Я не сообщила ей, что меня в то время, на какое она запланировала вечеринку с подарками для будущей мамы, здесь уже не будет. Если все пойдет так, как мы хотели, я к тому времени уже уеду с Колином. Он уже закончил работать над яхтой, но не будет продавать ее заказчику, и она станет нашим домом. Вместе мы совершим плавание по морям и океанам, посмотрим разные страны. Будем завтракать на Багамах, а ужинать на острове Мэн. Как говорит Колин, нас ждут великие приключения. Но самое главное, мы будем вместе. Навсегда.
Возвращение Декса слегка нарушило наши планы, но мы не собирались позволить ему нам помешать. Я выскользну из комнаты, когда Декс заснет, тихонечко соберу вещи в сумку и напишу прощальную записку, а потом проберусь на яхту, куда уже целую неделю мы приносили запасы всего необходимого. Консервы, одеяла для холодных ночей. Керосин для ламп. Книги для чтения.
Мне нелегко было принять это решение. Я считала, что конец брака, даже самого неудачного, навеки оставит на мне клеймо. Какая-то моя часть хотела оставить все как есть и продолжать игру – у Декса свои тайны, значит, я имею право на свои. Каким бы непрочным и ненадежным ни был наш брак, он, несмотря на превратности судьбы, давал мне определенное благополучие и безопасность, и порой случалось, что поцелуй в щеку после недельной разлуки мог растопить лед недоверия и обмана, возникший между нами. А разве не к такой жизни, основанной на определенных договоренностях между супругами, стремятся многие женщины? К независимой жизни, когда я могла уходить и приходить когда угодно и мой муж делал то же самое? Но это трудно было назвать браком, к которому я стремилась. Я вышла замуж, мечтая о любви и гармонии, а не о долгих периодах молчания и холодности, а потом подарке в голубой коробочке от Тиффани в знак примирения.
Нет, я больше не хотела так жить, и Колин тоже заслуживал лучшего. И, несмотря на то что мне будет не хватать комфорта, который обеспечивал Декс, Колин был мне нужнее, чем все блага мира. Наше будущее было уже предопределено. В ту ночь, когда я приняла окончательное решение, я обнаружила рубашку Декса, которая случайно завалилась за стиральную машину. Когда я хотела засунуть ее в машину, вдруг заметила пятно на воротнике. Сначала я подумала, что это акриловая краска. Пятно было темно-красного цвета и по оттенку напоминало жженную умбру. Но когда я рассмотрела его поближе, то поняла, что это было на самом деле – след губной помады. Я даже ощутила терпкий запах духов, въевшийся в ткань. Вот тогда я окончательно решила, что больше не хочу сохранять брак, основанный на обмане.
Конечно же, я напишу маме письмо, где все ей объясню. Она, вероятно, расстроится, поскольку не сможет понять, как я могу бросить такого человека, как Декстер Уэнтуорт. Ей мой поступок покажется крайне неразумным шагом, но я думала иначе, и лишь это имело значение.
Положив трубку, я бросила взгляд через боковое окно на плавучий домик Колина. Я надеялась повидаться с ним до Бала холостяков, чтобы предупредить, что Декс вернулся домой. Мне не хотелось, чтобы он волновался. Никакая сила в мире не может заставить нас изменить планы. Но Колина нигде не было видно, а потом я вдруг поняла, что яхты нет на месте. Сначала меня охватила дикая паника. Куда он уехал? Потом я вдохнула побольше воздуха и решила, что он, вероятно, отправился проверить нашу яхту на большой воде, чтобы быть готовым к отъезду. Нашему отъезду. Я закусила губу, впервые осознав необратимость своего решения. При мысли о том, что мы вдвоем вырвемся за пределы озера Юнион, мое сердце начинало биться чаще.
Глава 24
Ада
Я взглянула на Алекса, сидящего рядом со мной за столиком в ресторане. Космическая игла успела повернуться на триста шестьдесят градусов, и теперь мы могли видеть бухту Эллиот и выплывающий из гавани паром, направляющийся, возможно, на восток, к острову Бейнбридж. Алекс внимательно смотрел на меня, ожидая моего рассказа. Я не знала, хватит ли у меня смелости излить ему душу, но тем не менее я должна была попытаться. Я словно слышала голоса Джоани и доктора Эвинсона. И голоса Джеймса и Эллы тоже. Мне казалось, что они рядом с нами. Алекс по-прежнему терпеливо ждал.
Два года назад
Я сижу на кровати в нашем номере в гостинице «Уотербрук» и набираю текст на ноутбуке. Мне предстоит написать еще две сотни слов, и будет готов черновой вариант статьи, после чего я смогу немного расслабиться и отдохнуть, сняв накал этой деловой поездки. Джеймс и Элла вели себя просто как ангелы, уходя в пешие походы по туристическим тропам и развлекаясь разными другими способами, чтобы не мешать мне, пока я работала. «Санрайз» направил меня сюда, чтобы оценить возможности этой местности, которая становилась одним из самых популярных курортов для семейного отдыха на Восточном побережье. Изучив огромную территорию и красивейшие водопады, я решила, что курорт несомненно оправдает свою репутацию, и склонялась к тому, чтобы дать весьма лестный отзыв о нем в своей колонке.
Элла врывается в комнату и прыгает на кровать. Хвостики на голове сбились в сторону, и я их поправляю. Какие у нее темные шелковистые волосы! Настоящая итальянская красавица, как ее бабушка.
– Мамочка, – говорит она с улыбкой, демонстрируя дырку на месте выпавшего зуба. – Папа сказал, что мы можем пойти поесть мороженого.
– Правда? – Прошел лишь час после завтрака, и я слегка раздражена на Джеймса. Он слишком балует дочь и, похоже, что не собирается менять свои привычки. Мне это на самом деле нравится, хотя иногда я и чувствую, что мешаю им весело проводить время, будучи неисправимым скептиком, неизменно предпочитающим работу веселью. Я невольно вздыхаю. Ну и что с того, что он разрешает ребенку чаще есть мороженое, чем хотелось бы мне? В конечном счете я знаю, что Элла самая счастливая маленькая девочка на свете, потому что Джеймс – самый добрый папа, который выполняет любые ее капризы. И мне вовсе не хочется, чтобы было по-другому.
Элла принимается прыгать на кровати, сминая пышные оборки розовой юбочки.
– Хочу шоколадное, – заявляет она тоненьким голоском. – С сиропом.
Я сохраняю черновик статьи, который успела написать, а потом поворачиваюсь к ней.
– С сиропом?
Она дергает меня за руку.
– Мама, ну пожалуйста. Пойдем с нами.
Я качаю головой.
– Не могу. Мне надо закончить статью.
– Ну, мамочка, – хнычет она. – Ты всегда говоришь, что надо закончить статью.
Она права. И я вдруг чувствую привычный приступ чувства вины, который испытываю с самого дня ее рождения. Он возникает у меня всякий раз, когда я занимаюсь чем угодно, помимо материнских обязанностей.
