Под койкой Джека Рассела приоткрылась узкая дверь. Выглянул Ришар Жиро — врач, повар, радист, а по совместительству специальный корреспондент трех крупнейших парижских газет. Вместо поварского колпака на голове Жиро красовался малиновый берет. Маленькие острые глазки насмешливо поблескивали за толстыми стеклами очков.
— Правда не нуждается в громком крике, дорогой Фред, — объявил доктор, подмигивая Локку, — обед готов, мойте ручки... — Он вдруг замолчал и уставился округлившимися глазами на Стонора. — Что такое? — указательный палец доктора был нацелен на черные кристаллы. — Опять? Сколько раз я требовал, просил, умолял не раскладывать тут эту радиоактивную мерзость... Я ночей не сплю, дрожу над вашим здоровьем, а вы...
— Что изменится, если он уберет свои камни за фанерную перегородку кладовки? — посмеиваясь спросил Локк. — Не будь страусом, Красная Шапочка. Здесь кругом излучение. Жилы в трех милях отсюда. А может, они и под нами... Нам всем обеспечена лучевая болезнь.
— Пыль, сотрите со стола пыль, — твердил Жиро, не слушая Локка, — она тоже радиоактивна! Не подам обед, пока не уберете. Собери мокрой тряпкой, Фред, и выкинь ее наружу.
Локк, ухмыляясь, вытер стол тряпкой и, когда доктор исчез за дверью, швырнул тряпку под диван.
Жиро внес на подносе кастрюлю и миски, принялся разливать суп.
Локк достал из стенного шкафа бутылку и три стакана.
— Тебе не наливаю, — заметил он доктору. — Судя по носу, ты уже покончил с недельной порцией.
— Не судите и не судимы будете, — сказал доктор, косясь на бутылку. — Я добавлял в пудинг ром и только чуть-чуть попробовал.
Дождавшись, когда Локк наполнил стаканы, доктор ловким движением выхватил у него бутылку, встряхнул, посмотрел на свет и приложил к губам.
— Луженое горло, — с легкой завистью заметил Локк, глядя на опустевшую бутылку.
— И все остальное, — сказал доктор, закусывая сардинкой. — Вы будете сегодня ночью спать, а я еще должен сочинить корреспонденцию и толкнуть ее в эфир. Это не сводка погоды! Тут нужна голова и фантазия. Наша экспедиция задумана как международная. Но кое-кто из организаторов перестарался... Двое сынов Альбиона, американец и француз — еще куда ни шло. А попробуйте объяснить читателям парижских газет, почему Канаду должен представлять поляк Генрих Ковальский, а Норвегию — финн Тойво Латикайнен! Кстати, о ком из нас прикажете врать в сегодняшней корреспонденции?
— Можно о нем, — Локк кивнул на лежавшего под потолком геофизика. — Он жертвует обедом ради метеорного потока.
— Мысль! — подскочил на стуле доктор. — Очерк можно озаглавить: «Охотник за метеорами» и начать, например, так: «Седьмой месяц самоотверженный молодой ученый не отрывает глаз от телескопа»... Между прочим, юноша, второй раз греть обед не буду. Вы слышите?
— Да, — сказал Рассел, глядя в окуляр трубы и неторопливо записывая что-то.
— Вы, англичане, удивительно разговорчивый народ, — продолжал доктор, хлебая суп. — Не знаю, что бы я делал, если бы не было Генриха. Все-таки поляки во многом напоминают нас, французов.
— А я? — возразил Локк. — Кажется, и меня нельзя назвать слишком молчаливым.
— Во-первых, ты не настоящий англичанин. Американцы — особая нация. А во-вторых, и ты можешь часами молча сидеть над шахматной доской, как кот у мышиной норы. Он, — доктор кивнул на Стонора, — говорит только об уране. А что касается этого жреца ионосферы — не знаю, сказал ли он десять слов подряд с начала зимовки.
Койка под потолком снова скрипнула. Локк и доктор глянули на геофизика и увидели на его лице выражение величайшего изумления. Бросив карандаш, Рассел быстро крутил тонкими пальцами винты прибора; потом откинулся на подушку, словно ослепленный, несколько мгновений лежал с закрытыми глазами, затем приподнялся и снова припал к окуляру трубы.
В это время далекий нарастающий гул заглушил вой пурги. Гул быстро превратился в оглушительный грохот, от которого задрожали стены Большой кабины и зазвенела посуда на столе. Казалось, исполинский поезд проносится в пустынных горах Земли Королевы Мод. Доктор и Стонор вскочили из-за стола, опрокинув стулья. Но грохот уже постепенно затихал. Что-то похожее на взрывы донеслось издали; снова дрогнули стены, и стало тихо. И опять послышался глухой однообразный вой пурги.
— Что это? — вскричал доктор, с испугом глядя на потолок.
— Кажется, землетрясение, — сказал Стонор, прислушиваясь.
Локк внимательно следил за побледневшим от волнения геофизиком.
— Ну, что там было, Джек? — спросил он, видя, что Рассел снова откинулся на подушку и закрыл глаза.
— Гигантский болид. Его обломки, по-видимому, упали где-то поблизости.
— Вы видели его? — спросил Стонор.
— Да.
— И уверены, что это болид?
— Конечно.
— А может, это межконтинентальная баллистическая ракета? — неуверенно пробормотал доктор.
— С помощью которой русские решили уничтожить нашу станцию, — добавил Локк.
— Неостроумно, — обиделся Жиро. — Кстати, это как раз ваши соотечественники производят сейчас испытания ракет на мысе Кеннеди. О, они вполне могли, целясь в Южную Атлантику, попасть в Антарктиду.
— Это был болид, — сказал Рассел. — Он появился на северо-западе, пролетел над нашей станцией и взорвался над плато к юго-востоку от нас. Я отчетливо наблюдал уменьшение его скорости. При этом он светил все ярче. Никогда не видел такого крупного болида.
— А сейчас видно что-нибудь? — поинтересовался Стонор.
— Нет, пурга усилилась. Снег несет выше перископа.
— Установится погода, надо поискать осколки, — сказал Стонор, закуривая сигарету. — Новый метеорит, упавший в Антарктиде, — это тоже сенсация.
— Ничего вы не найдете, — возразил Локк. — Ветер сейчас гонит по плато сотни тысяч тонн снега. Все следы будут захоронены самым надежным образом. Не так ли, Джек?
Рассел спрыгнул на пол и молча пожал плечами.
— Куда? — спросил Стонор, видя, что геофизик взялся за портьеру выходной двери.
Рассел указал пальцем наверх.
— Только ни шагу от входа, — предупредил Стонор. — Слышите, что там делается?..
Рассел кивнул и исчез за тяжелой портьерой.
Через несколько минут он возвратился, отряхивая снег с бороды и усов.
— Видели что-нибудь? — спросил доктор.
— Нет...
* * *
Четверо суток бушевала пурга над обледеневшими хребтами Земли Королевы Мод. Массы сухого колючего снега неслись над утонувшими в сугробах постройками станции, словно огромная река в половодье. Даже в полдень нельзя было ничего рассмотреть в непроглядной мгле. Исчезли скалы и небо, окрестные хребты и глубокая долина, протянувшаяся на десятки миль к западу, в лабиринт пустынных гор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
