которые «усмотрены будут содействующими для воссоединения других и поставлены каноническими архиереями, могут быть приняты в сущем сане» и покаяние они должны будут принести до Пасхи 1944 года. Для некоторых из обновленческих деятелей предусматривались «индивидуальные исключения».
5 ноября 1943 года в зале заседаний Священного синода в Москве был совершен чин приема в Патриаршую церковь первого обновленческого архиерея – архиепископа Михаила (Постникова). Он публично принес покаяние за уклонение в обновленческий раскол. После чего был принят в сане епископа как рукоположенный еще в 1922 году, до возникновения обновленческого раскола.
Через месяц путем покаяния последовали другие обновленческие архиереи: митрополит Корнилий (Попов), архиепископ Андрей (Румянцев), епископ Сергий (Ларин) – всего около сорока обновленческих архиереев.
Покаяние рядового духовенства совершалось келейно – в алтаре храма. Епархии, особо «пораженные обновленчеством», принимались в состав Патриаршей церкви специально назначаемыми патриархией епископами, которые выносили окончательное решение после их тщательной «ревизии». Спустя некоторое время по стране прокатилась волна ликвидации обновленческих общин, возвращения духовенства и верующих в Патриаршую церковь.
Лука весьма критически, и даже нетерпимо, относился к обновленческому духовенству. По его мнению, чин приема обновленцев, принятый патриархами Сергием (Страгородским), а затем и Алексием (Симанским), был недостаточно строг. Правда, совершенно необоснованно он считал, что на «смягчение» повлиял Г. Г. Карпов. Но тот только высказал мнение о желательности не предъявлять к обновленцам жестких требований. Тогда как патриарх Сергий заявил, что будет принимать всех беспрепятственно, тем более что он хочет и должен считаться с мнением верующих масс. Но выдвинуто было и непременное условие – безусловное соблюдение канонические требований.
В Тамбовской епархии в отношении бывших обновленцев действовал чин приема, составленный самим Лукой. Воспринят он был в церковной среде как чрезмерно жесткий, и даже протоиерей Иоанн Леоферов выражал правящему архиерею неудовольствие по этому поводу.
Первое покаяние обновленческого священника из города Кирсанова состоялось 5 марта 1944 года в Покровском храме Тамбова. За ним пошли и другие обновленцы. Правда, это не означало немедленного их поставления в храмы; каждый из них должен был пройти определенные ступени покаяния и преодоления своих прежних «грехов». Не случайно уполномоченный Н. Д. Медведев в докладах Г. Г. Карпову сообщал: «Штат священнослужителей архиепископ Лука старается подбирать из реакционного духовенства: при приеме первый вопрос ставится, обновленец или нет, а вторым – был ли под арестом. Когда же он получает ответ, что священнослужитель из староцерковных и был под арестом, то от таких охотно принимает анкету».
Вообще-то тамбовский уполномоченный, настроенный годами своей предшествующей профессиональной деятельности и соответствующим «безбожным воспитанием» на «борьбу с религией», видел в Луке исключительно «врага» и стремился всячески «окоротить» архиерея. Ему не дано было понять, что Лука представлял интересы миллионов советских граждан, которые «виновны» были только в том, что и в советское время оставались верующими! Раз за разом он слал Карпову доклады-доносы на Луку, в которых нередко бывали непроверенные факты и сведения, а то и просто «базарные» слухи. Например, к числу «реакционных высказываний» Медведев отнес слова Луки, который, будучи у него на приеме, столкнулся с просителем, ратовавшим за закрытие клуба в селе Ламки и возвращение церковного здания верующим. Лука вслух, как бы обращаясь и к уполномоченному, и к просителю, произнес: «Клуб нужно закрыть, а здание отдать под церковь, так как церковь важнее клуба. Все равно в ваш клуб, – повернулся он к посетителю, – никто не ходит, а посмотрите, сколько молодежи бывает на службе в церкви! Правда, не ходят?» Тому только и оставалось кивнуть головой в знак согласия[132].
Все шло в ход в надежде, что это поможет снять с тамбовской кафедры неуживчивого архиерея, на смену которому придет кто-то менее знаменитый и более покладистый. Архиепископ, безусловно, ощущал вечные флюиды недовольства уполномоченного и его противодействие во всем и всегда. Он не раз обращался к патриарху Сергию с просьбой о переводе на другую епархию, ближе к Москве. А значит, ближе к научным медицинским центрам – хирургу Войно-Ясенецкому хотелось оказаться рядом с себе равными специалистами, успеть полностью реализоваться как крупнейшему хирургу.
Сохранились тому и документальные свидетельства. В частности, 5 мая 1944 года во время встречи с Карповым патриарх Сергий просил разрешить перемещение архиепископа Тамбовского Луки (Войно-Ясенецкого) на Тульскую кафедру. В ответ он услышал:
– Что же до Луки, то надо бы всем подождать. – Карпов вытащил из стола документ и положил перед собой. – Я зачитаю фрагмент поступившего к нам документа: «Архиепископ Лука в хирургическом госпитале в своем кабинете повесил икону, перед исполнением операций совершает молитвы. На совещании врачей эвакогоспиталей за столом президиума находился в архиерейском облачении. В дни Пасхи 1944 г. делал попытки совершать богослужения в нефункционирующих церквах, делал клеветнические заявления по отношению к обновленческому духовенству…» – Карпов отложил документ, продолжил: – Далее в таком же духе. Налицо нарушения существующего законодательства о культах. Отмахиваться от этого не могу. А потому стоит, может, хлопотать не о переводе его в иную епархию, а об увольнении на покой?
– Да так ли уж тяжки грехи владыки Луки? – вступился патриарх. – Если он что-то нарушает, мы обратим его внимание на это. Но Лука хочет и может еще многие годы служить Церкви. Мы этому рады. А перевести его на новое место служения нас побуждает то, что в Туле ему Наркомздрав обещает место хирурга в больнице.
Однако разговор ничего не дал: каждый из беседующих остался при своем, а архиепископ Лука продолжал пребывать на тамбовской кафедре.
Хотя и редко, но случались у Луки контакты с областной властью, минуя уполномоченного. Как-то его пригласил к себе председатель тамбовского облисполкома И. Т. Козырьков. Он относился к владыке неплохо, считая его медиком, случайно попавшим в «церковный омут». В разговоре, желая выразить ему свое расположение, спросил:
– Чем Вас премировать за Вашу замечательную работу в госпитале?
– Откройте городской собор.
– Ну нет, собора вам никогда не видать.
– А другого мне от вас ничего не нужно, – ответил архиепископ и покинул облисполком.
С новым председателем облисполкома И. П. Кузнецовым, вступившим на этот пост в 1945 году, произошел у архиепископа Луки следующий случай. 20 декабря 1945 года тамбовский облисполком своим решением постановил: «Вручить медаль “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.” Войно-Ясенецкому Валентину Феликсовичу – профессору, консультанту-хирургу облздравотдела за большую работу, проведенную в госпиталях г. Тамбова, способствовавшую возвращению в строй раненых офицеров и бойцов Красной Армии и за большую работу по повышению квалификации врачей». Добавим к тому же, что за неполные два года под руководством архиепископа Луки на нужды фронта православными общинами было перечислено около миллиона рублей.
Владыку и его секретаря пригласили в облисполком. После вручения медалей председатель сказал, что, хотя труд Войно-Ясенецкого как консультанта эвакогоспиталя завершен (госпитали эти осенью 1944 года покинули Тамбов и двинулись дальше на запад), но он надеется, что профессор и впредь
