— Только через очки она и видна! Обычно бывает так, что лишь человек, на котором есть очки, способен заметить и сорвать тепловод “невесты” с плеча счастливчика… Ну или бедолаги, это уж как повезет… — сказал Иманд.
– “Невесты”, “волчки”… Надеюсь, это все? — с надеждой спросил Рутгер.
— Почти. Еще там водятся “красный смех” и “ведьмино кольцо”. С кого начнем?
— С “кольца”, — с энтузиазмом потребовал Шелти. — Фигура уж больно совершенная!
— С “кольцом” мы уже сталкивались на Болоте. Это тепловая аномалия, которая активируется, если человек, попавший в ее фокус, издает громкие звуки. Тогда вокруг незадачливого путешественника возникает вначале нечто вроде подковы из полосы невидимого жара. Затем эта подкова смыкается в кольцо. И стягивается к центру. То есть бедолагу, если он не выпрыгнет за пределы кольца, опалит нестерпимым жаром… Обычно настолько сильным, что у человека закипает в жилах кровь! Это чем-то напоминает действие уже знакомого вам огневика. Но только кольцо гораздо злотворнее…
— Но человек может выпрыгнуть, так ведь? — уточнил Буджум.
— Иногда. Если вовремя поймет, с чем имеет дело, — ответил Иманд. — Но лучше заранее разглядеть фокус “ведьминого кольца” и обминуть его десятой дорогой.
— Разглядеть, конечно, через очки? Я угадал? — Рутгер поцокал по ободку ценного оптического прибора ногтем указательного пальца.
— Угадал. Поставишь оранжевые стекла — и разглядишь.
— Ну а что же такое этот “смех”? То есть “красный смех”? — спросил Людвиг.
– “Красный смех” — звуковая аномалия. Увидеть через очки ее невозможно. Но ее можно услышать — так сказать, невооруженным ухом. Откровенно говоря, это мало напоминает именно смех… Скорее это похоже на тот звук, с которым семечки пересыпают из мешка в мешок… Этакий шелест, не предвещающий ничего особенно плохого. Но спустя небольшое время от этого шелеста некоторые люди впадают в длительное помрачение рассудка…
— А другие люди? Умирают? — Фрида предположила самое худшее.
— На других людей эта аномалия вообще не действует. К счастью для них. Но не следует недооценивать “красный смех”… К слову “красным” он называется потому, что у человека, или у героя, который подвержен воздействию аномалии, при первых же звуках смеха начинает идти носом кровь… И притом — довольно обильно. Омерзительное и одновременно жалкое зрелище!
— И как нам его распознать загодя, друг Иманд? Он же звуковой! Очки не помогут! — спросил Рутгер, опасливо поглядывая на ворота Аллефора, входить в которые ему хотелось с каждой секундой все меньше.
— Он обычно приманивает насекомых и других членистоногих гадов. Как увидите роенье комаров или тучу мух — будьте настороже! Это значит, что “красный смех” где-то рядом.
— Сдается мне, возле трактира “Хвосты и копыта” один такой “смех” ночевал… — задумчиво заметил Буджум. — Сколько там комаров роилось! Руки было не разглядеть!
— А что же, может и ночевал, — кивнул Иманд. — Трактир “Хвосты и копыта” хотя и стоит в одном из самых благоприятных и безопасных мест Праймзоны, а все же аномалии и там случаются. Тот же “красный смех” относится к категории кочующих аномалий. Он бы мог проползти через дубраву к ограде трактира. Почему нет?
Следующий вопрос задал сообразительный и неутомимый в своем желании узнаватьл и применять новое изобратеталь Шелти:
— Как я понимаю, почтенный Иманд, в Праймзоне есть множество вещей, которые представляют смертельную опасность, но в то же время могут быть обнаружены безо всяких приборов?
— Да, есть и такие, — согласился Иманд. — Держитесь подальше от всего, что напоминает лужи. Да и от самых наипростецких луж, которые кажутся наполненными обычной грязной водой — тоже. Над Аллефором, как и над всей Праймзоной, почти никогда не идут дожди. Влага быстро высыхает или впитывается. Стало быть, все, что вам покажется водой, почти наверняка ею не является!
— А является… — с расширенными от ужаса глазами произнесла Фрида. — Является… чем?
— Ну, во-первых, особыми сортами самородного прайма. Вы, как герои, возможно, опознаете его по запаху. Но возможно и нет! — Так не бывает! — воскликнул Людвиг, который по праву считал себя знатоком темы.
— Не бывает лишь в том смысле, дорогой друг, что если вы наберете ведро такого прайма и при этом проживете достаточно долго, чтобы вынести его за границы Праймзоны, то там, в обычном мире, вы его запах, конечно же, почуете. Но здесь — здесь он не пахнет!
Людвиг изумленно покачал головой — дескать, век живи, век учись!
— Но вернемся к жидкостям, напоминающим воду, — продолжал Иманд. — Второй такой жидкостью является зеленая ртуть. Это, между прочим, достаточно ценная субстанция, за которую ученые вроде нашего общего приятеля Грегориуса платят звонкой монетой. Но, хотя она достаточно дорога, а с деньгами у вашего бравого отряда явно не очень, брать ее я вам не рекомендую. Чтобы носить эту ртуть, надобен специальный сосуд, который не позволит ей отравить вас. А этот сосуд, в свою очередь стоит как десять литров этой самой растреклятой ртути… В общем, я лично себе такой еще не приобрел. И, надеюсь, никогда не докачусь до этого опасного промысла. Так что держитесь от этих зеленоватых лужиц в стороне… И наконец “жидкое время”.
Буджум хмыкнул — название показалось ему сугубо юмористическим.
— Не только Буджум, — Иманд указал на героя жестом, каким учителя указывают классу на расшалившегося двоечника, — но и многие так называемые ученые считают, что название это является шуточным, метафорическим. Между тем, это действительно время. И оно, чудь мне в ухо, действительно жидкое!
— Что конкретно это означает — “жидкое”? — сердито насупился Шелти.
— Это значит, что сию субстанцию можно переливать из чашки в стакан, — с кроткой улыбкой отвечал Иманд.
— Тогда что значит “время”? — Шелти даже покраснел — так ему хотелось поскорее узнать ответ.
– “Время” значит “время”. Дни, часы и минуты. Поясню на примере, — Иманд оживился. — Был у меня один знакомый охотник по кличке Лапа. Однажды угодил он в лужу “жидкого времени”. Она немедля собралась вокруг него таким вот пузырем. Другие охотники из его отряда своими делами занимались, на него внимания не обратили — уж больно артефактов много было. Спохватились только через час. Тогда другой мой приятель, по прозвищу Землемер, этот пузырь своим мечом вспорол и Лапу оттуда выволок. Выволок — и обнаружил, что Лапа за тот час, что в пузыре провел, поседел весь. Хотя до того седым ни разу не был! Это потому что внутри пузыря у Лапы время текло быстрее!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
