– Если в Каморре и есть место, где еще живо чувство человеческой общности и где имя Переландро произносится не с презрительной жалостью, но с подлинным уважением, так это Виденца, – сказал однажды отец Цеппи. – Конечно, купцы – народ скаредный, и ремесленникам приходится работать не покладая рук. Однако те из них, кто получает хороший доход от своих усердных трудов, в общем-то, счастливы. Во всем городе нет лучше места для простого люда – пока наша братия не мешает им жить.
Локка поразило глубокое почтение, которое окружающие выказывали им с Галдо на всем пути к четырехэтажному дому госпожи Стролло. Равно и торговцы, и покупатели низко склоняли голову при виде тележки с покойником, а иные даже безмолвно призывали благословение Двенадцати, прикладывая обе ладони сначала к глазам, потом к губам и наконец к сердцу.
– Какая честь, дорогие мои! – воскликнула госпожа Стролло. – Я вижу, вы ко мне по делу весьма необычному!
Свечная мастерица, сухощавая женщина в летах, являла собой полную противоположность судейской чиновницы, с которой Локк разговаривал утром. Всем своим обликом она выражала предупредительное внимание и держалась так, словно два раскрасневшихся и взопревших от натуги маленьких послушника были высокопоставленными служителями самого могущественного ордена. Если она и почуяла запах, исходящий из штанов Антрима, то виду не подала.
Амброзина Стролло сидела у окна своей лавки, под тяжелым дощатым навесом, который на ночь опускали от греха подальше, надежно закрывая доступ внутрь. Окно было шириной футов десять и высотой футов пять, и по обеим сторонам от торговки высились разновеликие аккуратные стопы свечей, похожие на дома и башни сказочного воскового города.
В богатых и просто зажиточных домах Каморра дешевые свечи как источник освещения быстро вытеснялись алхимическими шарами, и немногие оставшиеся свечные мастера в борьбе за покупателя наделяли свои изделия все более и более упоительными ароматами. Кроме того, оставались еще ритуальные потребности каморрских храмов и благочестивых горожан – потребности, удовлетворить которые холодный свет алхимического стекла не мог.
– Мы три дня и три ночи будем совершать упокойное моление о нем. – Локк указал на покойника. – Моему хозяину нужны свечи для службы.
– Ты старого Цеппи имеешь в виду? Страдалец наш сердешный! Значит, так… Вам понадобится лаванда для очищения, осенний кровоцвет для благословения и серная роза для Прекраснейшей из прекрасных, верно?
– Да, будьте добры. – Локк достал скромный кожаный кошелек с серебром. – И еще свечи без запаха, молитвенные. По шесть штук каждого вида, пожалуйста.
Госпожа Стролло тщательно отобрала свечи и принялась заворачивать каждую полудюжину в отдельный кусок вощеной холстины.
– Подарок от меня, – добродушно проворчала она, когда Локк открыл было рот. – И я положила в каждый сверток по паре лишних свечей.
Локк для приличия пытался возражать, но пожилая женщина очень своевременно оглохла на несколько минут, пока старательно упаковывала товар.
Мальчик заплатил три солона (как бы ненароком показав торговке, что в кошельке у него лежит еще добрая дюжина серебряных монет) и пожелал госпоже Стролло и ее детям сто лет доброго здравия, да благословит их всех Покровитель сирых и обездоленных. Сверток со свечами он положил на тележку под полотняное покрывало, возле мертвого лица с остекленелыми глазами.
Он уже повернулся, собираясь занять свое место рядом с Галдо, когда на него вдруг с разбегу налетел мальчишка в грязных лохмотьях и сбил с ног.
– Ох! Экий я неловкий! – воскликнул оборванец, оказавшийся не кем иным, как Кало Санца. – Тысяча извинений. Давай помогу… – Схватив протянутую руку Локка, он рывком поднял младшего товарища на ноги. – Святые Двенадцать! Послушник Переландро! Нижайше прошу прощения. Я тебя не заметил. – Сокрушенно цокая языком, он отряхнул пыль с Локкова белого балахона. – Ты не ушибся?
– Нет, все в порядке.
– Прости, я ненароком. Не хотел тебя обидеть.
– Я и не обиделся. Спасибо, что помог мне встать.
Кало насмешливо поклонился и уже через считаные секунды скрылся в толпе. Локк принялся старательно отряхивать одежду, медленно считая в уме до тридцати. На счете «тридцать один» он внезапно сел наземь подле тележки, закрыл лицо ладонями и горестно захлюпал носом, а еще чуть погодя расплакался в голос. По этому условному знаку Галдо подскочил к Локку и опустился на колени, положив руку ему на плечо.
– Эй, ребятки! – встревожилась Амброзина Стролло. – В чем дело? Тебе больно, голубчик? Этот неуклюжий болван зашиб тебя?
