– Что в казне? – закономерный вопрос князя не застал купца врасплох, но судя по тому, как скисла рожа купца, дела с казной обстояли неважно.
– Дык пусто, – купец виновато развел руками. – Ладьи и ушкуи дорого стоят, почитай за ладью одну пришлось отдать тридцать рублев, да не московских. Еще должны остались, – начал оправдываться Иван.
– А на какие шиши собрался варницу покупать? – усмехнулся князь.
– Так в Переяславле и на Москве казну возьму, торговля там, чай, бойко идет, – рассудительно ответил купец. – Еще в Пронске торговлишка идет, грех жаловаться.
– Значит, пусто в казне? – недобро усмехнулся Андрей.
– Как есть пусто, батюшка, – Иван Андреевич, видя недовольство князя, бухнулся на колени. – Рябой взял триста рублей. Сказал – по твоему приказу. Потом долги отдавали за мельницы, да на жито много серебра ушло, меха скупаем в больших количествах, – стал оправдываться купец, преданно глядя в глаза князя.
Вот всегда у него так: то нет серебра, то есть. Тут пусто, а там густо. Потом наоборот. Все серебро, награбленное князем в походах, превращается в товар, и когда будет отдача, бог его знает. А насчет воровства… нет, воровать купец не будет. Так по мелочи наживается, давая в рост серебро. Но это не воровство вовсе. Рябой не зря хлеб ест. Слежку наладил даже за купцом.
После Иван Андреевича в кабинет князя незаметной тенью проник начальник службы безопасности Рябой. Калека, лишившийся в руки в битве с татарами. Возможно, что руку Рябому отсек Булат, либо Ахмет, либо еще кто.
Именно тогда состоялось знакомство Андрея с татарами. Те по простоте душевной подались в казаки, пришли пограбить земли урусов, и ватажка ушкуйников умудрилась попасть к ним в полон. Глупо попались, напились хмельного, и взяли их татары тепленькими. Андрей, тогда еще не князь, случайно освободил полоняников. Вместе с ними, плечом к плечу, он бился с татарами. А потом пленные татары стали служить князю, а Рябой, ставший калекой, превратился в начальника княжеской службы безопасности. Смешно сказать, но всяких разных соглядатаев в княжеской усадьбе оказалось великое множество. Купцы теперь частенько заезжали в усадьбу, товар привозили, сами кое-чего покупали. Так уж случилось, что каждый купец был чьим-то соглядатаем, некоторые умудрялись служить сразу двум господам. Еще были холопы, которые не совсем холопы. Профессия у них такая – вызнавать чужие секреты.
Рябой быстро наловчился вычислять соглядатаев. На кого они только ни работали! Один работал на Москву, другой на Тферь, третий – на Господин Великий Новгород шпионил, а теперь еще объявились соглядатаи польского короля и литовского князя.
– Мы их взяли тихонько, все думают, что Спиридон их отправил на дальнее зимовье охотников, – Рябой говорил очень тихо и размеренно. – Поговорили по душам, эту самую, твою политику им доходчиво объяснили. Будут теперь слать грамотки, писанные под диктовку.
– Молодец, – Андрей похвалил Рябого, отчего тот расплылся в улыбке, что случалось крайне редко. – Еще бы своих людей заиметь в столицах княжеств, – мечтательно произнес князь.
– Так уже, – Рябой привстал с лавки, бесшумно, как кот, подошел к столу, склонившись к князю, и зашептал: – Я с купцом переговорил, мы людишек торговых задействуем. Будут у нас свои глаза и уши. Триста рублей я взял из казны по твоему слову на это дело.
– Это хорошо, – князь откинулся на спинку кресла, удивляясь, как такая простая идея самому не пришла в голову, и сразу же вспомнил про двух завербованных по осени боярских детей в Тфери. – В Тфери живут два боярских сына – Иван да Степан Растопчины. Они на меня работают, ты пошли к ним человечка верного.
Андрей достал из шкатулки ключ, поднялся с кресла, ступая по мягкому персидскому ковру, подошел к сундуку, где хранились бумаги и грамоты. Не простой сундук достался ему во время набега на немцев, а с секретом.
Открыл замок, незаметно нажав на тайную пружину, приводя в действие скрытый механизм второго основного замка. Тяжелый висячий замок новгородской работы служил чисто декоративным украшением, настоящий замок открывался, если одновременно нажать на определенные участки боковых стенок. Откинув крышку, Андрей вытащил из сундука шкатулку, снабженную таким же хитрым запором. Эта шкатулка не имела украшений, в общем обычная, ничем не примечательная вещь на первый взгляд. Откроешь – а в нутрях пусто, но стоит нажать на нужную точку на крышке – появится двойное дно. Хитро сделано. Из шкатулки на свет божий появилась пайца, которую князь передал начальнику службы безопасности. Рябой молча взял золотую пластинку, бросив на нее мимолетный безразличный взгляд.
