— Агентура в Крыму сообщила, что большевики обманом собрали всех оставшихся в Севастополе бывших белогвардейцев и держат их под арестом. Боюсь, если не вмешается божья сила, красные казнят офицеров.
— Я попрошу господа обратить взор на страждущих божьей защиты, — солидно кивнув, положил ладонь на золотой крест пастырь.
— Боюсь, месье Ронин, если прямо в ближайшие дни не подсуетитесь, то окажется поздно, — поторопил опасного анархиста консул.
Главные дела были уже оговорены, и консулу не хотелось, чтобы ушлый пройдоха ещё чего–нибудь учинил непредсказуемое. Пусть теперь у большевиков голова болит, как с чёртовым пастырем сладить. А то, что парагвайский лидер не упустит шанса отбить людишек у советской власти, читалось в загоревшихся глазах дьявола в рясе.
Глава 11. Изгои
Глава 11. Изгои
После устной договорённости с представителем Антанты Алексей попросил Врангеля закрепить детали раздела черноморского флота документально. Неформального правителя Парагвайской анархисткой республики интересовали лишь полсотни вспомогательных и транспортных судов, а все крупные боевые корабли флота должны были перейти к французам в уплату за долги русской империи.
— Сёма, отслюнявь Петру Николаевичу маленько деньжат для оснастки транспортов, — вернувшись к дирижаблю, распорядился атаман. — Уголёк на переход до портов Европы генерал выгребет из крейсеров, а вот доски для деревянных нар в трюмы пароходов надобно из чего–то мастерить, да и хозяйственных мелочей пассажирам прикупить. Не на голых же досках солдатушкам дни коротать — до Южной Америки путь не близкий.
— Так у Врангеля и свой золотой запасец, поди, имеется, — обиженно надул губы прижимистый начфин.
— Золото Врангеля спрячем в бочки с двойным дном, которые у нас на третьем пароходе припасены, — решил скрыть капитал от жадных французских кредиторов парагвайский магнат. — Сгрузим его по–тихому в каком–нибудь европейском порту, а расплачиваться за топливо и провиант будем казацкими рублями. Андрюха уже достаточно переправил купюр в филиалы парагвайского банка.
— Всё равно буржуи сразу бумажные ассигнации на металл поменяют, — пожал плечами Семён.
— Они будут уже разменивать полученные деньги на наше золото, — сделав акцент на слове «наше», поднял указательный палец хитрый меняла.
— А ты, атаман, голова-а, — уважительно похвалил начфин и довольно усмехнулся. — Раньше сущим простофилей был, а теперь даже меня в финансовых хитростях обскакал.
— С волками жить — по–волчьи выть, — ладонью потрепал волосы толстячку, Алексей. — Ты ещё не видел, Сёма, как я лицедействовать наловчился. — Сбегай–ка на рынок, прикупи у турок театрального реквизита: кожаных курток и пару фуражек. На мою казачью папаху красный околыш нашьём, а вам с Кондрашовым звёздочки в фуражки воткнём. Глядишь, за важных красных комиссаров и сойдём, а то негоже в буржуйских костюмчиках в большевистском Крыму показываться.
— А в Крым нам на кой ляд соваться? — поёжился Сёма, нервно приглаживая ладонями борта пижонского смокинга.
— Горемык из плена надо вызволить, двадцать пять тысяч душ может зря сгинуть, — тяжело вздохнул Алексей. — Нам толковые офицеры в парагвайской армии очень бы пригодились.
— Да у казаков ещё и государства своего нет, — всплеснул руками начфин. — А ты, атаман, уже великое войско собираешь.
— Лучше раньше, пока враг дремлет, — рассмеялся Алексей и оборотился к задумавшемуся полковнику. — Контрразведка, что пригорюнился?
— Ох, не выцыганить нам белых офицеров у большевиков, — отрицательно замотал головой Кондрашов. — Красные их, однозначно, в расход пустят.
— Так, может, на харчи обменяем? — сжалился над бедолагами начфин. — Отщипнём чуток судов от парагвайского каравана и большевичкам скормим.
