А потому, когда его сослуживцы начали поговаривать о том, что надо что-то делать, когда жена Лэнса Уэнди, ходившая в школу с младшей сестрой Мэтта Хантера и до сих пор называвшая ее «королевой всех сучек», вдруг начала возмущаться, что к ним в район собирается переехать бывший заключенный, когда один из членов муниципального совета вдруг озвучил главную причину озабоченности горожан – «Ты соображаешь, Лэнс, что станет с ценами на недвижимость, если он сюда переедет?» – пришло время действовать.
И вот теперь он не был уверен, что поступил правильно.
Вспомнился вчерашний разговор с Лорен Мьюз. Она расспрашивала его, каким в детстве был Мэтт Хантер. Не заметил ли он ранних признаков психических отклонений? Ответ – твердое «нет». Хантер был мягким, слабохарактерным мальчиком. Лэнс помнил, как он плакал, потеряв мяч, во время матча Лиги юных чемпионов. Отец утешал его, а Лэнс лишь дивился тому, что парень может вести себя как какой-то сопливый младенец. Однако – и это противоречило выводам Лорен о ранних тревожных симптомах – человек имеет свойство меняться, и очень сильно. Далеко не все определяется в возрасте пяти лет, или как там сказала ему Лорен.
И главная штука в том, что эти перемены всегда, всегда к худшему.
Допустим, ты выявил молодого психопата. Он уже никогда не изменится, и толку от него ноль. Никогда. Но есть толпа парней, приятных и милых ребят, воспитанных на истинных ценностях, умных ребят, которые уважают закон и дружат с соседями, тихих молодых людей, ненавидящих насилие, честных, правильных… и ты вдруг узнаешь, что эти славные ребята способны совершать самые жуткие поступки.
Почему? В случае с Хантером это могло объясняться простым невезением. Но опять же следует подумать, почему не повезло именно Хантеру. Когда возникает подобная ситуация, получается, что воспитание, генетика, твой жизненный опыт, условия – все это чушь собачья. Да, Мэтт Хантер оказался не в том месте и не в то время. Но это теперь уже не важно. Достаточно заглянуть ему в глаза. И ты увидишь в них, в походке Хантера, в седых волосках его шевелюры, в его манере моргать и сдержанно улыбаться способность совершить самый дикий поступок.
Да, существуют люди, за которыми несчастье просто ходит по пятам. Суть в том, что зло сидит в них, пусть и запрятано глубоко-глубоко, сидит и не отпускает. И тебе не хочется, чтобы такие люди окружали тебя.
Лэнс постучал в дверь дома Марши Хантер. Двое молодых полицейских встали по бокам и чуть сзади. Начало светать. Они прислушались. Из дома не доносилось ни звука. Лэнс заметил звонок. Он знал, что у Марши Хантер двое малолетних ребятишек. Если Мэтта в доме нет, получится, что он их разбудит. Делать этого не хотелось, но и иного выхода не было. Он нажал на кнопку. Внутри раздался переливчатый звон. Ничего. Тогда Лэнс без особой, впрочем, надежды подергал ручку двери. Она была заперта. Коп, стоявший справа, начал переминаться с ноги на ногу.
– Будем выбивать?
– Пока не надо. Мы даже не знаем, там он или нет.
Лэнс снова нажал кнопку звонка и держал палец долго, не отнимая.
– Детектив? – произнес второй полицейский.
– Подожди. Дадим им еще несколько секунд, – сказал Лэнс.
И тут, словно по волшебству, в холле вспыхнул свет. Лэнс пытался рассмотреть, что там происходит, но толстые стекла под горный хрусталь не давали такой возможности. Он прижался к стеклу лицом, за ним двигались лишь какие-то неясные тени.
– Кто там?
Женский голос. Немного взволнованный, напряженный, что понятно в подобных обстоятельствах.
– Детектив Лэнс Баннер, полиция Ливингстона. Откройте, пожалуйста.
– Кто?
– Детектив Лэнс Баннер из полиции Ливингстона. Будьте добры открыть дверь.
– Минуту.
Они ждали. Лэнс продолжал всматриваться в ребристое стекло. Он различил фигуру, спускавшуюся в холл по лестнице. Наверное, Марша Хантер. Походка тоже выдает напряжение. Лэнс услышал, как брякнула задвижка, затем звон цепочки, и вот дверь отворилась.
Марша Хантер была в халате, туго стянутом поясом в талии. Старый махровый халат. Слишком просторный для нее, наверное, принадлежал мужчине. Наверное, ее покойному мужу, подумал Лэнс Баннер. Волосы встрепаны после сна. Макияжа, разумеется, нет. И Лэнс, всегда считавший Маршу привлекательной женщиной, решил, что немного румян и помады ей бы не помешало.
Она взглянула на Лэнса, на двух молодых полицейских, потом снова на Лэнса.
– Что вам здесь нужно в такой час?
