- Тут километрах в двадцати шофер знает один уютный ресторан. Там мало людей, отличное вино, есть радиола...
- Выходит, все необходимое для души и тела.
Ехали с полчаса. Домантович все поглядывал в окно, напрасно стараясь рассмотреть окутанную мраком местность. Нонна, прижавшись к своему новому знакомому, верно, задремала. Глухонемой, как и надлежало ему, молчал.
- Ну, вот и прибыли! - сразу оживилась Нонна, как только машина остановилась возле уже знакомой читателю таинственной таверны, служившей своеобразным перевалочным пунктом для школы "рыцарей благородного духа".
Таверна, оказывается, выполняла еще одну важную функцию: служила местом, где "оселки" испытывали новичков. Многое могли бы порассказать ее стены о коварстве, слезах, предательстве и даже крови. Но они молчали и в мягком сиянии вечернего света казались даже приветливыми.
Постукивая деревяшкой, хозяин таверны провел гостей в самый уютный уголок, отгороженный от зала чем-то напоминавшим ширму. Он по-немецки извинился за скромность обстановки и спросил, желает ли уважаемая фрейлен послушать музыку и какие подать вина и закуски. Проявив редкую для девушки осведомленность, Нонна все заказала сама.
А дальше все пошло согласно заранее намеченной программе: надрывалась радиола, пустые бутылки на столе сменялись полными. Нонна все ближе прижималась к Домантовичу, с которым уже в начале ужина выпила на брудершафт, глухонемой все чаще выходил подышать свежим воздухом, иногда вместе с хозяином таверны. Домантович то объяснялся в любви, то лепетал о злой судьбе и исковерканной жизни, порывался петь...
Уже через час пришлось ехать домой, потом полусонного гостя волоком тащили в комнату, укладывали на кровать.
- Нонночка! - позвал девушку Домантович, когда она вслед за братом хотела выйти из комнаты непутевого квартиранта.
- Что тебе? - сердито откликнулась Нонна.
Домантович приподнялся на локтях, и глаза его блеснули насмешливо и весело.
- Знаешь, Нонна, - совсем трезвым голосом проговорил он, - передай своим шефам, что я уже стреляный воробей, и вся сегодняшняя музыка была ни к чему. А "брату" скажи, пусть не страдает, разыгрывая роль глухонемого. Спокойной ночи, детка!
- У вас здесь как у настоящего монаха! - пошутила Нонна, войдя в недавно оборудованный кабинет Фреда, хотя на душе у нее было совсем не весело.
- А здесь действительно когда-то была келья... Знакомство состоялось?
Нонна утвердительно кивнула головой и молча протянула ленту.
Фред укрепил ее на своем магнитофоне и стал слушать.
Когда лента добежала до разговора о пробковом дубе и об Испании, Нонна, чтобы предупредить события, бросила:
- Здесь я допустила ошибку...
- Это не столь важно, хотя вообще вы вели себя неосмотрительно.
- Неосмотрительно? Вообще?..
- Потом скажу, послушаем дальше...
Прослушивание заняло несколько часов. Запись встречи в таверне Фред прослушал дважды.
- Он так быстро опьянел?
- Какое там! Он, как выяснилось, разыграл пьяного, да так, что ни я, ни дядя Паня не догадались.
- Почему вы думаете, что он притворялся?
- Знаете, что он на прощание сказал мне?
- Повторите, только точно.
Нонна слово в слово передала сказанное Домантовичем.
Фред только сокрушенно покачал головой.
- Вот это попалась рыбешка!
На какую-то минуту он задумался.
- Почему вы считаете, что я вела себя неосмотрительно? спросила'Нонна.
- Потому что вы сразу начали кокетничать. А надо было выдать себя за девушку скромную, не привыкшую оставаться наедине с мужчиной...
- Но Воронов приказал мне...
- Он просто не учел душевного состояния человека, изголодавшегося по женскому обществу. Ведь Домантович не видал женщин с самого окончания войны. Активность должен был проявить он. Ну, довольно об этом! Сделайте так: вернувшись в Фигерас, позвоните дяде Пане и скажите, что он больше не глухонемой! Но передайте ему мой приказ: с квартирантом много не разговаривать. Две-три фразы служебного характера в день, и все.
Я приеду через неделю-полторы. Пусть немного потоскует. Попробуем расшифровать и стреляного воробья. Вам у дяди Пани больше делать нечего...
- Выходит, не справилась?
- Просто он опытнее вас, Нонна! Ведь вы еще так молоды!
- Из молодых, да ранних! - вдруг вырвалось у девушки по-украински.
- Давно не слышал украинского языка.
- А вы бывали на Украине? - почему-то обрадовалась Нонна.
- Где меня только не носило... А почему вы так обрадовались?
- Тоскую по дому... иногда...
