Княгиня была высока и костлява. Седые ее волосы были безупречно уложены и прикрыты украшенной синими самоцветами сеткой. Сапфиры, должно быть, решила Танфия. И все же княгиня не выглядела бы ни выше, ни внушительнее бабушки Хельвин, если б не одеяние. Танфия едва могла отвести взгляд от ее платья – широкой юбки, буфов на рукавах, жесткого корсажа. По черному шелку змеился синий узор, и блестели лазурные бусины. Рядом с подобной сдержанной роскошью одолженное платье девушки, которое еще минуту назад казалось ей таким шикарным, походило на обноски.
– Мой отец, владыка Даннион, князь Сеферетский.
Князь был так же высок, хотя и сутулился – Танфия не могла решить для себя, из стеснения ли, или из презрительного высокомерия. Лицо владыки, подобно лицу его младшего сына, было тонким и отстраненным, серые глаза будто выцвели. Он кивнул девушке, но руки не подал. И Даннион, и Фейлан также были облачены в черное с синим, будто прочих цветов и не существовало в мире – короткие широкие панталоны, шелковые чулки, расшитые туфли и обильно изукрашенные камзолы с прорезными рукавами.
– С сестрой моей матушки, госпожой Амитрией, и моим младшим братом Фейланом вы уже знакомы…
Фейлан, подобно отцу, скрывал под маской отчуждения некоторую нервозность. Госпожа же Амитрия, растрепанная, в мятой накидке, ничуть не походила на сестру, да и на прочих свойственников. Суетливая и быстрая, как птичка, она взирала на собравшихся с едкой насмешкой.
– И моя супруга, госпожа Эсамира.
Жена Каламиса носила свободное платье нескольких оттенков синего, расшитое серебряными листьями, весьма шедшее к ее раскосым синим глазам и рыжевато-русым кудрям, ниспадавшим до пояса. Хотя она была женщиной крупной, но создавала впечатление худобы, будто с ее мощного костяка спала плоть. Губы ее были презрительно надуты.
– О, – воскликнула Танфия, недослышав, – мою сестру зовут Изомира!
Руфрид предупреждающе наступил ей на ногу.
– Как забавно, – произнесла госпожа Эсамира, – эти крестьяне дают своим детям такие поэтичные имена. Разве можно что-то иметь против простых народных имен, вроде Неррии и Фрейнии, верно?
Все вежливо посмеялись – кроме Амитрии, от взгляда которой молоко бы прокисло. Танфия решительно не понимала, почему крестьяне не могут называть детей, как им вздумается, но сказать это вслух было не неприлично, и она промолчала.
– Как я понимаю, – проговорил князь, прежде чем тишина слишком затянулась, – это вы принесли нам весть о гибели нашего сына Арана.
– Мы… не уверены, что это был он, – поспешно вставил Руфрид.
– Сегодня мы отрядили людей обыскать лес и принести в замок тело. – Князь протяжно вздохнул. – Увы, то был наш сын.
– Нам очень жаль, – хором произнесли Танфия и Руфрид. – Надеюсь, мы верное поступили, – добавила Танфия, – что привели его коня.
– Безусловно, – подтвердила владычица Алорна. – Само собой, вы можете остаться, покуда ваш спутник не оправится от лихорадки. Это самое малое, чем мы можем отблагодарить вас.
– Мы подозревали, что он погиб, – тяжело проговорил владыка Даннион. – И опасались подобных вестей. Однако они стали для нас тяжелым ударом.
– Вам известно, э, как он умер? – осторожно поинтересовалась Танфия.
– Мы редко заходим в чащу леса. Зверь, возможно. Дикие коты… кто теперь скажет?
Ответ показался девушке до странности пустым и легковесным. Дикому коту не под силу убить человека, во всяком случае, всадника, а дра’аки так далеко от гор не залетают…
Руфрид шагнул вперед и подал князю записку, найденную Линденом на теле погибшего.
– Боюсь, сударь, что это письмо не достигло адресата, – сказал он. – Жаль, что этого не случилось, прежде… – Тут пришел черед Танфии ущипнуть его. – Э, жаль.
Князь перечел письмо, передал супруге; затем оно прошло через руки Каламиса, Фейлана и Эсамиры. Ни один из них не вымолвил ни слова, и лица их ничего не отражали. Танфия читала, что среди благородных считается недостойным показывать свои чувства, но подобная сдержанность впечатлила даже ее. Скорбят ли они по смерти Арана, по неудачному его походу? Кто их разберет?
– Куда же вы направлялись, когда нашли его? – поинтересовалась княгиня.
Руфрид прокашлялся.
– Мы торговали в Скальде статуэтками. Я решил срезать путь через чащу, и, э, перепутал пометки на карте. С братом мы разругались, и он пошел своей дорогой. Когда мы его нагнали, он нашел вашего коня, но сам был уже болен. Конь привел нас сюда.
Танфия затаила дыхание, ожидая бури вопросов. Но владычица Алорна произнесла только:
– Понятно.
Она взяла у сестры письмо и бросила в огонь.
– А сейчас, – сказала она с напускной теплотой, – полагаю, ужин подан. Мерия покажет вам ваши места. Покуда вы остаетесь с нами, чувствуйте себя как дома.
– Благодарю, – ответила Танфия.
Само собой, ничего подобного чувствовать было невозможно, но вежливость княгини ее тронула. Руфрид за спинами хозяев скорчил гримасу, и Танфия сверкнула на него глазами: «Веди себя прилично!».
В воздухе над обеденным столом витало некое напряжение, прорывавшееся в сбивчивых, путаных беседах. Поначалу Танфия списывала это на присутствие чужаков, но спустя некоторое время усомнилась.
Они с Руфридом страшно проголодались, а еда оказалась отменной. Каждая перемена оказывалась такой изысканной и крошечной, что девушке казалось, будто она никогда не наестся, но блюду примерно к пятому она обнаружила, что ее распирает от обжорства.
По мере того, как двое поварят под руководством Мерии вносили очередную перемену, владычица Алорна неторопливо и подробно объясняла, как это блюдо называется и из чего приготовлено.
– Начнем мы с морковного супа с мускатом… вот эта зелень – петрушка… А сейчас – тарталетки с рубленым мясом под абрикосами в тесте. Наш повар весьма любопытным образом переделал традиционный рецепт…
Поначалу Танфия решила, что княжеская семья попросту снисходит к низкородным гостям – как будто те выросли на вареной лебеде. Большая часть блюд ей и правда была незнакома. Но постепенно девушка осознала, что хозяева обращаются исключительно к гостям, а не друг к другу, и делают это, лишь чтобы рассеять молчание. Ей пришлось напомнить себе, что они только что потеряли сына; едва ли они в настроении шутить.
– О, – произнесла княгиня. – А вот и любимое блюдо моего мужа. Тушеный заяц.
Руфрид с Танфией переглянулись, и девушка сглотнула.
– Простите, но мы не можем есть зайца.
– Ну почему же?
– Заяц посвящен Брейиде. Его нельзя ни убивать, ни есть.
– Конечно. Я забыла – наши верования отличаются от веры землепашцев. Мерия, убери зайца и внеси фазана, будь добра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