– Покажет вот эту пайцу, – Андрей кивнул на пластину в руках Рябого, – они поймут все.
Тот согласно кивнул головой, не задавая лишних вопросов.
– Этих, которых с Орды привел, возьми на заметку, – распорядился князь. – Присмотри за ними, да и вообще смотри лучше. Людей хватит?
– Пока трое у меня, да рисовальщик один. Мы энти, портреты рисуем всех и в это самое дело вкладываем парсуны энти.
– И как, получается? – весело рассмеялся князь.
Надолго задерживаться дома князь не стал. Пока не наступила весна, по санному пути он спешил в столицу княжества. Дела не терпели отлагательства. Для начала требовалось забрать людей, обученных грамоте и торговому делу. Иван Андреевич и Спиридон давно просили для себя помощников и очень обрадовался, когда ему подарили немецкого сморчка, щуплого и плюгавого ключника покойного барона фон Хольца. Спиридон пристроил Ганса к делу, но дефицит кадров в ведомстве дворецкого оставался проблемой номер один. Святые отцы обещали помочь людьми, кстати, совершенно безвозмездно.
Всю дорогу Андрея занимали мысли о новой авантюре. Он на полном серьезе собрался обосноваться в Европе. Для начала открыть в Любеке контору. Захваченный Ахметом племянник татарского ростовщика Сарайка как никто другой подходил на роль главы конторы. Парень говорит на семи языках, обучен грамоте, понимает толк в торговле. Осталось внедрить его в общество Любека, но это как раз самая легкая часть. Труднее с деньгами.
Андрей достал из кармашка блокнот и начал делать расчеты, советуясь со своим воеводой. Лука Фомич развалился в княжеском возке, скинув тяжелую шубу, оставшись в простом ездовом кафтане из камки темно-красного цвета. Несмотря на то что в возке топилась печурка, воевода так и не снял с головы тафью, впрочем, Андрей тоже свыкся с этим головным убором и даже в помещении не снимал шапочку. Разве что в церкви, а вот Лука Фомич даже в церкви не снимал, за что не раз бывал наказан.
– Корабль купить всяко надо, – убеждал воевода князя.
– Надо, – соглашался Андрей, – но вот какой? Вот смотри, что я узнал у немцев…
Андрей начал зачитывать свои записи по ценам на корабли.
– В семьдесят бочек стоит сто фунтов или сто пятьдесят марок, а в сто двадцать бочек стоит сто десять фунтов.
– А почему ты, княже, в аглицком счете расчеты делаешь? – полюбопытствовал воевода, лениво потягивая вино из походного кубка.
– Так я спрашивал у англичанина, он или в франках цену говорил, или в фунтах, или в марках серебра, – пожал плечами Андрей. – Какая разница, в какой монете считать?
– И то верно, вот только нам эти кораблики не надобны. Видал я эти баржи, когда воевал в землях франков. Сорок восемь моряков, две дюжины воинов и двадцать и еще шесть арбалетчиков.
– Вот еще есть корабль, балингерс[57] называется. Он стоит триста шестьдесят марок. Еще есть такой же, но цена меньше – сто шестьдесят марок.
– Если промышлять на море, то лучшего корабля не найти, – Лука широко улыбнулся, – но для торговли он мало подходит. Мало груза берет. Содержать такой кораблик недешево. Слыхал я, что содержание корабля, включая оплату команды, капитана, мастеров и воинов, обойдется тебе, княже, в тысячу марок. В месяц.
Андрей кивнул, война дорогая штука, это и ежику понятно. Особенно война на море.
– Еще лихтер есть.
– Ну, этот нам совсем без надобности. Разве, что большой корабль купишь, тады, да, сгодится груз на корабль перевозить, но проще нанять чужой, чем свой содержать.
– Есть корыто, которое названо просто – корабль. Почти шестьсот марок стоит. А вот каравеллы есть. В сто двадцать бочек корабль, такой стоит сто восемьдесят фунтов или двести семьдесят марок. Трехмачтовая каравелла стоит около ста сорока фунтов. А португальские каравеллы стоят по тысяче крон. Это сколько, Лука?
– Первая обойдется чуть меньше четырех пудов, а португальская в пятьсот марок, – подсчитал в уме Лука.
– Дорого что-то, – покачал головой князь. – Кот подержанный отдают всего за пуд серебра.
– И далеко ты на этой лоханке собрался плыть? Пуд серебра за корабль. Сказал тоже, – рассмеялся Лука. – Четыре пуда – это в серебре, а кроны эти я в марки перевел.