Нонна опустила голову и задумалась. Фред незаметно следил за ней, в свою очередь что-то обдумывая. Затем вынул из сейфа папку и стал ее просматривать.
- Зачем вам понадобилось мое дело? - спросила Нонна.
- Как вы догадались?
- Узнала свой почерк. Это же моя автобиография..
- Так вы харьковчанка... Переводчица у немцев... Вспомнил. Все в порядке...
- Что в порядке?
- Слушайте, Нонна! Как бы вы отнеслись к предложению недельки на две съездить в Россию? Абсолютно легально, с паспортом, советской визой и всем прочим.
Нонна побледнела.
- Диверсия? - тихо спросила она.
- Мелкое поручение.
- А именно?
- Свой план я обязан согласовать с начальником школы. Скажу вам потом.
- Можно мне подумать до завтра?
- Даже нужно.
- Мне бы очень хотелось побывать дома, но...
- Немного боязно, да?
Нонна утвердительно кивнула головой.
- Это хорошо, что откровенно признаетесь... Поэтому и советую: еще и еще раз хорошенечко подумайте. Даже не день. Даю вам неделю срока. Но когда вызову, будьте готовы сказать "да" или "нет". Только откровенно.
- Конечно... Я и сейчас разговаривала с вами откровенно. Да еще с Мэри - мы с ней иногда отпускаем вожжи и отправляемся странствовать в прошлое. Но только изредка...
- То-то Мэри частенько напивается! Она полька? Насколько я припоминаю, из-под Лодзи?
- Да.
- Передайте ей, чтобы меньше пила. Возможно, я и для нее что-нибудь придумаю... Но пока это между нами...
НЕОЖИДАННАЯ ЖЕНИТЬБА
АРТУРА ШРЕДЕРА
Артур Шредер проснулся в прекрасном настроении. Откинув одеяло, он вскочил с кровати и стал посреди комнаты, чтобы заняться гимнастикой, с которой всегда начинал день, но взгляд его упал на карту северной Европы и выразительную черту на ней. Линия была ярко-красная и жирная. Не в силах противостоять искушению, Шредер подбежал к столу. Да, все так: Москва Ленинград - Хельсинки Стокгольм - Осло - Копенгаген... Вот это турне! Обозначены только столицы. А если прибавить все пункты, куда можно завернуть по дороге, чтобы дать по нескольку дополнительных концертов!
Кто бы мог подумать, что все так хорошо обернется. А как он перепугался вначале, когда мадридские газеты подняли шум вокруг его будущей поездки в Россию!
Что тут скрывать: ведь сам Артур Шредер долго колебался - принимать приглашение Москвы или нет! Были у него на то причины, и достаточно уважительные, а впрочем, если поглядеть на все здраво...
Выезжая на гастроли в Испанию, руководитель венского джаз-оркестра так и не решил этот вопрос окончательно. Лишь после настойчивых домогательств импресарио, который в многочисленных телеграммах доказывал, как выгоден этот контракт, Артур Шредер решился и телеграфом известил о своем согласии.
Через несколько дней сообщение о турне появилось в мадридских газетах. Как и от кого они все разузнали, было просто удивительно. И в телеграммах импресарио, и в его собственном ответе слова - Россия, Москва, Ленинград, как и было условлено, не упоминались. А между тем газеты обо всем пронюхали, и имя его замелькало на всех полосах.
Боже, какая поднялась шумиха! Чего только тогда не писали об Артуре Шредере, в чем его только не обвиняли!
Пришлось молча глотать обиды, стоически переносить грязную ругань прессы, теша себя надеждой, что каждый скандал только способствует рекламе. Но когда одна из самых влиятельных мадридских газет наэиала Артура Шредера большевистским агентом, он и впрямь перетрусил.
Боже мой! Артур Шредер - и большевистский агент!
В иных обстоятельствах Артур от души посмеялся бы, но сейчас было не до смеха. Отменив утреннюю репетицию, он заперся в номере гостиницы. Проникнуть к нему мог только его ближайший помощник, да и то условно постучав.
Артур Шредер проклинал день и час, когда согласился на поездку в Москву. Первой его мыслью было телеграфировать импресарио, чтобы тот расторг проклятый контракт. Но убытки... Чем покрыть убытки? Заплатив неустойку, он с оркестром окажется на мели.
Вечером того дня, когда газеты, бесстыдно оболгав его, назвали большевистским агентом, оркестр должен был выступать в клубе офицеров мадридского гарнизона. Это обстоятельство чуть не доконало Шредера.
Может быть, не ехать на концерт? Отказаться? Заболеть или придумать какую-либо иную причину? Пусть дирижирует ассистент... Чтобы офицеры не устроили скандала, можно поручить ему сказать несколько вступительных слов о том, что сообщение газет о гастрольном турне оркестра не соответствует действительности.
