— Вот сколько собралось около этих маленьких барышень! Я не ручаюсь за из жизни, их могут, право, раздавить или задушить одними взглядами!
Маршал Вильруа, подойдя к ним и не зная, что сказал герцог Орлеанский, в свою очередь заметил:
— Гм! Эти девочки в настоящее время небогаты, но у них скоро будут великолепные замки, хорошие ежегодные доходы, много драгоценных камней, роскошной серебряной посуды и, быть может, великие почести. Что касается мальчика, то ему еще расти и расти, и он, быть может, увидит роскошь и богатство только в живописи.
Маршал Вильруа никогда не считался колдуном, а между тем случилось именно то, что он предсказал.
Виттория Манчини вышла замуж за герцога Вандома, внука Анри IV, Олимпия стала супругой графа Суассона, Мария, едва не ставшая королевой Франции, сочеталась с неаполитанским коннетаблем Лоренцо Колонна, а молодой человек, как известно, был убит в сражении у заставы Сент-Антуан.
Между тем, девушки после ласкового приема у королевы отправились к дяде, который принял их довольно сухо, продолжая свою лицемерную игру. За шесть месяцев до этого Мазарини, показывая одному из своих друзей бюсты, выписанные им из Италии, сказал:
— Вот единственные мои родственники, которым я позволю жить во Франции.
Правда, неделю спустя после приезда девочек в Париж Мазарини, представляя их принцессе Анне Колонна, говорил:
— Вы видите, сударыня, этих маленьких девочек? Старшей нет еще 12 лет, двум другим — нет 8-ми, этой нет еще 9-ти, но уже первые лица королевства изъявили предварительное согласие вступить с ними в брак!
Две другие сестры Манчини, Джулия Манчини и Анна Мартиноцци должны были присоединиться к ним позднее. Одна из этих сестер, Гортензия, только родилась, другой, Марии-Анны еще не было на свете. Гортензия вышла впоследствии замуж за сына маршала ла Мейльере, генерал-фельдцейхмейстера, Мария-Анна — за Готфрида де ла Тур, герцога Буйонского. Старшая из двух сестер Мартиноцци вышла замуж за одного из герцогов Моденских, младшая, Анна-Мария, стала супругой принца Конти, брата великого Конде.
Итак, предсказание маршала Вильруа оправдалось, но он не предвидел, что Олимпия Манчини родит знаменитого принца Евгения, который приведет Францию на край гибели, что Виттория Манчини станет матерью герцога Вандома, который спасет Францию, поддержит корону на голове Луи XIV, а корону Испании возложит на голову короля Филиппа V.
В это время начал обретать известность человек, который впоследствии сыграет весьма важную роль, и потому считаем не лишним, прежде чем выведем его на сцену, набросать в нескольких словах его портрет.
Жан-Франсуа-Поль де Гонди родился в 1611 году в одной старинной итальянской фамилии, переселившейся во Францию. Так как он имел двух старших братьев, то предназначался в духовное звание и 31 декабря 1627 года был посвящен в каноники церкви Парижской Богоматери. Позднее ему дали аббатство Бюзе, но так как «Бюзе» несколько напоминало «бгоз» (сарыч, фигурально — глупец), то он взял себе имя аббата Реца.
Духовное направление, данное родителями, приводило бедного аббата в отчаяние, поскольку он был склонен скорее к светской, рассеянной жизни. Поэтому, в надежде, что за добрую дуэль ему велят снять рясу, он попросил однажды брата графини Мор, Аттичи, взять его в секунданты при первом же случае, когда ему придется обнажить свою шпагу, а так как Аттичи обнажал ее часто, то аббату Гонди ждать пришлось недолго. В одно прекрасное утро Аттичи пришел к нему и попросил от его имени вызвать на дуэль прапорщика телохранителей по имени Мельвиль, который, со своей стороны, взял в секунданты родственника маршала Бассомпьера, умершего впоследствии в чине генерал-майора имперского войска. Четыре противника сошлись за францисканским монастырем в венсенском лесу и дрались сперва на шпагах, а затем на пистолетах. Аббат Гонди ранил Бассомпьера шпагой в бедро и пулей в руку, но несмотря на это последний, будучи старше и сильнее, сумел обезоружить аббата. Тогда они развели своих друзей, которые также ранили друг друга. Дуэль действительно наделала много шума, однако не произвела того, на что рассчитывал аббат. Обер-прокурор начал было преследовать его в судебном порядке, но по просьбе
Родственников прекратил дело, и аббат Гонди после своей первой дуэли остался в рясе.
