Но теперь вы перестали нуждаться в его услугах. Более того, вы, как и большинство убийц, обнаружили, что использовавшееся вами живое оружие — обоюдоострое. Уоллес был единственным, кто знал, чьих рук все дело. И даже неважно, что вы могли держать его в руках, угрожая каким-нибудь разоблачением или чем-либо еще. Живой Альфред всегда оставался бы постоянной опасностью и угрозой вашему спокойному существованию. И чем больше вы рассуждали на эту тему, тем больше сживались с мыслью о необходимости избавиться от Альфреда. Его смерть оборвала бы последнюю ниточку, ведущую к истине. В то же время убийство его как любовника вашей жены весьма льстило вашей ненасытной мании величия. К тому же мертвый Альфред Уоллес — это идеальный Чарльз Адам, «враг из прошлого»! Альфред по возрасту как раз ровесник Адаму. Прошлое Уоллеса восстановить невозможно из-за его потери памяти. И даже его характер вполне соответствует Адаму, как мы могли бы себе его представить.
И если бы вы бросили нам лакомый кусочек, подсунув вместо Чарльза Адама Альфреда Уоллеса, то сразу бы убили одним выстрелом трех зайцев.
Поэтому вы организовали убийство Уоллеса.
Роджер Приам поднял голову. На его щеках опять алел здоровый румянец, а грубый голос звучал довольно оживленно.
— Я читал кое-что из ваших повестушек, Куин, — сказал Приам. — Надо отдать должное — это одна из лучших.
— Что ж, в благодарность за комплимент, Приам, — засмеялся Эллери, — я рискну предложить вам еще одну, даже лучше прежних.
Несколько месяцев назад вы приказали Альфреду найти и купить оружие. Вы дали ему на это деньги и пожелали, что бы он приобрел револьвер в свою собственность.
Сегодня ночью вы вызвали Уоллеса звонком к себе в комнату и сказали, что вам послышались чьи-то шаги около дома. Вы приказали ему взять оружие, зарядить его и незаметно пробраться назад к вам.
— Это ложь, — сказал Роджер Приам.
— Это правда, — сказал Эллери.
Приам оскалил зубы:
— Хватит меня на испуг брать! Даже если это и правда — хотя это не так, — то как Вы могли узнать об этом?
— Мне сказал Уоллес.
Кожа на лице Приама опять потеряла свою природную окраску.
— Понимаете, я все открыл Уоллесу, как только понял грозящую ему опасность, — сказал Эллери. — Я объяснил, какой подарочек готовите вы для него, и если он хочет спасти свою шкуру, то должен играть на нашей стороне.
Его не пришлось долго уговаривать, Приам. Я думаю, вы хорошо изучили его и знаете, что Альфред всегда сразу видит, с какой стороны хлеб намазан маслом. Он сдался без борьбы. Обещал держать меня в курсе событий и сдержал свое обещание. Когда настало время, он вспомнил мои указания, а не ваши, Приам.
Когда вы сегодня ночью вызвали его звонком и приказали явиться с заряженным револьвером, Уоллес немедленно позвонил мне. Я сказал, чтобы он протянул время и спускался к вам подольше, так, чтобы мы с лейтенантом успели прибыть на место. По-моему, мы действовали оперативно, не правда ли, Приам? Последнее время мы каждую ночь были наготове. Вы скорее всего подозревали, что снаружи будет кто-нибудь дежурить, но не предполагали, что это мы собственной персоной, да еще по звонку самого Уоллеса. Вы здорово разыграли эпизод отказа от полицейской охраны, вполне в духе всего спектакля, задуманного вами. Но вы не без оснований надеялись, что мы не примем всерьез вашего отказа и тайно поставим охрану. А вам только того и нужно было.
Когда Альфред появился в вашей комнате с револьвером в руке, вы рассчитывали, что тот, кто наблюдает за вами, будет полностью убежден в намерении Альфреда убить вас. Если же поблизости наблюдателя не окажется, то охранник где-нибудь у входа услышит выстрел, мигом примчится к вам и найдет мертвого Уоллеса. Найдет в вашей комнате, где вы, будто бы разбуженный от глубокого сна, окажетесь единственным свидетелем происходящего. Ваши слова некому будет подвергнуть сомнению. Полицейскому, знакомому с историей о таинственном «враге из прошлого» и его угрозах, и в голову не пришло бы усомниться. И, наконец, в случае полного отсутствия поблизости полицейских, вы сами сразу же позвонили бы куда следует. Благодаря тому факту, что револьвер принадлежит Уоллесу, ваша история завершилась бы благополучно для вас. Это был безупречный план, достойный Макиавелли. И он чуть было не удался.
