На моем лице проскользнуло облегчение, а на губах появилась улыбка. Мне даже говорить ничего не пришлось, Дархан сам за меня все сказал.
- Осталась чистая формальность. Ты станешь моей женой? - предлагает Дархан на расстоянии, едва взглянув в мою сторону.
- Я… Могу я подумать? - выскальзывает из моего рта.
Наверное, это ужасно нелогично просить отсрочку в момент, когда мне предложили столь многое - буквально шанс на новую жизнь, возможность все изменить и больше никогда не касаться прошлого и тяжелой жизни в семье дядюшки.
Я должна согласиться…
Но в почему-то прошу отсрочки.
Дархан кивает, я прощаюсь с ним, уходя к себе в комнату.
Долго лежу без сна, оставшись наедине со своими мыслями.
Разум твердит: “Соглашайся…”, а сердце каким-то крохотным уголком еще ждет чуда, ждет, чтобы Аслан меня нашел вопреки тому, что я сама решила больше его не видеть!
Уф…
Что же это такое?
Хваленая женская логика?
Я от него ушла, потому что сама захотела, а теперь думаю с обидой: почему он меня не ищет!
Надежда в самом уголку сердца теплится.
Неужели этой крохотной искорки хватает, чтобы продолжать ждать чуда вопреки…
* * *
Я думала всю ночь и на протяжении целого утра - тоже.
Мне даже просыпаться не пришлось с рассветом, я уже не спала, когда вышла смести снег, выпавший за ночь, и поиграть с Алмазом.
Возвращаюсь в дом, щеки немного застыли и кончик носа красный.
Маржан журит меня, проверяет, достаточно ли я тепло одета, приглашает позавтракать, сообщив, что Дархан еще спит. Говорит, что он провел бессонную ночь, поэтому пусть отоспится хорошенько.
При этом Маржан ни словом меня не упрекнула, ни о чем не спросила, просто посмотрела. Но я чувствую, что она ждет решения.
Знаю, что она будет рада, если соглашусь на предложение Дархана.
Это такой выбор, когда выбора особенно нет.
- Выпей, согреешься, пока каша доходит, - предлагает Маржан.
Я беру чашку с наваристым чаем, мы обсуждаем, что приготовить на ужин. Телевизор на кухне едва слышно бормочет.
Знаю, Маржан ждет утренний выпуск любимой передачи.
Я почти не обращаю внимание на диктора, но слух вдруг улавливает знакомую фамилию, и сердце останавливается. Я не ищу пульт, чтобы сделать звук громче.
Мой слух обостряется, зрение - тоже.
От услышанного звуки всего мира глохнут, но разум продолжает складывать слова по движениям губ диктора и надписи на экране: “Страшная трагедия: никто не выжил”
- Участок трассы очень сложный. Пожарные не могут добраться до горящих машин. Они ждут приезда спецтехники, но все говорят одно и то же: когда приедут спасатели, они извлекут из горящих машин только останки. Шансов выжить нет. Трагедия унесла жизни старших сыновей Салмановых и Мержоевых. В регионе уже объявлен день траура. А теперь к другим новостям…
Старший сын Салмановых - говорят об Аслане. Говорят, что он... погиб!
Кружка с горячим чаем вываливается из моих рук.
Напиток проливается на светлую обивку дивана.
Ничего не вижу.
Не слышу.
Только сердце бухает в груди, как будто из последних сил совершает невообразимо быстрые и надрывные толчки, а потом, лопнув на пике, глохнет.
Становится тихо-тихо. Тихо не только в моей груди, но и вокруг.
Как в коконе отрешенности, как в вакууме, которым мгновенно заполнилось все вокруг.
Мне страшно, до ледяного ужаса, до паники, от этой глушащей тишины.
В мире не может быть так тихо и так пусто, как стало только что, когда несколько предложений вырвали с мясом из меня и душу, и сердце.
- Лея? Все хорошо? Ты бледная совсем. Тоже плохо спала? Дархан вчера своей выходкой на ночь глядя нас всех перепугал! - суетится Маржан.
Дело не в Дархане. Не в вас. Но сил сказать об этом нет.
Внутри до сих пусто и тихо. Ужасно… Так и с ума сойти можно.
