— Я не собираюсь звать полицию, если вы предлагаете именно это. Мне не требуется, чтобы местный шпик указывал, кто это сделал. Я и так знаю. И вы тоже, не так ли?
— Нет. Я мог бы составить краткий список подозреваемых в порядке убывания вероятности, но это не одно и то же.
— Не утруждайтесь. Я знаю и разберусь с ним сам, по-своему.
— И порадуете его, когда вас привлекут к ответственности за нападение или применение физической силы.
— В таком случае от вас сочувствия я бы не дождался, да? Равно как и от местной скамьи присяжных. «Мне отмщение», — речет коллегия мирового суда ее величества. Наглый хулиган, парень из низов с манией разрушения! Пять фунтов штрафа — и на поруки. О, не тревожьтесь! Я не стану делать ничего опрометчивого. Выжду время — и все же с ним разделаюсь. Не зовите сюда ваших местных дружков. Не сказать чтобы они добились блестящих успехов с расследованием гибели Виктора, правда? Так пусть и в мои проблемы своими корявыми пальцами не лезут. — Встав на ноги, Корт добавил с мрачным упрямством, словно по запоздалом размышлении: — Кроме того, не хочу усугублять нынешние неприятности, затевая новый скандал сразу после смерти Грейс Уиллисон. Уилфреду уже и так более чем досталось. Я тут уберу, а Генри скажу, что увез скульптуру обратно в Лондон. Слава Богу, больше никто из Грэйнж здесь не бывает, так что я буду избавлен от обычных неискренних соболезнований.
— Столь рьяная забота о спокойствии Уилфреда кажется мне весьма интересной, — промолвил Дэлглиш.
— Не сомневаюсь. Я так и думал. В ваших глазах я эгоистичный мерзавец. У вас есть тест на эгоистичных мерзавцев — и я полностью ему соответствую. Следовательно, ищите причину. Должен быть какой-то повод.
— Повод есть всегда.
— Ну и каков же он? Я состою у Уилфреда на жалованье? Подделываю счета? Он имеет какую-то власть надо мной? Или, быть может, в подозрениях Моксон есть доля правды? Или я незаконный сын Уилфреда?
— Даже законный сын вполне мог бы понять — стоит слегка расстроить Уилфреда, чтобы выяснить, кто это сделал. Не слишком ли вы щепетильны? Уилфред уже и так знает, что кто-то из Тойнтон-Грэйнж, скорее всего один из его помощников, чуть не убил его, случайно или намеренно. Думаю, он бы отнесся к потере вашего мрамора вполне философски.
— А ему не придется никак к этому относиться. Он не узнает. Не могу объяснить вам то, что я и сам-то не вполне понимаю. Я привязан к Уилфреду. Он такой жалкий и ранимый. И все это так безнадежно! Если хотите знать, он чем-то напоминает мне родителей. Они держали лавчонку в Саутси. А потом, когда мне исполнилось четырнадцать, напротив открылся большой супермаркет. Это стало их концом. Они все испробовали, они не сдались. Расширенные кредиты — когда они и так не получали живых денег; специальные предложения — когда выручка практически равнялась нулю; часы, проведенные после закрытия магазина за переоформлением витрины; шарики, бесплатно раздаваемые местным детям. Все было бесплодно и бесцельно. Ничего не вышло. Мне всегда казалось — я могу вынести их неудачу. Но я не мог вытерпеть их надежду.
Дэлглиш подумал, что хотя бы отчасти понимает Джулиуса. Он знал, о чем тот говорит. «Вот я, молодой, богатый, здоровый. Я знаю, как стать счастливым, — если бы только мир был таким, как мне хочется. Если бы только другие люди не упорствовали в своих болезнях, уродстве, страданиях, неудачах и разочарованиях. Или если бы я был по-эгоистичнее и мог бы ни о чем таком не думать. Если бы не существовала черная башня». Он слышал, как Джулиус между тем продолжал говорить:
— Насчет меня не волнуйтесь. Помните, я ведь потерпевший. Разве не утверждают, что потерпевшему всегда надо самому справиться с горем? Рекомендуемая линия поведения с нами — это отстраненная симпатия и простые старые утешительные средства. Давайте позавтракаем.
— Если вы не намерены звонить в полицию, — негромко произнес Дэлглиш, — мы бы могли убрать весь этот беспорядок.
— Сейчас принесу корзинку для мусора. Не выношу пылесоса — слишком гудит.
Корт скрылся на безукоризненно чистой, модной и суперсовременной кухне и вернулся с корзинкой и двумя щетками. Объединенные странным чувством товарищества, мужчины опустились на колени и принялись за дело. Однако щетки оказались слишком мягкими, так что в конце концов пришлось долго и нудно собирать осколки руками.
