Никто не стал сказанное комментировать, лишь едва слышно хмыкнул Канн. Баал улыбнулся. Да, его друзья навряд ли знают об этой бесценной субстанции много. Книги, фильмы, редкие философские размышления — всего этого не достаточно, чтобы знать детали, а Дрейк не часто упоминал о них, зная, что в его мире стоит непроницаемый для «темных» заслон и что душам населения его мира навряд ли что-то угрожает. Но их Начальник всегда был умным малым. Гораздо умнее, чем многие предполагали.
— Так вот, в один из темных осенних вечеров, окружив себя горящими свечами, обложившись ритуальными зельями и нарисовав на полу некий нужный символ, — я до сих пор не знаю подробностей — моя мать прочитала то самое заклинание, которое, по ее мнению, должно было призвать в мир живых демона. Закончив чтение, она какое-то время выжидала, но ничего не случилось. По крайней мере, не сразу. А далее произошло странное событие, которое она поначалу никак не связала с проделанным обрядом: в дверь постучал сосед. Насколько я знаю, он жил на соседней улице через дорогу; владел собственной автомастерской, пребывал в расцвете сил и хорошей физической форме, и к тому моменту моя мать по нему какое-то время сохла. В общем, был ливень, гроза в тот вечер обрушивала на Кураст тонны воды, а у соседа, как выяснилось, случилась проблема с замком. То ли заело, то ли сломался вставленный ключ, и, не зная, куда податься в непогоду, он постучал в единственную квартиру, хозяина, точнее, хозяйку которой он знал. Мать, понятное дело, открыла и впустила гостя.
Баал вновь умолк. Теперь даже от спин его товарищей исходил интерес — продолжай, мол, чего там дальше? Мы слушаем.
— Мда. Наверное, спустя годы какие-то детали не смогу связать даже я, но основную судьбоносную линию я помню. В ту ночь моя матушка, разочарованная неудачей с ворожбой и изрядно после этого выпившая, зализывала душевные раны не в одиночестве, а в постели с парнем. Огненная ночь, жаркий секс и щемящая надежда на то, что она наконец-то нашла родственную душу. Как же, ее выслушали о самом сокровенном: немного пожурили за алчность, посочувствовали ее нелегкой жизни, выспросили о мечтах и тактично и незаметно задали вопрос о том, а чем же она, собственно, готова расплатиться за счастье? «Всем» — так она тогда сказала. Да, именно так, хотя мне призналась в этом лишь много лет спустя. В общем, сомневаюсь, что в тот вечер она поняла, что отворила двери демону и жаловалась на невзгоды ему же, ведь принято считать, что жители ада являются взору в виде черного дыма или же силуэта, но никак не собственного соседа, с которым ей всегда хотелось завести интрижку. Но беда в том, что демонам гораздо легче залезть в чью-нибудь шкуру, нежели являть истинный облик и терпеть неудобства среднего мира, терзаясь необходимостью тратить силы на беседу в отсутствии твердой оболочки — на это уходит уйма энергии. А вот поймать первого встречного, временно завладеть его разумом и вершить дела, не расходуя силы на поддержание собственного облика, — это пожалуйста. Жаль, что моя матушка об этом не подозревала, хотя теперь, признаться, я сомневаюсь, что знание сего факта что-то изменило бы. Ведь, как я уже говорил, если человек намерен чего-то добиться, да еще и любой ценой, всегда найдется и тот, кто будет готов предложить ему сделку.
— Так этот сосед и стал впоследствии твоим отцом?
Вопрос прозвучал бестактно, но он попросту не мог не прозвучать. Есть такой вид вопросов, которые сдержать внутри попросту не хватает сил. Регносцирос не стал обижаться на Эльконто — этому увальню он всегда прощал многое, наверное, как и Лагерфельд, за красивые глаза и умение не прикидываться, но «быть» плюшевым медведем, а так же за искреннюю, пусть часто и завуалированную доброту внутри. Тем более, чего обижаться, если уж сам вызвался ворошить в памяти события прошлого? Назвался груздем, как часто говорила Бернарда, так и полезай в кузов. Правда, зачем, будучи грибом, лезть в непонятный кузов, Баал не понимал никогда, но поговорку, тем не менее, почему-то запомнил.
— Да, можно сказать и так. Но моим отцом в итоге стал не он, а тот, кто сидел у него внутри — демон.
Вновь удивленно хмыкнул идущий впереди Канн.
— Вот чего я не знал, так это того, что демонам приходится размножаться таким же путем, как и нам, людям. Неужели это обычная практика?
— Сомневаюсь. Скорее, исключение из правил. По крайней мере, ни я, ни, как выяснилось впоследствии, Дрейк, о таком больше никогда не слышали. Союз демона и человека — это прямое пересечение миров и настолько же редкое явление, как и град во время засухи. Такого попросту не должно было случиться, но случилось. И я до сих пор не знаю, ошибка ли это природы или же заложенный в вираж судьбы непонятно кем великий смысл, но результат один, и он налицо — это я. Получеловек-полудемон с одной второй человеческой души.
— Одной второй — это как? — Дэйн аж встал на месте от изумления.
— Одной второй — это значит половиной. Но об этом позже, ладно? Иначе я собьюсь.
— Как скажешь. Ты, главное, рассказывай — уж, очень интересно дослушать, а хронология не важна. Благодаря тебе я хоть на время забыл об этих говнотенях, да и шагать веселее.
— Это точно. — Подтвердил Стивен. — Хоть монотонность пропала.
— Рад развеять вашу скуку.
— Эй, да это не скука. Ты думаешь, мы не в курсе, что эта история до этого момента вслух, скорее всего, не звучала?
Канн как-то по-особенному проникновенно заглянул в черные глаза Баала, и тот тут же отвернулся, принялся изучать туман слева с такой тщательностью, будто невидимый прожектор транслировал туда изображение голых девиц.
— Мы ценим твою откровенность. И ты не подумай — с крыльями ты или без — нам плевать, ты наш друг и всегда им будешь. Даже если на этом месте прервешь свою историю и ни слова больше не добавишь. Какая разница, от кого ты родился, если человеком при этом стал хорошим?
— В том-то и дело. — Покачал головой Баал. — Не уверен, что я стал хорошим человеком сейчас, и уж точно не был им тогда. Но лучше, наверное, по порядку. В общем, как можно предположить, через девять месяцев после той памятной ночи родился я. Маленький мальчик с пронзительно-зелеными глазами.
— Зелеными?
— Да, зелеными. Так говорила мать. Это немаловажный факт, поэтому я хотел отметить его сейчас. А наряду с моим рождением произошло еще несколько вещей. Точнее, они начались еще до моего рождения, а если уж быть совсем точным, то почти сразу же после исчезновения из жизни матери того самого соседа, по которому она продолжала горевать не то неделю, не то две — в общем, до момента, пока не выиграла в лотерею первую крупную сумму.
