Не желая приближаться, я пошарила лучиком фонарика по очертаниям громоздкого деревянного кресла. Кресло было сделано топорно — дощечки грубо скрепили между собой толстыми гвоздями, — но казалось крепким. Подлокотники — широкие и массивные, ножки — прочные. К ножкам и подлокотникам были прибиты четыре кожаных ремня со стальными пряжками.
«Говорили, что они связывали его и морили голодом. По нескольку дней, даже недель».
До сего момента я считала бредовой мысль, что неодушевленные предметы могут навевать страх. Но когда я смотрела на это кресло, перед моим внутренним взором вспыхнули ужасные видения: связанный пленник, неистово взывающий к Небесам, молодой мужчина, измученный голодом. Он уже охвачен отчаянием, на грани смерти, а кровь сочится из ран на запястьях и щиколотках. Высохшие старые кости — плоть давно сгнила — до сих пор крепко держали кожаные ремни. За эти несколько мгновений я впервые в жизни испытала настоящий всепоглощающий страх.
«Иногда они водили его в церковь и молились за него, пытаясь изгнать демона. Спустя несколько дней мы видели прихрамывающего Альфреда, такого же как раньше, но с синяками и кровавыми следами от веревок на запястьях».
— Это было давным-давно, Клара, — пробормотала я себе под нос.
Я больше не могла смотреть на кресло. Но и отвернуться тоже не могла. Поэтому я оставалась там, где была, и медленно водила фонариком по звоннице, по голым доскам под моими ногами, по стенам, по затянутому паутиной потолку. Вероятно, я громко застонала, и звук моего голоса эхом отдался от старых колоколов. Здесь тоже были химеры, всего четыре — в каждом углу. Отвратительное создание, сантиметров шестьдесят в высоту, с телом обезьяны, когтями и хвостом кота, таращилось на меня из противоположного угла. Его злые глаза были по-человечески разумны. Казалось, оно вот-вот прыгнет. Слева от меня сидел лев с расправленными крыльями, готовый взлететь, справа — задумчивое рогатое чудовище, чей подбородок покоился на почти человеческих руках. За моей спиной, близко-близко, находилось что-то еще. Я не могла разглядеть это как следует, но инстинктивно отодвинулась подальше. Все четыре статуи казались потревоженными и голодными.
Неужели Альфреда действительно оставляли здесь? Я пыталась представить, каково это — наблюдать, как садится солнце, видеть, как вытягиваются тени, и знать, что твоей единственной компанией на всю долгую ночь будут эти ужасные каменные изваяния. И сколько времени проходило, прежде чем начинало казаться, что они двигаются, говорят с ним? Как быстро и без того слабый умом Альфред полностью утрачивал чувство реальности?
Свет моего фонарика выхватил какой-то предмет, я шагнула вперед. У плинтуса, почти в самом углу комнаты лежала незамысловатая вещица — два куска дерева, скрепленные под прямым углом. Один из самых простых, самых узнаваемых символов в мире — распятие.
Крест висел еще над моей колыбелькой. Для меня он олицетворяет все хорошее и надежное, что есть в жизни. Увидеть распятие здесь, в этом помещении, рядом с этим ужасным креслом… Это омерзительно!
Я не могла больше там оставаться. Уже покидая звонницу, я заметила, что на кресле почти нет белой пыли, которая покрывала все в этом помещении. Как будто кто-то не так давно сидел на нем. Я опустила глаза и увидела, что на полу в пыли виднеются следы, и они не мои.
Я уже стала спускаться, как вдруг, подчиняясь внезапному порыву, преодолела пять ступенек вверх и отворила крошечную незапертую дверь, ведущую к парапету. В лицо мне ударил резкий ветер, оттолкнул назад, к двери, пытаясь загнать меня внутрь, но я подалась вперед и увидела, что стою на высоте метров двадцати над поселком.
По небу плыли тучи, а внизу, подо мною, их пытались догнать тени. Вдалеке я видела оранжевый «хвост» уличных фонарей, а между ними — снующие туда-сюда огоньки фар и габаритных огней автомобилей. В большинстве домов было темно, лишь то тут то там горел фонарь над крыльцом или струился мягкий свет из-за занавесок Все было спокойно, неподвижно — за исключением тонкого лучика фонарика, медленно двигающегося по земле недалеко от лужайки.
