майлз — законченный подонок и садист.
Она качает головой:
— Ты просто не знаешь. — И, немного помолчав, добавляет: — Ты не знаешь, что я ему сделала. Я нехорошая.
— И что же ты такого натворила? Я все прекрасно знаю — ты сама мне рассказывала. Так что с того?
— Я поступала плохо. Очень плохо.
— Так ты теперь его оправдываешь! Ушам своим не верю.
— Нет. Не оправдываю и не защищаю. Просто я хотела сказать… Ты не понимаешь и не имеешь права осуждать.
Мы молча пьем, тягостно размышляя.
Наконец я говорю:
— Хорошо, не мне, конечно, судить. Ну кто я такой? Проститутка.
— Бывшая проститутка. — Бет улыбается. — Несостоявшийся альфонс.
Тогда я беру ее ладонь в свою, внезапно снова посерьезнев.
— Знаешь, нас обоих нужно спасать.
Она отнимает руку.
— Нет, все совсем не так.
Сидим небольшой компанией — я, Кэт, Клайв, Амрита, Эдвард — и беседуем. Вдруг к нам этаким черным шелковым облачком подплывает Оливия и представляет двух новых гостей: некую Венецию и какого-то брюзгу с кирпично-красным лицом. Мы замолкаем, принимая в компанию новых собеседников.
— Должна извиниться за своего дражайшего супруга, которому недуг не позволяет присоединиться к нам в этот час, — говорит Оливия. — Хотя не исключено, что он найдет в себе силы спуститься позднее. И все-таки, мне кажется, вечеринка удалась на славу, несмотря на отсутствие нашего прославленного bonhomie [49]. — Встречаем эту фразу дружным смехом. — И, разумеется, если на время забыть о неприятной вспышке насилия в библиотеке.
Засмеялись лишь мы с Бет, да и то несколько неуверенно. Мне сразу стало понятно, что парочку новичков матушка Клайва привела, дабы опробовать на них свои колкие остроты.
— Итак, мой друг Дэниел Своллоу, — Оливия демонстративно берет меня за руку и обводит взглядом слушателей, — расстался с девушкой почти год назад и с тех пор вел, боюсь, довольно беспутный образ жизни настоящего альфонса. — Она от всего сердца хохочет, а я пискляво и нервозно хихикаю. — Да-да, дорогуша, — говорит Оливия, устремив на меня ослепительно ясные синие глаза. — Тут уж не поспоришь!
Что она делает? Так и знал: быть мне опозоренным. Бет стискивает мою руку, искренне забавляясь.
— Но теперь я вам с радостью сообщаю, что наш друг осознал свои ошибки и искренне в них раскаялся. — Оливия продолжает развлекать собравшихся. — Он поработал над своим поведением и через пару недель заступает на службу в моей галерее Пимлико. — Гости одобрительно хмыкают. — Что же касается его нелегкой и опасной личной жизни, тут уж судить не нам. Хотя у меня имеются некоторые подозрения…
Бет опускает взгляд, однако не спешит отпускать мою руку.
— А вот Эдвард и мой старший сын, Гектор…
Наверное, приблизительно в этот момент лорд Крэйгмур, недавно восставший с одра болезни, присоединяется к нам и начинает слушать вместе со всеми, оставаясь никем не замеченным.
— Гектор, — продолжает Оливия, — как хорошо известно близким ему людям, встречается с Эдвардом вот уже много лет, и теперь я рада сообщить гостям: наконец наш Гектор сделает из своего друга уважаемого человека. В следующем месяце наши влюбленные летят в Калифорнию, где состоится их венчание в настоящей церкви, с соблюдением необходимых ритуалов. Разумеется, все присутствующие приглашены!
Из задних рядов слышится глухой сдавленный стон, на который никто не обращает внимания.
— И, наконец, я с огромным удовольствием представляю вам новую подругу моего третьего сына, Клайва: принцессу Амриту!
Амрита с очаровательной застенчивостью делает элегантный реверанс, неудачным образом изгаженный громогласным выкриком из-за спины Оливии: «Да она же черная!»
Мы оборачиваемся и видим, как седьмой барон Крэйгмур, четырнадцатый Великий Магистр Лиги Защитников Альбиона, хватается за грудь и опускается на пол в глубоком обмороке.
* * *
А затем следует захватывающий перелет на вертолете «скорой помощи» над укрытыми снегом формациями дымчато-бурой разновидности кварца. Лорд Крэйгмур лежит с синим лицом под кислородной маской, а Оливия изо всех сил флиртует с темноглазым нежноголосым врачом. Она настаивает, чтобы я тоже летел — провериться, нет ли переломов.
