решил не беспокоить до утра.
— Да я вообще не могу уснуть, когда кто-нибудь кричит, а в последнее время в моем доме только и слышны пьяные крики и брань. Пользуетесь, что я не могу до вас добраться.
— Успокойся, отец, — сказал Жак и сел на край кровати.
— Ну так что там, рассказывай поскорее! Жак засмеялся. Ведь он прекрасно знал, как старый Реньяр относится к Констанции. И Жак понимал, что если он обо всем расскажет, может начаться скандал, который не кончится до утра и уже никто тогда в этом доме не сможет уснуть. Ведь Жак прекрасно знал неистовый нрав своего отца.
— Ну, так что там? Говори быстрее, что ты тянешь!
— Как бы тебе сказать, отец, помягче, чтобы не обидеть… — начал Жак.
Но старик схватил его за рукав и дернул.
— Говори как есть, ничего не скрывай! Что-нибудь с Констанцией?
— Да, отец, с Констанцией.
— Так что же ты молчишь, ей плохо, что-нибудь случилось?
— Да нет, ей хорошо, она у себя в комнате.
— Тогда в чем дело?
— У нее появился кавалер.
— Что? — взревел старик, брызгая слюной. — И кто же он?
— Если я тебе скажу, ты, наверное, будешь злиться.
— Говори! Говори! — рявкнул старик.
— Это Филипп Абинье.
— Что? — как бы не поверив своим ушам, переспросил старый Реньяр.
— Филипп Абинье, отец.
— Так ведь он еще мальчишка!
— Да не, отец, ты просто давно его видел.
— Где он?
— Мы связали его и бросили в пристройку.
— А что Констанция?
— Так я же тебе говорю, отец, она сидит в своей комнате и рыдает.
— Рыдает? Это еще почему?
— Мы поймали Абинье, когда он лез к ней в окно.
— Как он посмел пробраться в мой дом?
— Да, отец, в смелости ему не откажешь. Я давно подозревал, что с Констанцией что — то не так. И вот сейчас мы смогли убедиться.
— Мне кажется, Жак, ты что-то врешь и не договариваешь. Быть может, он просто хотел пробраться в наш дом и убить меня?
— Да нет, отец, он лез в окно Констанции, она сама подняла раму.
— Я тебе не верю, — пробурчал Гильом Реньяр, — позови Констанцию, я хочу поговорить с ней, ведь она мне никогда не станет врать.
— Как хочешь, отец, — сказал Жак и поднялся с кровати.
Но старый Гильом его остановил.
— Жак, не надо беспокоить Констанцию, завтра утром во всем разберемся, пусть спит. Жак пожал плечами и застыл в двери.
— Иди, иди, я хочу отдохнуть, — махнул рукой отец. И Жаку ничего не оставалось, как покинуть комнату отца. Он спустился вниз, сопровождаемый слугой, и увидел Клода, который тут же поднялся от стола и направился к брату.
— Чего он тебя вызывал?
— Да ну его, — махнул рукой Жак, — спрашивал, что случилось, кого поймали…
— И что ты ему сказал?
— Я сказал все как было.
— А он?
— Разозлился. Он не поверил ни единому моему слову, ведь он свято верит, что Констанция честна и невинна.
— А разве ты, Жак, в это не веришь? — Клод усмехнулся.
— Я теперь ничего не понимаю. В нашем доме в последнее время творится такое… Я разобраться во всем этом не в силах.
— Да-да, — закивал головой Клод, — просто ужас!
— Ладно, пошли спать, утром разберемся. И братья разошлись по своим комнатам. А слуга еще долго стоял, держа в руках свечу. Воск медленно оплывал, а слуга прислушивался к звукам, наполнявшим дом.
Хозяин уже перебил ему сон, и слуга понимал, что не сможет уже уснуть до рассвета.
Констанция была не в себе. Мысли путались. Она задавала себя вопросы, но не находила ответов.
— Что делать? Что делать? — шептала девушка, теребя подол платья. — Как помочь Филиппу? Что сказать Виктору, чтобы он отменил свой страшный приказ? Ведь он такой жестокий, что ему ничего не стоит убить Филиппа. Может, поговорить с Гильомом начистоту, объяснить, что Филипп ни в чем не виноват, что это я по —
Звала его? И может быть, тогда братья отпустят возлюбленного?
Минута проходила за минутой, но Констанция продолжала неподвижно сидеть, не в силах принять какое-либо решение. Ей хотелось броситься в комнату к Гильо-му, упасть перед ним на коленях, выпросить прощение для своего Филиппа.
Но она чувствовала, что сейчас в доме власть постепенно переходит в руки Виктора, и старый Гильом Реньяр уже бессилен что-либо изменить.
А еще ей хотелось броситься к окошку темницы, в которой томился Филипп, броситься и признаться ему в любви, утешить, успокоить, сказать, что она помнит о нем. Но эти желания были противоположными, и девушка была не в состоянии решить, куда же бежать сразу. Поэтому она и сидела неподвижно, глядя на свою тень на шершавой белой стене.
— Как все плохо! Я даже не думала, что такое может случиться! А что если поговорить с Клодом и Жаком, ведь они не такие бессердечные, как Виктор? Может быть, они меня поймут, поддержат, уговорят Виктора не убивать Филиппа? Нет, они не пойдут наперекор старшему брату и разговаривать с ними бесполезно. Они, конечно, посочувствуют мне, а скорее всего, просто посмеются и будут рады
Расправиться со своим заклятым врагом Филиппом Абинье, хотя он-то сам ни в чем не виноват. Ведь это же Реньяры убили его отца, а не Филипп Абинье убил кого-то из Реньяров! Надо дождаться рассвета, может быть, придет какая-нибудь спа —
Сительная мысль, и я найду выход и избавлю Филиппа от заточения. Хотя выхода, скорее всего, нет. Виктор жесток, и его сердце не знает пощады.
По щекам девушки потекли слезы. Но ее никто не видел, и она даже не обращала на них внимания. Слезы капали ей на руки, и она неподвижно сидела, шепча имя своего возлюбленного и произнося один и тот же вопрос:
— Филипп, Филипп, что мне делать? Что? Что? Подскажи.
Возможно, она так и просидела бы до самого рассвета, если бы не налетел ветер и с грохотом не ударил ставни о стены. Этот резкий звук, похожий на выстрел, привел Констанцию в чувство. Она вздрогнула, вскочила на ноги и заметалась по комнате.А потом решилась. Она подбежала к окну и подняла раму. На
Улице выл ветер и хлестал дождь.»Как же ему там холодно и страшно!» — подумала Констанция, набрасывая на плечи плащ и выбираясь через окно своей комнаты.
Она быстро перебежала двор и опустившись на колени, прильнула к маленькому зарешеченному окошку.
— Филипп! Филипп! — позвала девушка. — Это я, Констанция, отзовись!
А Филипп, казалось, только и ждал этого.
— Я здесь, я здесь, дорогая Констанция, — прошептал он, подходя к