Я чувствую, как сознание раскачивается на волоске над пропастью, как рвется с треском эта нить.
Но в этот же самый миг внезапное колючее и настойчивое тепло пронзает тело, его лучи пробираются изнутри, из района живота и оплетают тело и разум живительной энергией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Говорят, детишек на таком раннем сроке беремености чувствовать невозможно, но в этот миг я ощутила ребенка, его жизнь глубоко во мне. Это ростки нового, яркого. прекрасного.
Я почувствовала все, даже его беспокойную, кипучую энергию и огненный характер.
Лучшее, что было в нас - во мне и в Аслане - лучшее, переплелось в нем, в моем сыне.
У меня теперь есть только он - мой сын и нет права его подвести или отнестись к его появлению неразумно, поспешно…
Именно по этой причине в тот же вечер я отвечаю согласием на предложение Дархана, и в ближайшем будущем мне предстоить стать Леей Ахмадовой.
Глава 32
Аслан
Ошибаются все, как и все рано или поздно расплачиваются за то, что оступился, не досмотрел, был слишком самонадеян и беспечен. Или, напротив, за то, что был погружен лишь в себя и совершенно не думал о других.
Мне пришлось расплатиться с этой жизнью за то, что, покинув дом после предательства близких, я не оборвал все брачные связи, как следует. Не поставил точку, как полагается, потащил за собой едва заметный след и не подумал, что это приведет к катастрофе.
Разве я тогда думал о жизни и ее каверзных поворотах? Я просто хотел уйти как можно дальше и простая нехитрая жизнь вдали от всех интриг меня затянула. Я словно заснул и предпочел жить как сомнамбула - без встрясок, без сожаления, без эмоций…
Если бы я только знал, что встречу однажды любовь - Любовь своей жизни, я бы поступил иначе. Я бы разобрался окончательно с семьей, я потратил бы время, наступил на горло самому себе и сделал, как полагается. Не оставил ни следа…
Если бы я только знал тогда…
Появление матери и супруги напомнило мне о незавершенных делах. Нельзя бросать незавершенным подобное, и я это уже понял.
Однако это понимание стоило мне слишком дорого.
Оно, в буквальном смысле, стоило мне всего…
Заявив Лее, что разведусь с Наирой Мержоевой, я не солгал о своих намерениях. Знал, что будет сложно, дело ведь не только в браке: мои финансы были тесно вплетены в семейные, а те, в свою очередь, теперь плотно переплетались с финансами Мержоевых. Две реки слились в одну, влились в огромный денежный поток, раскачивающий этот край, и пытаться разделить смешанные воды было бы нереальным.
Выход я видел только один, и он был кардинальным. Но я был готов дойти до самого конца, даже если бы в конце я перестал быть состоятельным человеком.
Одно только заявление Мержоевым, что я буду разводиться с Наирой, наделало много шума.
Мержоевы мгновенно созвонились с Салмановыми. Против меня ополчились все самые близкие.
Отец, всегда спокойный, вдруг начал кричать на меня.
Пришлось выстоять.
Это было сложно.
Когда крики, шантаж и угрозы не подействовали, отец решил сесть за стол переговоров и начать говорить со мной на языке денег.
Он показывал мне цифры, был разумен. Он был красноречив и убедителен.
Но я к тому времени постиг истину: деньги дают большие возможности и открывают хорошие перспективы, но они не делают тебя счастливым.
Можно обналичить все свои счета, сгрести деньги в огромную кучу и поджечь: костер будет гореть ярко и высоко, но даже он не согреет душу и сердце так, как греют взгляды любимой…
- Я все понимаю, отец. И вы зря волнуетесь, что мой развод с Наирой скажется так негативно на семейном бизнесе. Потому что я намерен отписать долю причитающихся мне финансов нашей семье. Вам, брату или любому другому, - я пожал плечами. - Мне совершенно безразлично, кому. Я не стану уходить из семьи, отрезая при этом кусок пирога. Ваши деньги останутся при вас. Мне нужен только развод от навязанного брака.
- Вот как? - удивился отец. - Позор! Позор… И я сейчас не о Мержоевых говорю. Салманов нищебродом не будет. Точка.
