— Я ведь не со зла, Иловайский. Я думал, что, освятив твоим мясом прилавок своей лавки, сразу два добрых дела сделаю — и постоянных покупателей свежатинкой побалую, и дяде твоему за позор отомщу. А за двойное добро и тебе бы жертвой лечь нестрашно. Да ты бы и не почуял ничего, ибо топор у меня острее бритвы, орудие труда в порядке достойном содержу. А всем, кто телом своим мою торговлю обеспечил, уж наверняка прямая дорога на небеса! Ибо сие венец мученический, а это ведь тоже богоугодное дело, казаче…
Из полутёмного переулка неожиданно раздался холодящий кровь вопль, и прямо на меня кинулся сухонький рогатый маньяк в лапсердаке и с шилом в руке, кривые волосатые ножки кончались козьими копытами. Мне даже не понадобилось браться за плеть. Павлушечка с невероятной для толстяка скоростью выбросил вперёд окорокообразный кулак, и злодейский стрекулист отлетел на десять шагов, пробив собой чью-то стену.
— O tempora, o mores![8] Никакого обхождения у нынешней молодёжи. Прибежал, убежал, ни тебе «чтоб ты сдох!», ни мне «я больше не буду»… Куда катится весь этот мир, человече? Где утерянные идеалы нашей юности, где высокие устремления, чистота помыслов, благородство целей? Всё пóшло и низменно, литература вульгарна, общество погрязло в сером быте, поговорить о тенденциях учения Сократа и Вольтера решительно не с кем. Моё либидо угнетено и волей-неволей вступает в борьбу с альтер эго!
Позади раздался тот же приглушённый визг, дробный топот, и растерявший все мозги тощий тип на копытцах предпринял вторую попытку атаки. Откуда вообще на мою голову взялся этот самоубийца? Мощная длань Павлушечки размазала его по плинтусам и карнизам, соскребла остатки, скатала в неприглядный колобок и закинула на ближайшую крышу. Неужели и после этого не поумнеет…
— А ведь у меня тоже была мечта. Я тоже много читал и мыслил прогрессивно. Мясная лавка — это не предел, это только начало, старт, первая ступенька в саморазвитии. Если правильно организовать подвоз человечины и безотходное производство, здесь можно было бы открыть мясоколбасный цех, крутить фарш, продавать пельмени. Я бы следил за качеством, придумывал красивые названия: сосиски «Дамские пальчики», копчёная колбаса «Угадайка», сервелат «Член Евросоюза», буженина «Цвет нации», да мало ли! Что опять? Нет, ну он мазохист, право слово, никакой латыни не хватает…
Неистребимый маленький рогоносец, с писком спрыгнувший едва ли мне не на шею, успешно получил очередную порцию плюх и был без почестей закопан прямо в мостовой под грубоотёсанным булыжником. Не хочу гадать, выберется ли он оттуда, но за разговорами мы незаметно добрались до приснопамятного заведения Вдовца.
— Всё, здесь прощаемся, дальше сам. — Я решительно ступил на порог и, подумав, добавил: — Спасибо за прогулку и содержательную беседу. Было познавательно и интересно, особенно насчёт сосисок. Даже знаю одного упитанного длинноволосого типа наверху, по которому ваша скотобойня плачет.
— Познакомишь? — с надеждой вскинулся мясник.
— Охотно, вы друг другу понравитесь, — пообещал я и, быстро толкнув дверь, шагнул внутрь.
Из традиционной полутьмы грязного трактира на меня недоверчиво уставились двое-трое завсегдатаев в личинах безобидных работяг. Но прежде чем нечисть оскалила зубы, я успел разглядеть за стойкой хозяина и громко произнести волшебное слово:
— Водки!
После этого уже ни один хмырь в данной забегаловке и не посмел бы посмотреть в мою сторону с гастрономическим интересом. Из возможной добычи я стал реальным клиентом, а клиентов не едят.
Неулыбчивый Вдовец с достоинством вышел мне навстречу, широким жестом указав на свободный столик:
— Прошу садиться-с… Анисовую, перцовую, медовую с хреном, на сосновых гробах, очищенную кладбищенским чернозёмом-с?
— Анисовую, — быстро выбрал я.
— А на закуску могу предложить-с…
— После первой не закусываю!
Вдовец уважительно кивнул, оставив меня ровно на минуточку, то есть на время, достаточное для того, чтобы налить стопку, поставить на поднос и подать, а мне собраться с мыслями, выпить и без лицемерия попросить:
— Мне нужна ваша помощь, пожалуйста…
Пьянчужки недоумённо развернули синие носы к моему столику, кривясь как от парного молока. Плечистый хозяин трактирчика поставил передо мной водку, напомнив:
— Вторая за счёт заведения. Чем могу помочь-с?
