это не самая большая, самая хуевая вещь, которую я когда-либо совершала. Может, они забывают, что большинство детей не росли в мафии, не играли с оружием и не изучали лучшие способы убийства своих врагов. Не поймите меня неправильно, у меня был период, когда я спала с ножом под подушкой, но этим дело и ограничилось.
Я не утруждаю себя ответом на его комментарий. Какой в этом смысл? Они все знают, что я думаю по этому поводу. Вместо этого я просто жду, пока Леви снова поворачивается к бардачку и достает маленький пистолет. Он протягивает его мне, и когда он вкладывает холодный металл в мою руку, я чувствую, как будто весь мир внезапно лег на мою ладонь.
Ощущение ложной власти пронзает меня, потрясая до глубины души, но я делаю все, что в моих силах, чтобы скрыть беспокойство.
— Ты понимаешь, что с этим делать? — Спрашивает Маркус, глядя на меня так, как будто боится, что я могу случайно выстрелить в него. Хотя волноваться должен не он.
Я бросаю на него взгляд, опуская пистолет, чтобы никого не пристрелить.
— Мне удалось подстрелить своего отца, не так ли? — Напоминаю я ему, это воспоминание с беспокойством засело у меня в голове.
Маркус ухмыляется.
— Да, — говорит он, прежде чем мягко пожать плечами и задуматься про себя. — Не тот выстрел, который сделал бы я, но достаточно эффективный.
— Что с ним вообще случилось? — Я размышляю, отвлекаясь от того, на чем мне следовало бы сосредоточиться.
— Не думай об этом, — говорит мне Маркус, его глаза блестят какой-то долбаной мрачностью, которая говорит мне отойти от темы, как будто она может поразить меня в любой момент.
Мои губы сжимаются в жесткую линию, и я ловлю себя на том, что снова смотрю на Романа.
— И как это должно произойти? — Спрашиваю я, мой голос понижается от нервов и смущения, я чувствую себя не просто не в своей лиге и ненавижу признавать это. — Мне просто ворваться туда и начать требовать то, что вам причитается?
— Это один из вариантов, — задумчиво соглашается он. — Грязный, но опасный. Если ты ворвешься туда с оружием наперевес, он запаникует и начнет защищаться, а когда такой ублюдок начинает защищаться, он сначала стреляет, а вопросы задает потом. В конце концов ты получишь то, что тебе нужно, но это можно сделать проще, не причиняя телесных повреждений и не ставя себя в худшую ситуацию.
Я выгибаю бровь, желая, чтобы он просто сказал мне то, что мне нужно знать.
— Не говори со мной о худших ситуациях, — бормочу я, мое раздражение начинает брать надо мной верх.
— Хладнокровно, спокойно и собранно — вот как ты хочешь подойти к этому делу, — наконец говорит он, игнорируя мою насмешку. — Успокойся. Иди туда уверенно и не позволяй ему запугивать тебя. Ты босс, а он гребаная сука, нанятая для выполнения работы. Возьми то, что принадлежит тебе, и не позволяй ему видеть, как ты чертовски напугана.
Я отвожу взгляд.
— Я не напугана.
Он усмехается, его губы растягиваются в веселой усмешке.
— Верно.
Тяжело вздыхая, я беру себя в руки.
— Хорошо. Давай сделаем это. Я хочу поскорее покончить с этим, чтобы мы могли убраться отсюда.
Парни не раздумывают и начинают действовать. Роман глушит двигатель, когда Леви и Маркус выскакивают из своих дверей, не заботясь ни о чем на свете, заставляя меня отчаянно тосковать по их уверенности и беззаботности. Может быть, это годы жестоких расправ и попыток скрыться привели к появлению этих холодных, жестких, неприкасаемых мужчин, но что бы это ни было, сейчас я хочу, чтобы у меня была хоть капля этой магии.
К тому времени, как мои пальцы сжимаются вокруг дверной ручки, и я толкаю ее, Роман оказывается рядом, придерживает дверь снаружи и наблюдает, как я выхожу из “Эскалейда”. Он не произносит ни слова, и я благодарна ему за это. Я нахожусь в зоне риска и боюсь, что еще одна речь типа "у тебя все получится" заставит меня убежать обратно в безопасность “Эскалейда” и доказать им, что я не более чем мошенница, играющая в переодевания.
Тьма окутывает тихую улицу, распространяя волну тишины по всему району, и что-то подсказывает мне, что люди, которые здесь живут, знают, когда встать на защиту соседа, а когда, черт возьми, запереть свои двери и спрятаться подальше. После того, как они увидели черный "Эскалейд", катящийся по их тихой улице, настал как раз такой момент.
Маркус отпирает входную калитку и придерживает ее для меня, позволяя мне пройти первой и взять инициативу на себя. Проходя мимо, я натянуто улыбаюсь ему, и выражение его глаз говорит мне, что он полностью верит в то, что я смогу это сделать.
Мягкий свет пробивается сквозь щели в заколоченном окне, и я слышу слабый звук тяжелого металла, доносящийся из дерьмовых колонок, когда певец кричит о… блядь, я не знаю, о чем его песня. Его крик похож на кошачий вой глубокой ночью, его невозможно разобрать. Но это говорит мне о том, что парень, с которым мы сегодня встречаемся, будет готов к тому моменту, когда мы войдем.
Я стою впереди и в центре, а три дьявола из ада за моей спиной, и когда я подхожу к старой, обшарпанной двери и поднимаю кулак, чтобы постучать, Леви прочищает горло. Мой кулак застывает в воздухе, и я быстро оборачиваюсь к нему и вижу, что он слегка качает головой.
Правильно, конечно. Не стучать. Стучать — это не круто.
Вместо этого я опускаю руку на дверную ручку, и я вздрагиваю от нервного напряжения. Затем, прежде чем дать себе шанс выругаться, я резко дергаю ее.
Ни хрена не происходит.
— Она заперта, — киплю я, в панике оглядываясь на Леви.
— Тогда выломай ее.
— Я думала, это должно было быть хладнокровно, спокойно и собранно.
Уголки его губ приподнимаются в кривой ухмылке.
— В какой-то степени.
Разочарованно выдыхая, я отступаю на шаг, готовясь выломать эту дверь, надеясь, что я еще не предупредила парня внутри о нашем маленьком визите. Хотя, если он до сих пор не заметил "Эскалад", стоящий перед домом, то это его вина.
Делая глубокий вдох, я заставляю себя сломать эту дверь. Это не совсем то, в чем я практиковалась, но я думаю, что всем нам нужно с чего-то начинать. Откидываясь назад, я собираю все свои силы, и как только я поднимаю ногу, рука Романа опускается мне на плечо.
— Уйди с гребаного пути, — бормочет он, зная мои