Первый поединок не дал желаемого, и аббат очень скоро решился искать другого. Случай не замедлил представиться — аббат ухаживал за г-жой дю Шатле, но эта дама, находясь в связи с графом д'Аркуром, обращалась с Гонди как со школяром и, не имея возможности ответить даме, аббат принялся за графа. Встретившись с графом в театре, аббат вызвал его; битва была назначена на другое утро за предместьем Сен-Марсель, и в ней аббат был не так счастлив, как в первой. Граф д'Аркур, получив удар шпагой, которая только оцарапала ему грудь, повалил противника на землю и непременно одержал бы верх, но выронил свою шпагу. Тогда лежавший под ним аббат, укоротив шпагу, держал противника крепко и тот не мог выполнить своего намерения. Таким образом они боролись, но не могли причинить друг другу вреда, пока граф не сказал:
— Встанем, неблагородно драться кулаками, как мы это делаем! Вы прекрасный молодой человек, я вас уважаю и не стыжусь сказать, что не подавал вам никакого повода ссориться со мной!
Тем все и кончилось, и так как дело шло о чести г-жи Шатле, то эта дуэль не только не могла нанести ей бесчестия, но даже осталась неизвестной. Так что и после второй дуэли аббат остался в рясе.
Через некоторое время аббат снова обратился с просьбой к своему отцу Филиппу-Эммануилу Гонди, бывшему начальнику галерного флота, освободить его от духовного звания, но так как тот имел в виду архиепископство Парижское, находившееся уже под управлением одного из членов его фамилии, то из этого ничего не вышло. Аббату оставалось только его обыкновенное средство, и он решился искать нового случая подраться.
Без всякой основательной причины аббат поссорился с Праленом; местом дуэли был избран Булонский лес; Меланкур был секундантом Гонди, кавалер дю Плесси — Пралена. Дрались на шпагах, и аббат был тяжело ранен в грудь, а Прален в руку, но они продолжали сражаться, пока секунданты не развели их. Аббат привел с собой свидетелей в надежде на тяжбу, однако судьбы своей не минуешь, и Гонди даже после третьей дуэли оставался в рясе.
Несмотря на неудачи, аббат стремился к своей цели. Однажды он поехал на оленью охоту в Фонтенбло со сворой собак г-на Сувре. На обратном пути его лошади устали, и чтобы поскорее вернуться в Париж аббат взял почтовых лошадей. По прибытии в Жювизи он велел оседлать своим седлом лучшую лошадь, какая только была у смотрителя станции, но в это же время прибыл из Парижа кавалерийский капитан по имени Контено, тоже на почтовых и также торопясь велел конюху снять с лошади седло аббата и пристроить свое. Аббат, подойдя, сказал, что эта лошадь приготовлена для него, но Контено, по-видимому не любивший замечаний, ответил оплеухой и разбил Гонди лицо в кровь. Аббат тотчас обнажил шпагу. Контено сделал то же, и схватка началась. При втором или третьем нападении Контено поскользнулся и, желая поддержать себя, ударился рукой о заостренный кусок дерева, выронив шпагу. Вместо того, чтобы воспользоваться обстоятельством, доставлявшим верную победу, аббат отступил на два шага и попросил Контено поднять оружие, что тот и сделал, но взял свою шпагу за клинок и попросил у Гонди прощения, в чем аббат не смог отказать. Ясно, что и через эту дуэль ему не суждено было расстаться с рясой.
Бедный аббат, не зная, что еще придумать, решил взять открыто любовницу и поручил камердинеру найти для него хорошенькую девушку, которая согласилась бы быть у него на содержании. Камердинер пустился на поиски и нашел у одной булавочницы девочку 14 лет удивительной красоты, ее племянницу. Камердинер сторговался с доброй женщиной за 150 пистолей. Посмотрев на девочку, аббат одобрил выбор лакея, тот нанял дом в Исси и поместил при ней свою родную сестру.
На другой же день аббат, найдя девочку весьма красивой, сделал ей визит, но нашел ее в слезах, и первое свидание прошло в утешении бедняжки, хотя и без успеха. На следующий день аббат опять был у нее, надеясь быть счастливее, но нашел ее в еще большем отчаянии, нежели накануне. Наконец, на третий день она стала говорить с аббатом так кротко, так умно, что он устыдился своего поступка, на который было решился, и, посадив несчастную в свою карету, немедленно отвез ее к своей тетке г-же де Меньеле, которой рассказал обо всем. Г-жа де Меньеле поместила девочку в монастырь, в котором она лет через десять умерла. С этого момента аббат убедился, что ему суждено носить рясу и твердо на это решился.
В это время он писал историю заговора Фиески, законченную им на 19-м году жизни. Г-н де Лозьер, которому он дал ее прочитать, отдал ее, в свою очередь, Буароберу, а последний — кардиналу Ришелье. Кардинал прочитал историю, не выпуская из рук, и, окончив чтение, сказал в присутствии маршалов д'Эстре и Сенектера: «Вот опасная голова!» Аббат узнал об этом, и так как он видел, что никто не постарался оправдать его в мыслях кардинала Ришелье, то нашел кратчайшую дорогу утвердить кардинала в этих мыслях, присоединившись к его врагу, графу Суассону.
