class="p1">А некоторые весьма конкретные статьи вдруг не сошлись и накативший на иных представителей этой славной профессии животный ужас докатился даже до меня.
Ведь, оказалось, что вся эта царская армия в аэропорту собрана не для того, чтобы задержать «самого опасного преступника в империи со времен восстания Оболенских». А цесаревна, приезд в аэропорт которой особо горячие и взбудораженные головы посчитали желанием правящего дома лично присутствовать при казни террориста, теперь вопреки всем нормам приличия и здравому смыслу идет с ним под руку и мило болтает, словно влюбленная школьница.
И где для одних журналистов этот факт новостная бомба, что выведет их карьеры на новый уровень благодаря удачному фото и эксклюзивной статье, там же для других это смертный приговор. И очень повезет если только для карьеры.
Оттого число журналистов вдруг сократилось вдвое, а один из вертолетов посчитал что пора бы улетать. Желательно из страны.
— Все потому, Артем, что вы слишком стеснительны, — нашла неожиданный ответ цесаревна.
— Полагаете? — искренне удивился я.
— Конечно, — решительно подтвердила Елецкая, — как и весь ваш род! Вы ведь не будете выступать с опровержением даже если я это организую?
— Нет, — охотно подтвердил я.
— Вот! — кокетливо стрельнула глазками цесаревна, — и приемы вы не посещаете, на званые вечера не ходите, интервью не даете. В аристократическом обществе нельзя быть закрытым, ведь созданный вами недостаток информации недоброжелатели обернут в свою пользу и заполнят тем, что выгодно им.
— А потом умрут…
— А? — сбилась девушка с мысли.
— Как оскорбившие честь аристократического рода. Публичная клевета равносильна объявлению войны, — пожал я плечами.
— Если только вы сочтете нужным заявить о нанесенном оскорблении, — недоуменно и слегка напугано выдала цесаревна.
— В этот раз не потребуется, — успокаивающим тоном добавил я, — известный нам господин имел неосторожность нанести оскорбление и вашему батюшке.
— Вы нашли доказательства? — замерла на месте цесаревна и в ее округленных глазах проступили слезинки, но девушка быстро справилась с еще не остывшими эмоциями от недавнего похищения и стерла их золотистым платочком.
— Нашел, — утвердительно кивнул я и повернулся в сторону поредевшего количества репортеров, сгрудившихся за границей военного оцепления, — если господин Холмский не дурак, то прямо сейчас пакует чемоданы.
— А что если… не пакует? — дрогнул голос цесаревны.
— То вы не зря взяли на вашу прогулку столь многочисленную свиту, — улыбнулся я и чуть крепче прижал к себе вздрогнувшую девушку, — но не будем о грустном, вы ведь не об этом спросить меня прибыли?
— Нет, — кивнула Елецкая, не став отстраняться, а наоборот прильнула еще больше.
То ли от холода, то ли от накатившего чувства тревоги. Как будто у цесаревны до этого не было для нее причин. И говорит девушка не особо торопилась, явно наслаждаясь столь редким моментом свободы от охраны и тишины.
— Сомов Иван Кириллович не с вами прибыл? — наконец тяжело и грустно выдохнула Елизавета Елецкая.
— Княжич Тобольский предпочел использовать родовой самолет, — донес я информацию, которую мне доложил Алекс прямо перед выходом на трап.
С Ваней оказалось все хорошо и государевым распоряжением пострадавшему на «турнире» Сомову была предоставлена возможность вернуться в столицу на самолете государя под охраной императорских гербов.
Вернуть выживших после резни лицеистов в целости и сохранности было одной из приоритетных задач государя.
Количество разъяренных могучих родичей, столпившихся у императорской резиденции, и так перешло все разумные пределы и плодить их еще больше государь был не намерен и отправился разбираться с ситуацией лично дабы особо отметить, насколько для него важны жизни каждого из угодивших в засаду высокородных.
— Очень жаль, придется ждать его прилета, — разочарованно вздохнула Елецкая и подняла взгляд к небу, краем глаза уловила мое недоумение, выждала пару секунд и пояснила, — отец распорядился проконтролировать безопасный трансфер в лицей каждого из вернувшихся учеников. Сегодня должны были прилететь только вы двое.
— Боюсь, вам долго придется ждать Елизавета Михайловна, — участливо заметил я, — по моим сведениям Иван Сомов улетел прямиком в Тобольскую родовую лечебницу. Досталось ему сильно.
— Вот как, — отчего-от обрадовалась Елецкая, — раз так, не откажетесь ли вы, Артем, отправиться в лицей в моей компании?
— Сочту за честь, — вежливо ответил я и мы направились к одному из веером расставленных бронированных внедорожников с имперскими гербами.
* * *
Тон разговора с цесаревной во время поездки в лицей весьма отличался.
Если во время нашей короткой прогулки лицо девушки сияло искренними эмоциями и детской непосредственностью, а действия были раскованными и свободными. То во время поездки Елизавета Елецкая вновь нацепила на себя горделивую маску члена правящей семьи и деловито-уважительным тоном задавала явно заготовленные вопросы, ответы на которые предназначались имперским дознавателям, для которых наш разговор внутри имперского внедорожника не являлся приватным.
Таким образом, я рассказал свою версию произошедшего, участие в «турнире», сражения с напавшим врагом, встречу с Богатырем и поимку Майора. Елецкая старательно смягчала формулировки вопросов, сглаживала обстановку своим очарованием и милой натянутой улыбкой, но тем не менее вся поездка походила на допрос.
Мягкий допрос с возможными большими последствиями. Ведь ложь в присутствии члена правящей семьи Рюриковичей каралась смертной казнью, а многие вопросы были не самыми удобными.
Про домик я в итоге умолчал, но про него прямых вопросов и не было. Тем делом занимаются совершенно другие люди.
Задача же тех, что здесь, это скорее составить целостную картинку произошедшего, оказать моральную поддержку пострадавшим и свести к минимуму возможные претензии хотя бы у тех, кто выжил.
Внутренние конфликты не нужны никому, а когда погибает столько молодых аристократов этого не избежать.
Оттого государь и решил каждому из двадцати трех выживших лицеистов устроить личную встречу со своей дочерью, выказать должное уважение, внимание и заботу, а также мягко намекнуть что лишнего болтать в лицее и семье не стоит.
Так и наш «разговор» с цесаревной закончился моим обещанием не распространяться о случившемся и держать рот на замке до окончания официального имперского расследования.
Эмилию, Алекса и Звереву везли в отдельных друг от друга машинах и с каждым из них провели похожую профилактическую беседу. С той лишь поправкой, что не имея привилегий аристократического сословия, они получили прямой указ молчать.
И указ этот сопровождался угрозами, потому что как только нас выгрузили у нашего лицейского особняка, лицо Зверевой пылало яростью, а