– Мы разыскиваем Мэтта Хантера.
Ее глаза сузились.
– А я вас знаю.
Лэнс промолчал.
– В прошлом году вы тренировали моего сына, в футбольной команде. У вас тоже мальчик, в возрасте Пола, верно?
– Да, мэм.
– Не «мэм», – резко заметила она. – Я Марша Хантер.
– Да.
– Мы с вами соседи. – Марша покосилась на двух парней в форме, перевела взгляд на Лэнса. – И вам прекрасно известно, что я живу с двумя маленькими детьми. Так какое право вы имеете будить нас, врываться в дом, точно бойцы спецподразделения?
– Нам необходимо переговорить с Мэттом Хантером. Срочно.
– Мам?
Лэнс сразу узнал мальчика, спускавшегося по ступеням. Марша укоризненно посмотрела на Лэнса и обратилась к сыну:
– Ступай в постель, Итон.
– Но, мам…
– Сейчас приду, подожди минутку. Иди в спальню. – Она повернулась к Лэнсу: – Честно сказать, не ожидала, что вы не знаете.
– Чего не знаю?
– Мэтт здесь не живет. Они с женой проживают в Ирвингтоне.
– Но его машина у вас перед домом.
– И что?
– Наверное, это он на ней сюда приехал?
– Что происходит?
На лестнице появилась еще женщина.
– Вы кто? – спросил Лэнс.
– Оливия Хантер.
– Оливия Хантер. То есть миссис Хантер?
– Простите, не поняла.
– Он просто пришел спросить, почему ваша машина стоит у нас во дворе, – пояснила Марша Оливии.
– В такую рань? – удивилась та. – Но зачем им это?
– Они разыскивают Мэтта.
– Вы знаете, где ваш муж, миссис Хантер? – проговорил Лэнс.
Оливия начала спускаться по лестнице. Походка у нее, как показалось Лэнсу, была какая-то нерешительная. Может, она чего-нибудь боится? Или дело в одежде? В отличие от Марши она была одета. Самая обычная одежда. Джинсы, свитер. Никаких ночных рубашек, халата или пижамы. В ранний час…
Странно.
Лэнс взглянул на Маршу Хантер и все понял по ее лицу. Черт, как же он сразу не догадался? Им так долго не открывали, потом зажгли свет, затем это медленное схождение по лестнице, разговоры… Они нарочно тянули время.
– Обыскать все вокруг, живо! – бросил Лэнс помощникам.
– Подождите! – громко воскликнула Оливия. – Что вашим людям делать на заднем дворе?
Но копы уже бежали туда, один огибал дом с левой стороны, другой – с правой. Лэнс покосился на Маршу. Она ответила вызывающе дерзким взглядом.
А потом раздался женский крик.
Мэтт поблагодарил Середняка и отложил телефон.
– В чем дело? – спросила Оливия.
– Звонил Середняк, – сообщил он. – Чарлз Тэлли и Макс Дэрроу… оба убиты.
– О Боже!
– И еще, если не ошибаюсь, – добавил он и махнул рукой в сторону окна, – меня собираются арестовать и предъявить обвинение в этих убийствах.
Оливия закрыла глаза.
– Что же теперь делать? – пробормотала она.
– Я должен убраться отсюда. И поскорее.
– Ты, верно, хотел сказать: «мы должны убраться отсюда»?
– Нет.
– Я с тобой, Мэтт.
– Ты им не нужна. На тебя у них ничего нет. Самое серьезное, в чем тебя могут обвинить, – измена мужу. Просто отказывайся отвечать на их вопросы, и все. Задерживать тебя они не имеют права.
– Так ты хочешь бежать?
– Других вариантов нет.
– Куда же ты пойдешь?
– Что-нибудь придумаю. Некоторое время мы с тобой не сможем общаться. Они будут следить за домом. Прослушивать наш телефон.
– Тогда мы должны заранее договориться о встрече, Мэтт.
– Ну, допустим, давай встретимся в Рино.
– Что?
– Да, в Рино. Завтра в полночь. По адресу четыре-восемь-восемь, Сентер-Лейн-драйв.
– Думаешь, есть еще шанс, что моя дочь…
– Сомневаюсь. И еще сильно сомневаюсь в том, что Дэрроу и Тэлли действовали по собственной воле.
Оливия явно колебалась.
– Что с тобой?
– Как же ты собираешься так быстро перебраться в противоположный конец страны?
– Пока не знаю. Если получится, решим все там, на месте. План, конечно, не очень, но нет времени изобретать что-либо иное.
Оливия отступила на шаг. Сердце у Мэтта заныло. Никогда прежде она не казалась ему столь прекрасной и желанной.
– Но ведь у нас есть время сказать, что мы любим друг друга?
– Я люблю тебя. Очень. Больше, чем когда бы то ни было.
– Правда?
– Да, – ответил он.
