– Но как Лоренцо получил электронное сообщение, если аккаунт насильника был стерт?
– Прентер установил автоматическую переадресацию на свой личный адрес электронной почты. Полиция распечатала копию с его мобильного.
– Можно ли выйти на твой реальный мейл через почту Прентера?
– Нет, практически невозможно. У ФОМД нет реальных аккаунтов. Кто-то хорошо разбирающийся в компьютерах или владеющий соответствующим ордером смог бы выйти на Фонд охраны материнства и детства, но не на меня лично. Однако Коди знает все мои имена пользователей, включая то, какое я использовала с Прентером.
Шон задумался. Его тело обманчиво казалось расслабленным; глаза смотрели прямо на Люси, но она заметила, что он не видит ее. Кинкейд была настолько ошеломлена всей этой ситуацией, что не могла заставить себя замолчать, пытаясь разобраться в том, что происходит.
– Сначала я подумала, что Прентера убил кто-то из знакомых одной из его жертв, – продолжила она. – Я изучила их всех, изучила их семьи, потому что…
– Потому что они тоже жертвы, – вставил Шон и снова посмотрел ей прямо в глаза.
Женщина кивнула с облегчением оттого, что приятель в точности понимал, что она ощущает. Независимо от квалификации полицейского или прокурора, пострадавшие от изнасилования всегда страдают от вторжения системы уголовного правосудия в свою жизнь.
– Кроме того, я думала, что один из них взломал мой аккаунт.
– И?..
– Ничего. Может, тебе удастся найти что-нибудь…
– Разумеется, и не сомневайся. Обещаю, что буду действовать максимально незаметно.
Она знала, что может положиться на друга, и лишний раз убедилась в том, что поступила правильно, сразу позвонив ему.
– Но затем мне пришло в голову: а что, если Прентера убили из-за чего-то еще? Например, из-за наркотиков, потому что мы знаем, что при нем обнаружены особые наркотики. Обычно такие вещества добавляют девушкам в спиртное; потом девиц насилуют, пользуясь их невменяемым состоянием. К тому же он недавно освободился; быть может, парня настигли какие-то тюремные разборки… Я сопоставила всех сокамерников мерзавца с его жертвами, самим Прентером и его семьей, а также всеми сотрудниками и добровольцами ФОМД. Затем добавила туда же всех других условно-досрочно освобожденных, находившихся в разработке у ФОМД, и все встало на свои места. Из двадцати восьми, вышедших по УДО, большинство уже вернулись в тюрьму. Десять так и не заглотили наживку – не явились на свидание. Семеро мертвы. Точнее, восемь, включая Прентера. – Она сделала глубокий вдох. – Все умерли именно в ту ночь, когда я организовала встречу с ними для подтверждения нарушения условия освобождения. Все убиты. Одного сбила машина. Трое умерли от ножевых ранений. Четверо застрелены. Двадцать процентов из всех тех, кого я прорабатывала, были убиты в ночь встречи.
– Что общего между ними? – спросил детектив.
– Ничего, – ответила Люси, – только то, что все они – осужденные преступники, вышедшие на свободу по УДО.
– Местные?
– Нет. Прентер единственный из всех жил в окрестностях Вашингтона. Остальные проживали в разных местах на Восточном побережье. Один даже освободился в Калифорнии. У ФОМД связи в правоохранительных органах по всей стране.
– Все они совершили изнасилования?
– Прентер единственный сел за изнасилования. Остальные совращали детей. Но, – добавила она, – одна из жертв Прентера была изнасилована, когда они оба были еще в школе. Она все еще в коме из-за вещества, которым он ее накачал.
– Где?
– В Род-Айленде. Я изучила ее и ее семью. Не думаю, что они замешаны, но, быть может, стоит с кем-нибудь проконсультироваться, прежде чем говорить с Кейт.
– Ты не можешь рассказать ей обо всем этом.
Люси нахмурилась:
– Она умная и сможет увидеть всю картину целиком. Кейт будет весьма полезна. Она не рассказала мне о сделке Мортона со следствием, да и своих секретов от ФБР у нее хватает.
– Думаешь, что теперь, когда миссис Донован наконец снова работает с ФБР, она сможет расследовать дело убийцы-мстителя? – спросил Шон.
– Мне нужна дополнительная информация. Необходимо узнать, кто курировал каждого из освобожденных.
– Не твой ли бывший?
Люси покачала головой, не обратив внимания на нотку неудовольствия в голосе Рогана.
– У нас в ФОМД несколько полицейских работают добровольцами в свое свободное время. Коди – лишь один из пяти или шести в Вашингтоне и окрестностях, а ведь есть еще и другие регионы.
– Мне нужны их имена. Я проведу собственное расследование.
Люси претила такая перспектива, но она согласилась. Ей и в голову не приходило, чтобы кто-либо из мужчин или женщин, которых она знала по ФОМД, стал соучастником убийства. Конечно, все они жаждали правосудия, но исключительно в зале суда. Полицейские. Агенты ФБР. Один работник исправительного учреждения. Никто из них не был способен на убийство.
– Я проведу более глубокое сопоставление всех условно-досрочно освобожденных, чтобы попытаться обнаружить менее очевидные связи, – сказала Люси. – Программа, которую я разрабатываю, уже дала достаточно информации; теперь вопрос лишь в том, чтобы выбрать жертвы для сравнения.
– А как ты узнаешь, кто какое дело курировал? – спросил Шон.
– Фрэн все знает, – ответила она. – Я поговорю с ней, мне все равно туда к трем.
– Нет, – сказал вдруг Шон жестко. – Откуда ты знаешь, что Фрэн в этом не замешана?
Люси смотрела на него, не веря своим ушам, медленно поднимаясь со стула.
– Фрэнсис Бакли – бывший агент ФБР. Глава ФОМД. Она не убийца!
– Мстители не похожи на сексуальных преступников или серийных убийц. Они совсем другие.
– Не надо меня учить!
Она хорошо понимала психологию преступников.
– Я и не пытаюсь, – ответил Шон тихо.
Люси уперлась руками на стол, опустила голову и закрыла глаза. Она не знала, что и думать. Ведь Фрэн ее наставница. Женщина, на которую она так старалась походить, обладающая целеустремленностью, преданностью делу, страстью и способностью контролировать все свои эмоции. Директриса взяла мисс Кинкейд под свое крыло с самого начала, и Люси любила ее, как сестру. Как мать.
– Люси, – сказал Шон обеспокоенным голосом, и она сделала усилие, чтобы не расплакаться.
– Ты прав. Пока нельзя говорить об этом Фрэн. Я буду работать сама.
– Будь осторожна. – Детектив встал, обнял женщину сзади и положил подбородок ей на плечо. – Я знаю, как тебе трудно.
Трудно? Ей немыслимо тяжело, но она уже побывала в настоящем аду, поэтому все преодолеет, в том числе и предательство. Потому что иначе остается одно – забиться в угол и плакать. Она не сделала этого шесть лет назад, не сделает и сейчас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