— Нам ещё сто пятьдесят тысяч беженцев в Турции чем–то кормить надо, — отринул доброту завхоза полковник. — Коммунисты на принцип пойдут — идейных врагов на хлебные коврижки менять не станут. А для обмена на казачьи семьи, что в Крыму скопились, и двух отправленных пароходов с зерном хватит. На том берегу уже наберётся тысячи три душ, и, по–видимому, больше беженцев красные из страны не выпустят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Оголодают — подобреют, — усмехнулся Сёма и напомнил: — У нас с товарищем Троцким уговор был.
— Ты ведь, Сёма, своему товарищу не забываешь копеечку на заграничный банковский счёт перечислять? — прищурил глаз контрразведчик. — И, небось, специальные кодовые фразы используешь при общении?
— Мне только бы до телеграфной связи добраться, — подмигнул полковнику красный агент. — Товарищ Троцкий урезонит местных комиссаров.
— Будем надеяться, что вожди коммунистической партии не сняли с повестки дня разжигание мировой революции, — пожал плечами Кондрашов. — Только даже Троцкий не станет открыто менять двадцать пять тысяч пленных белогвардейских офицеров на финансовую поддержку революционного движения в Южной Америке.
— А если на пленных красноармейцев? — хитро подмигнул батюшка–факир.
— У Врангеля их нет, — не поняв фокуса, развёл руками полковник.
— Помниться, в Парагвае ты, Эдуард Петрович, докладывал мне о потерях большевиков в ходе польской военной кампании, — напомнил контрразведчику атаман. — И, среди прочих, упоминал о ста тридцати тысячах пленных.
— Так Пилсудский не согласится отдать их до окончания боевых действий, — замотал головой полковник. — Ведь у красных поляки в плену тоже томятся.
— Много? — прищурил глаз парагвайский комбинатор.
— Тысяч тридцать уж, во всяком случае, наберётся, — пожал плечами разведчик. — Большевички в прошлом году наступление на Варшаву начинали бодро.
— А как обстановка на Западном фронте сейчас?
— Дело идёт к замирению, осталось лишь документально зафиксировать сложившуюся границу между странами.
— Значит, уговорим поляка, — ободряюще похлопал Кондрашова по плечу Алексей.
— Надо бы сперва красных как–то уговорить, — скривил губы полковник. — Кто нас в Крыму станет слушать?
— Прикинемся комиссарами из Москвы, — указав рукой на дирижабль, предложил Алексей. — Кожаные куртки Сёма нам достанет, мандат нарисуем. Нам бы только в штаб попасть, а там, по ходу дела, разберёмся.
— Дубликат подходящей печати у меня имеется, — признался запасливый красный начфин. — И курточки комиссарские на рынке прикуплю, но вот образины у вас, господа, не подходящие.
— Что не так? — нахмурился Алексей.
— Рожи не те, — ухмыльнулся Сёма. — Ты, батюшка, на себя в зеркало давно смотрелся?
— Бороду сбривать не стану, — сжав губы, скрестил руки на груди Алексей.
— Да тебе, бугай, не только бороду обрезать надо, но заодно и рост укоротить на полметра, — захихикал толстый коротышка. — Двухметрового бородатого здоровяка от людских глаз не спрячешь. Молва о верзиле–анархисте далеко разошлась.
— Лады, буду парламентёром от батьки Махно, — нашёл новый образ лицедей. — Бумагу от атамана есть чем заверить. Не зря же, при бегстве из лагеря анархистов, копию полковой печати с собой прихватил.
— А я, чем тебе, Сёма, нехорош? — нахмурил брови полковник контрразведки.
— Вы, ваше благородие, похоже, ещё в кадетском училище железный лом проглотили, — оценив офицерскую выправку фронтовика, ухмыльнулся толстячок–тыловичок. — Да и на холёной физиономии благородное происхождение выгравировано. Нет, «белую кость» пролетарской кожанкой не прикроешь, при каждом движении выпирает.
— Хорошо, Сёма, на одной кожаной куртке ты сэкономил, — согласился с доводами прижимистого начфина Алексей. — Царский полковник походит в своей шинельке без погон, он у нас будет военспецом.
— За военспеца сойдёт, — прищурив глаз, махнул пухлой ладошкой Сёма и отправился на турецкий рынок за двумя кожанками.
Однако когда дирижабль парагвайцев уже приземлился на поле близ Севастополя, маскарадные костюмы подвели лицедеев.
— Что–то уж больно справная на вас одёжка, — с подозрением рассматривая новенькие, без потёртостей, куртки, проявил бдительность начальник полевого патруля.