— Мне очень нужно разобраться вот в этом. — На стол легла та копия старой карты, которую я получил от Катерины. — Это кладбище, это лес, вон там село Калач, вот здесь течение Дона. Мы с упырями запутались в поисках точного места захоронения французского клада. Не знаю, что там, но, видимо, вещь ценная. По ходу дела мы вскрыли одну могилу, а там… совсем не то. Перекапывать всё кладбище глупо, а найти очень надо. Можете помочь?
— Хозяйка предупреждала-с. — Кабатчик опустился на грубый табурет и осторожно пододвинул к себе лист. — Ну что я могу сказать? Липа. Там, где у вас кресты нарисованы, ничего нет-с!
— Как нет?
— Да так-с, нет, и всё. Я этот участок ещё лет шесть назад перекапывал, тогда в дубовых гробах хоронили, а дуб для настойки коньячной очень уж хорош. Но никакой иноземной могилы там нет-с! Вот здесь, у дерева, мог быть труп, но без гроба-с…
— Да-а, как я понимаю, там он и был, — принахмурился я. — Моня и Шлёма его разбудили, слышали, наверное?
— Наслышан-с, роковое совпадение. Лично я могил без гробов и не вскрываю, нам без надобности-с.
— Ничего не понимаю. — Я потёр рукавом вспотевший лоб, машинально отметив, что передо мной уже стоит вторая налитая стопка. Чётная, значит, пить нельзя. — Всё равно что-то не складывается. Если на кладбище ничего нет, то почему же все вокруг только и говорят о грядущем нашествии французов? У нас давно мир с Парижем, не могут же их покойники ни с того ни с сего, без причины лезть в Оборотный город?
— Не могут-с, — потеребив острое ухо, признал Вдовец, так же ненавязчиво пододвигая водку ко мне поближе. — Вот придут, вы их и спросите. А сейчас, прошу простить-с, клиенты ждут-с!
Я обернулся. Все напряжённо следили за нашим разговором, не сводя глаз с отравленной стопки. Ага, теперь становилось понятно, чего именно ждут «клиенты», старая традиция, отступить — смерти подобно, порвут не глядя. Налито и поставлено, без причины не отказываются, сразу после первой не ушёл, значит, выпить обязан. На чью-либо помощь рассчитывать не приходится, для драки нет повода — короче, ты попал, казак…
Погодите, дайте быстренько сравнить последствия. Если выпью, то умру и не смогу найти клад, исполнить службу, помочь отстоять город от французов, да ещё и наверняка безвозвратно загублю свою душу, потому что точно знаю — там яд, а стало быть, принимаю грех самоубийства. Если же не выпью, то всего лишь опозорюсь перед тремя местными алкашами да психопатом-хозяином с романтическим креном на всю капитанскую рубку. А оно того стоит? Кстати, если выплеснуть эту дрянь ему в лицо, то вполне можно попробовать и удрать, на улице отмашусь нагайкой…
— Прощай, Катенька, свет мой, сердце моё, любовь моя ясная, мечта кареокая. — Я решительно встал, поднял водку и…
Широкая ладонь Вдовца остановила стопку у самых моих губ.
— Верю, хорунжий. За честь казачью жизнь готов отдать-с?
— Не за честь, за любимую.
Непроницаемое лицо кабатчика дрогнуло. А может, и нет, может, мне это только показалось, романтически настроенные натуры вроде меня часто приписывают отражение своих поступков чужим людям. Скорее всего ему просто попала соринка в косой глаз, он проморгался, сглотнул комок в горле и ещё раз придвинул к себе карту. Присмотрелся, сощурившись, перевернул её, поднял вверх, глянул на просвет и уверенно сказал без всякого подобострастного сюсюканья:
— Того, что ты ищешь, на кладбище нет. Фальшивку тебе изобразили, деревьев здесь не растёт, излучина Дона за селом, а не перед ним будет, да и кресты эти нарисованные не могилы изображают. Видать, не хотели, чтоб случайному человеку клад открылся. По-другому тут всё читать надобно…
— Но как именно, подскажите! — Я пододвинулся поближе.
— Смотри сам, вот здесь француз изобразил три маленьких крестика, почти друг за дружкой. Вроде как русский погост обозначил, да? Однако, слово даю, на том конце, что к лесу примыкает, людей никогда не хоронили. Ни своих местных, ни бродяг приблудных, чтоб корни деревьев могилы не разрушали. Поверь, я там не раз гробовые доски выворачивал и врать не стану. А вот зачем же тогда кресты рушили, да ещё чётко по прямой, в рядок? Может, что другое указывают?
— Направление? — предположил я.
Вдовец задумчиво кивнул:
— Возможно… Ведь Наполеона из России зимой гнали, так как же клад посреди земли мёрзлой закопать? Трудновато будет, морозы стояли лютые. А вот если в самом лесу, в приметном месте, да хоть в дупле, особенно если вещица небольшая…