Галдо взволнованно пробормотал что-то Локку на ухо. Локк пролепетал что-то в ответ, после чего Галдо и сам шлепнулся на задницу с ним рядом, выпучил глаза и обеими руками вцепился в свой капюшон, убедительно изображая отчаяние.
– Нет, госпожа Стролло! – простонал он. – Все гораздо хуже.
– Хуже? Ты о чем? Что стряслось-то?
– Серебро… – сквозь рыдания выдавил Локк, обратив к женщине залитое слезами лицо с искривленными плачем губами. – Он у меня кошелек украл… в карман залез…
– А там были деньги, что дала нам вдова покойного, – убитым голосом проговорил Галдо. – Не только за свечи, а и за упокойную службу, за благословения, за погребение… Отец Цеппи велел нам доставить кошелек вместе с…
– …с те-е-лом! – душераздирающе провыл Локк. – А я не уберег де-е-еньги!
– Святые Двенадцать, вот же гаденыш какой! – ахнула Амброзина Стролло. Засим она перегнулась через подоконник и возопила голосом поразительной мощи: – Вор! Держите вора!
Локк снова уткнулся лицом в ладони, а пожилая дама задрала голову и гаркнула:
– Лукреция!
– Да, бабушка, – донеслось из открытого окна на втором этаже. – Что за шум? Какой вор?
– Кликни братьев, детка. Скажи, чтоб живо спускались да дубинки свои прихватили! – Она снова повернулась к Локку с Галдо. – Не плачьте, мальчишечки, не плачьте. Мы как-нибудь поправим дело.
– Что такое? Где вор?
К ним подбежал долговязый сержант стражи, в развевающемся горчично-желтом плаще, с дубинкой наготове. По пятам за ним следовали еще двое желтокурточников.
– Хороший же ты стражник, Видрик! Гнусные воришки из Котлища шастают по нашему кварталу у тебя под носом и обчищают покупателей прямо у моей лавки!
– Как? Здесь? Их, что ли? – Сержант уставился на сокрушенных горем мальчиков, затем перевел взгляд на разгневанную пожилую женщину и наконец заметил покрытый саваном труп. Брови его подпрыгнули, словно пытаясь соскочить со лба. – Ох!.. Сдается мне, этот человек мертв…
– Конечно мертв, куриные твои мозги! Ребятишки везут его в храм Переландро, чтоб отслужить за упокой души и похоронить! А негодный маленький карманник минуту назад стянул у них кошелек со всеми деньгами, заплаченными вдовой!
– Кто-то обокрал послушников Переландро? Помощников слепого священника? – К ним вперевалку подошел краснолицый мужчина с необъятным животом и кучей лишних подбородков. В одной руке он держал трость, а в другой – устрашающего вида резак. – Ах, шельмы окаянные! Какой позор! В Виденце, средь бела дня!
– Простите меня… – всхлипывая, пролепетал Локк. – Простите, недоглядел… Надо было следить за кошельком, а я, ворона… Он раз-два – и поминай как звали… я и глазом моргнуть не успел…
– Глупости, голубчик, – перебила госпожа Стролло. – Твоей вины тут нет.
Запоздало спохватившись, сержант засвистел в свисток. Толстяк с тростью продолжал сыпать проклятиями. Из-за угла дома Стролло выскочили двое молодых парней с окованными медью дубинками. Возбужденно переговорив со своей бабушкой и убедившись, что с ней все в порядке, они наконец расспросили, в чем дело, и в свою очередь разразились яростной бранью и угрозами мести.
– Вот, мальчики, возьмите. – Амброзина Стролло положила на прилавок три солона, отданные ей Локком. – Пусть свечи будут моим подарком. У нас в Виденце не воруют. Мы такого безобразия не потерпим. Сколько было в кошельке?
– Пятнадцать солонов… до того, как мы расплатились с вами, – прохлюпал Галдо. – Значит, двенадцать у нас украли. Отец Цеппи выгонит нас из ордена.
– Не болтай чушь! – строго сказала госпожа Стролло, добавляя еще две монеты.
У лавки потихоньку собиралась толпа.
– Да, черт возьми! – вскричал толстяк. – Мы не позволим мерзкому дьяволенку покрыть нас позором! Сколько вы дали, госпожа Стролло? Я дам больше!
– Чтоб тебе пусто было, самохвальный старый боров! Я же не напоказ, а по велению души…
– А я дам корзинку апельсинов, – раздался женский голос в толпе. – Для вас и Безглазого священника.
– А вот еще солон от меня, – сказал другой торговец, протискиваясь к прилавку с монетой в руке.
– Видрик! – Госпожа Стролло отвлеклась от ссоры со своим тучным соседом и сурово воззрилась на сержанта. – Все случилось по твоей вине, Видрик! Ты должен дать бедняжкам хотя бы пару медяков.