Я заперла башню, положила ключ на место, сошла с крыльца и ступила на тропинку, но тут же остановилась. В конце тропинки, преграждая мне дорогу, стояли три фигуры — я сразу узнала в них ребят из компании Кича. Они еще меня не видели, но это было делом нескольких секунд. Я попятилась, пробежала через двор и перелезла через каменную стену, за которой раскинулось поле. Я находилась в непосредственной близости от особняка Клайва Вентри, определенно на его земле, но решила, что смогу пройти задворками сада, потом пробраться по нижнему полю и выйти к лужайке с противоположной стороны. К тому времени эти трое, скорее всего, уйдут. Или же мне удастся проскочить мимо них.
Я шла под гору довольно быстро и вскоре уже оказалась позади особняка. Держась ближе к забору, я пошла по полю. Мне бы дойти до его противоположного конца, выбраться на Картерс-лейн и — бегом домой.
Я уже преодолела метров пятьдесят, когда опять услышала голоса. Меня заметили? Меня преследуют? Я замерла и припала к земле. Изгородь, тянущаяся вдоль поля, перпендикулярно той, за которой я пряталась, зашуршала и задвигалась. С гнезда, не издавая протестующих криков, взметнулась потревоженная птица. Через изгородь пробиралась крупная фигура, за ней — другая, ниже и коренастее.
Они были слишком далеко, чтобы я смогла их разглядеть. Это вполне могли оказаться братья Кич. Учитывая, что я видела уже трех членов их компании, вполне вероятно, что это были именно они.
Они зашагали по полю вдоль изгороди. Я пропустила их вперед и пошла за ними, понимая, что обнаружить меня им вряд ли удастся. Я была одета во все черное — как обычно одеваюсь во время ночных прогулок по полям. К тому же раньше я неоднократно выслеживала животных под покровом ночи.
Братья Кич, если это были они, шли метрах в пятидесяти впереди меня. Я заметила, что один повернулся к другому и заговорил с ним. Слов я не слышала, но по их телодвижениям, по жестикуляции более высокого мужчины было понятно, что они ссорятся. Потом тот, что повыше, навис над приятелем и схватил его за плечо. Кажется, тот сник. Теперь я уже не была уверена, что это братья Кич. И двигались они не как молодые люди.
Потом они пригнулись к земле, я последовала их примеру. Они смотрели на гору, в сторону особняка, находящегося метрах в четырехстах от них. Ветер не стихал, дул в юго-западном направлении, вокруг меня дрожали и шептались деревья. Высокая трава на полях гнулась к земле, напоминая мне быстро бегущий поток воды.
Как бы получше описать то, что произошло дальше? Казалось, что я попала на середину широкой быстрой реки. Вода бежала ко мне, местами отступая и кружась, но в большей своей массе безостановочно двигаясь в одном направлении. Вот каково оказаться ночью посреди поля, по пояс в гнущейся от ветра траве. Потом я заметила вдалеке поток, но он стремился ко мне. Всего несколько метров в ширину, он обладал удивительной силой, потому что пересекал под прямым углом основное течение.
Я смотрела на поток… вода… трава… что, черт возьми, это такое — то, что приближалось ко мне? Я понимала, что двое мужчин впереди меня тоже его видят.
Это могла быть только вода, откуда-то бежал ручей. И в то же время я была совершенно уверена: это не вода. От догадки я задрожала. Я полагала, что уже повидала все ночные английские пейзажи, но это было абсолютно новое явление. И, как и любое живое существо на планете, меня страшило неизвестное.
Что это? Одна моя половинка хотела бежать, вторая была в восторге. Я рискнула подползти ближе. Поток, если он не изменит направления, меня не затронет, но наверняка накроет двоих мужчин. Но те, пригнувшись, явно с нетерпением ждали этого момента, готовые к действиям. Они держались уверенно. Вот уже поток в десяти метрах… восьми… Он двигался со скоростью взрослого человека. Пять метров…
Змеи… десятки змей… может быть, сотни. Они извивались в траве подобно ленточкам, развевающимся на детском вымпеле. Их тела, казавшиеся скользкими и мокрыми, переливались в лунном свете. Змеи двигались целеустремленно, влекомые инстинктом, но сути происходящего я не могла понять.