IX
Обязанности судебного патологоанатома исполнял временный заместитель, врач из города. Если он втайне надеялся, что это трехнедельное дежурство в приятной сельской местности окажется менее напряженным, чем лондонская работа, то глубоко ошибался. Когда телефон зазвонил в десятый раз за утро, доктор стянул перчатки, стараясь не думать о ждущих на полках в холодильнике пятнадцати обнаженных трупах, и философски поднял трубку. Раздавшийся в ней уверенный мужской голос — если не считать деревенского акцента — вполне мог принадлежать любому столичному полицейскому, да и слова, которые он произнес, врач слышал уже не раз:
— Это вы, док? У нас тут тело в поле, в трех милях севернее Блэнфорда, и оно нам на вид не шибко нравится. Вы не могли бы приехать на место?
Вызовы редко отличались друг от друга. Всегда было какое-нибудь тело, которое не шибко нравилось полицейским, — в поле, в яме, в канаве, в искореженной стали разбившегося автомобиля. Врач взял учетный блокнот, задал положенные вопросы и выслушал вполне ожидаемые ответы. Потом повернулся к своему ассистенту:
— О'кей, Берт, зашивай. Это не бог весть какая диковинка, чтобы на нее любоваться. Передай коронеру, пускай подписывают разрешение на похороны. Я схожу со сцены. И приготовь двух следующих, хорошо?
Он последний раз глянул на изнуренное тело. С Грейс Мириам Уиллисон, старой девой пятидесяти семи лет от роду, никаких сложностей не возникло. Ни наружных следов насилия, ни внутренних признаков, позволяющих послать органы на анализ. Он не без горечи проворчал ассистенту, что если местные терапевты считают, будто умученный жизнью судебный врач должен выносить диагнозы вместо них, то пора закрывать лавочку. Впрочем, лечащего врача Грейс Уиллисон интуиция не подвела. Он и правда кое-что упустил — опухоль в верхней части желудка. Ну и что теперь проку от этого диагноза? То ли опухоль, то ли склероз, то ли сердечная слабость — вот что ее убило. А может быть, дама просто-напросто решила, что с нее хватит, повернулась лицом к стене и умерла. В ее состоянии скорее удивляло не то, что она умерла, а то, ради чего она продолжала жить. Врач понемногу приходил к мысли, что вообще большинство больных умирают именно тогда, когда решат, что им пора умереть. Только такой-то диагноз в свидетельство о смерти не впишешь.
Врач накорябал заключение по результатам вскрытия Грейс Уиллисон, дал последние указания ассистенту и, толкнув качающуюся дверь, отправился к другой смерти, другому телу — навстречу своей настоящей работе, как он подумал с чувством, весьма похожим на облегчение.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ТУМАН НАД МЫСОМ
I
Церковь Всех святых в Тойнтоне представляла собой лишенную какого бы то ни было интереса реконструкцию более ранней постройки. К ней примыкал двор с треугольником выкошенной травы, расположившийся между западной стеной, дорогой и рядом унылых домиков. Могилу Виктора Холройда, указанную Джулиусом, отмечал прямоугольный холмик, неуклюже обложенный травянистым дерном. Рядом с ним простой деревянный крест указывал место, где погребли прах отца Бэддди. Грейс Уиллисон предстояло лечь рядом. На похоронах присутствовали все обитатели Тойнтон-Грэйнж, кроме Хелен Рейнер, оставшейся присматривать за Джорджи Алланом, и Мэгги Хьюсон, чье отсутствие никто не комментировал. По-видимому, все принимали это как должное. Однако Дэлглиш, приехавший один, был удивлен, увидев напротив крытого прохода «мерседес» Джулиуса, припаркованный рядом с тойнтонским автобусом.
Двор был довольно тесным, а тропа меж надгробий узкой и заросшей, и поэтому потребовалось немало времени на то, чтобы подкатить три инвалидных кресла к вырытой могиле.
Местный викарий уехал в отпуск, а его заместитель, по всей видимости, ничего не знал о Тойнтон-Грэйнж и весьма удивился при виде четырех плакальщиков в коричневых монашеских балахонах. Он спросил, уж не францисканцы ли приехали, чем вызвал у Дженни Пеграм приступ истерического хихиканья. Ответ Энсти — хотя Дэлглиш его не слышал, — кажется, не убедил священника. В итоге заместитель викария, озадаченный и неодобряющий, провел церемонию на тщательно рассчитанной скорости, будто хотел как можно быстрее очистить двор от заразы самозванцев. Горстка участников похорон спела по предложению Уилфреда любимый гимн Грейс «О ангелы». На взгляд Дэлглиша, этот гимн больше прочих не подходил для любительского исполнения, да еще без аккомпанемента. Неуверенный, нестройный хор голосов надтреснуто и визгливо выводил мелодию, разносившуюся в ясном осеннем воздухе.