Как выясняется, я действительно разжился переломами — вернее, для меня постарался Майлз. Дежурный врач утомленно рассматривает мои размозженные пальцы, бурые от запекшейся крови, и в его усталых, обведенных темными кругами глазах читается апатичное недоумение.
— И что вы хотите? — спрашивает он. — Мы не ставим таких мелких шин. Люди то и дело ломают пальцы: кто о мебель споткнется, кому бывший лучший друг отдавит. И ничем тут не поможешь — заживут до свадьбы. А пока ноге нужен покой.
А вот лорду Крэйгмуру придется задержаться в больнице подольше: ему очень нездоровится.
В замок я возвращаюсь на такси — долгая, нудная поездка. А по прибытии становится ясно, что вечеринка закончена. Наверное, не слишком вежливо продолжать отплясывать, когда хозяин дома лежит с обширным инфарктом из-за того, что его первенец оказался недолжным образом ориентирован, а третий сын вступил в плотские отношения с чернокожей.
Клайв угощает всех чаем, и мы разбредаемся по спальням. На лестничной площадке я спрашиваю Бет, видит ли она что-нибудь. Качает головой.
— Нет ее, — говорит, — исчезла.
Луна зашла. Бухта и горы — сплошная чернота. Мы стоим рядом у окна и дрожим от холода, виски, пережитого потрясения и не знаю чего еще.
Наконец я кладу руку Бет на плечо.
— Пошли. Ни за что на свете не стану спать один после такой ночки.
Большая кровать по-прежнему холодна. Но уже не настолько.
Бет почти спит, но я не могу справиться с искушением задать бесконечно тревожащий меня вопрос. Приподнимаюсь на локте и гляжу ей в лицо — такое детское и невыразительное, какое бывает у всех во сне.
— Что ты подумала, когда впервые меня увидела?
— М-м? — Она поворачивается, но глаз не открывает. Затем говорит: — Я сразу поняла, что не безразлична тебе. — И, когда я начинаю самодовольно улыбаться в темноте, добавляет: — Всегда знала, что беспокойства от тебя будет порядком, зато ты станешь краеугольным камнем в моей судьбе.
Ах.
— Как песчинка в раковине?
— Не преувеличивай. — Бет открывает глаза. — Ты смешной, забавный, очаровательный и прочее. Но мне все это уже попадалось, и далеко никогда не заходило. — Она думает. — Ты был растерян и беспомощен, хотя и не как маленький мальчик. И в конце концов я поняла — у нас с тобой совпадают взгляды на многие вещи. Меня даже разозлило, что твой любимый фильм «Добрые сердца и диадемы», потому что он у меня второй или третий среди особенно нравящихся. И еще ты вроде как взрослый. Я не скажу, что ты невероятно зрел для своего возраста, — все в меру. Среди твоих ровесников такое встречается редко. Была в тебе какая-то усталость от жизни. Не наигранная, как у подростков, которые делают вид, будто познали жизнь, а настоящая. Это хорошо. — Она вздыхает. — Думаю, я всегда была к тебе в чем-то неравнодушна.
— А сейчас?
— Я по-прежнему к тебе неравнодушна, — осторожная улыбка, — в чем-то.
Опускаюсь на постель. Проходит довольно долгое время, как вдруг Бет снова шевелится, кладет руку мне на плечо и бормочет:
— И всегда буду.
Воскресенье выдалось странное. Рано утром раздается звонок, и наследникам сообщают, что ночью лорд Крэйгмур ушел в мир иной. Из больницы приезжает Оливия, и каждый понимает, что должен пребывать в глубоком трауре, однако никакой подавленности не чувствует. А у меня вообще такое чувство, будто хозяйка вот-вот прикажет подать на завтрак шампанское.
Гектор теперь новый лорд Крэйгмур и владелец наследного замка. Он преисполнен планов все здесь переоборудовать и устроить лучший в Европе гольф-клуб для гомосексуалистов. С подачи матери он даже предлагает превратить огромные заброшенные парники викторианской эпохи в сауны и парильни.
Наверное, что-нибудь из этого выйдет.
Кэт бросает на меня неоднозначные взгляды. Наконец я решаюсь поинтересоваться, в чем дело.
— Я все никак не могу забыть вчерашнюю шутку Оливии. Будто бы ты в последнее время был кем-то вроде альфонса. Ты не обижайся, но я хочу спросить, это правда?