Приам весь как-то встрепенулся. К нему опять вернулся дар речи, и хотя его слова звучали несколько неестественно вначале, постепенно он совсем оправился:
— Все, что рассказал вам Уоллес пустая брехня. Я не вызывал его сегодня ночью. И вы не можете доказать обратное. Вы сами только что видели его возле моей кровати с заряженным револьвером в руках, вы видели, как я боролся за свою жизнь, и я победил, а он мертв. — Бородатый калека сделал особое ударение на последнем слове, будто хотел подчеркнуть бесполезность Уоллеса как свидетеля.
— Боюсь, что вы невнимательно слушали мои последние слова, Приам, — сказал Эллери. — Я сказал «чуть было не удалось». Не думаете же вы, что я мог допустить хоть малейший риск для жизни Альфреда. Поэтому сегодня ночью он захватил с собой револьвер с холостыми патронами. По-моему, мы тоже недурно разыграли вас, а? — И Эллери громко сказал: — Уоллес, можете встать.
На глазах у Приама одеяло на полу зашевелилось и стало подниматься, как волшебный ковер-самолет, а из-под него показалось улыбающееся лицо Уоллеса.
Роджер Приам завыл, как подстреленный зверь.
ГЛАВА XVI
Никто не мог предвидеть, включая самого Эллери, как Приам отреагирует на свой арест, следствие и суд. После его разоблачения трудно было представить себе, что он еще способен действовать. Правда, оставался Альфред Уоллес, но он зарекомендовал себя, как человек благоразумный.
Приам взял всю вину на себя. Он отрицал участие Уоллеса с трогательным великодушием. Он утверждал, что Альфред был простым исполнителем, не ведавшим, что творит. Слушая Приама, можно было подумать, будто Уоллес полный идиот и действовал совершенно бессознательно. Было очевидно, что Приам просто пытается заморочить всем голову, но закон есть закон, и он строго предписывает опираться на показания свидетелей. А так как свидетелей было всего двое: сам обвиняемый и его сообщник, то каждый из них, правда, по разным причинам — уменьшал вину Уоллеса и увеличивал — Приама.
Поэтому Уоллесу удалось выйти сухим из воды.
Как ворчливо заметил однажды Китс, Приаму удалось до конца остаться Хозяином даже своего собственного приговора за свое собственное преступление.
Говорили, что адвокат Приама, известный на западном побережье юрист, отлучился куда-то как раз накануне вынесения окончательного приговора и тем самым поставил себя в очень глупое положение, так как его подопечный умудрился покончить с собой, проглотив порцию яда. Все необходимые предосторожности были приняты, но это не помешало Приаму оставить в дураках охраняющего его надзирателя.
Роджер Приам предстал взорам вошедших лежащим неподвижно, с бородой, вздернутой к потолку, и ртом, застывшим в усмешке пирата, гордо отправляющегося ко дну вместе со своим кораблем. Казалось, его лицо говорило: «Никто, никогда, ни в чем не сможет взять надо мной верх, даже сам сенатор штата Калифорния». Если ему суждено было умереть, он просто не мог позволить кому-либо выбирать за него время и способ.
Он должен был быть Хозяином даже своей смерти.
Ко всеобщему удивлению Альфред Уоллес нашел нового работодателя сразу же после суда, некоего писателя из восточных штатов по фамилии Куин. Уоллес и его саквояж перекочевали в небольшой коттедж на вершине холма, а Миссис Вильямс со своими двумя чемоданами покинула его, к удовольствию обеих сторон.
Эллери не пришлось сожалеть о такой замене, ибо Уоллес оказался более искусным кулинаром, чем миссис Вильямс, — приятная неожиданность для Эллери, нанимавшего Уоллеса только как своего секретаря.
Незавершенный роман все еще задерживал его пребывание в Калифорнии, а так как дело Хилла — Приама было полностью закрыто, он решил всерьез заняться своей книгой.
Китс был поражен:
— А не боитесь ли вы, что в один прекрасный день он добавит мышьяку вам в суп?
— А какой ему от этого прок? — рассудительно возразил Эллери. — Он же получает от меня деньги за диктовку и перепечатку рукописей. А если уж речь зашла о супе, то, надо признаться, готовит он отменно. Особенно «олья подруа». Справочник уверяет, что это одно из вкуснейших блюд в мире. Как насчет того, чтобы отведать его завтра вечером?
Китс рассыпался в благодарностях, но заверил, что он вовсе не гурман и его притязания не идут дальше тушеной курицы с острым соусом, кроме того, его жена как раз пригласила на этот вечер несколько друзей посмотреть телевизор, поэтому он вынужден отказаться.
