две половины до талии. Меня шатнуло пару раз, и я поняла, что он завязал из ткани тугой узел, после чего наконец-то скрылся в своей секционной.
– Кира! Привет! – подошла ко мне Полина.
Та самая девушка, которая заварила мне на катере чай. Кроме чая, я больше ничего не пила и не ела. Ну, если не считать сальмонелл из проточной речной воды.
– Что происходит, не знаешь? Зачем нас собрали? А где твой адвокат? А Максим уже тут? – сыпала она вопросами. – Мой папа нанял трех адвокатов. Но он мне ничего не рассказывает! – схватила она меня за руку, прижав ее к груди. – Тебе страшно? Мне очень страшно! У меня скоро день рождения, ты придешь? Приходите с Максимом. Будет венский бал. Ты танцевала вальс на балу?
«Почти… – думала я, – и для хозяйки закрытая позиция превратилась в захлопнувшуюся крышку саркофага, а мелодия вальса – в траурный марш в минорной тональности».
– Полина Витальевна, – подошла к нам женщина с высоким пучком, в пиджаке стального цвета, – идемте. Скоро начало заседания. Отец держит вам место.
Меня адвокатесса огрела фирменным «всезнающим» взглядом. Не потому, что она знала все, а потому, что ее клиенты должны видеть и верить, что она знает.
Не успела я распрощаться с рукой Полины, как две новые ладошки обвили мои плечи, а в глаза пыхнула вспышка.
Сэми и Диана сделали селфи, прижавшись ко мне справа и слева.
– Мы не успели тогда сказать спасибо, что спасла нас!
– Ты молодец! Мой папа хочет подарить тебе путевку в кругосветное путешествие! Но каюта на одного. Согласна? Поедешь? Путешествие на год! Соглашайся!
– Ничего не нужно, – вывернулась я из-под их ладошек и попятилась, врезавшись в коем-то веке не в пиджак, а в оверсайзную рубашку.
По запаху формальдегида вместо ванильки я опознала владельца.
– Кира Игоревна, – отгородил меня Камиль, – пройдемте. И, – добавил он девушкам, – фото и видеосъемка запрещены. За нарушение с использованием звукозаписывающей техники положен административный штраф.
Он взял телефоны у них обеих и стер последние фотографии, уверена, из удаленных тоже. Все-таки с криминалистами работает.
– Как вы их разблокировали?
– Он же на трехфазовой идентификации! – сопротивлялись Сэми с Дианой его вмешательству в их смартфоны.
– Универсальный ключ.
Девушки запихали свои телефоны под юбки, и, я надеялась, они спрятали их под резинки чулок, а не в более укромные места.
Камиль отвел меня к подоконнику у пыльного серого окна, где осталась пара табуреток с ходящими ходуном ножками.
– Могу распороть.
– Мое тело?
– Твой узел.
– Ты можешь? – вздохнула я. – А я вот не могу, Камиль. И мне он… нравится, – снова уставилась я на свои метафорические стяжки прошлого на запястьях.
Когда заговорил Воеводин, в подземном атриуме наступила тишина. Акустика гениальных зодчих распространяла звук прямо к стенам, без единого усилия я слышала каждое слово.
– Напомню, все вы подписали соглашения о неразглашении того, что услышите. Нам нужна ваша помощь. Поэтому принято решение озвучить промежуточные итоги следствия. Итак, получены результаты экспертиз.
– Надеюсь, вы порадуете нас результатами! – произнесла адвокатесса Полины и Анатолия. – Мои клиенты спешат.
– Все клиенты могут покинуть атриум, – ответил Воеводин, – приглашены были они сами или официальные представители.
– Речь о наших детях! – не выдержала женщина рядом с Дианой. – Что, если они тоже примутся осколки глотать?! Да-да! Мы все знаем, как убил себя Власов! И если вы брали кровь, значит, их накачали там или отравили! Нам что, к пандемии самоубийств готовиться?!
Над ее репликой засмеялись, но я поймала выражение лица Воеводина, и оно мне не понравилось. Камиль на соседней табуретке вернул очки линзами на загривок и устало растер глаза.
Воеводин заговорил снова:
– Независимые лаборатории проверили все пробы. Двадцать три человека не вызывают беспокойства, но в двух образцах найден пока не определенный по химическому составу токсин патогенного свойства.
«Ну все… – подумала я, – ими будем я и Макс. А отравить нас решила Полина, которая заварила чай. Но зачем ей травить Власова? Ну и нас с Максом тоже… Я уж молчу про шесть прошлых жертв».
Воеводин продолжал доклад:
– Нам осталось выяснить, что за токсин обнаружен, как его нейтрализовать и откуда он взялся у гостей. Фамилии тех, чьи анализы дали положительный результат, разглашению не подлежат.
– Они заразные?
– Это опасно!
– Уходим отсюда! – побежали несколько человек к выходу.
– Токсин поражает головной мозг. Он не передается от человека к человеку и взялся из окружающей среды. Он может быть где угодно. В воздухе, на грязных руках, в речной воде, в купленном в тот день алкоголе, в заказанной еде. Более трехсот специалистов департамента и смежных служб работают над выявлением источника. Пристальнее всего исследуется круг общения капитана Власова. Каждый, кто считает, что может предоставить информацию, полезную для дела, звоните по телефонам на выданных вам визитках.
– Что вы будете делать с теми двумя? Запрете их на карантин?
– Как я сказал, токсин в их крови не летучий. Он не может передаваться никаким способом. Мы будем отслеживать его концентрацию, если произойдет скачок, узнаем, что был контакт с источником, и сможем его нейтрализовать.
– Вы должны объявить об этом! Нужно всех предупредить!
– Что объявить? Что нельзя есть, пить, умываться водой из-под крана, загорать, дышать уличным воздухом?
– Загорать? Это тут при чем?
– Солнечное облучение тоже может дать подобный эффект. Всем, кто сдал тест ради контроля, нужно будет его повторить через неделю.
Воеводин что-то отвечал, вопросы все сыпались, а я вспоминала, как увидела в отражении речной глади Иру с Мирой. Что ж, если токсин в моей голове такой же, как у Власова (и остальных шести жертв, о которых присутствующим неизвестно), сестрам осталось недолго ждать.
Совещание длилось несколько часов.
Когда люди потянулись к выходу: кто в туалет, кто за водой, кто за успокоительным, я вышла тоже. Максим в бюро не приехал. Небось его сверхдорогие адвокаты уже сообщили, что в списке и его имя. Так чего тратить время и слушать это все?
Я отправилась в секционную, зная, что там меня никто не найдет.
Не найдет хотя бы двадцать минут, спустя которые на пороге появится Камиль.
– Надеюсь, ты охлаждаешь на этом столе геморрой, – как обычно, не был он ни тактичным, ни деликатным. – Или это воспаление грушевидной мышцы?
– Я буду здесь, – ответила я. – Все равно буду. Когда решишься брать у меня срез мозга, убедись, что я точно того. Вдруг сплю. Как делаю у себя на балконе, – добавила я самое важное, что полагалось услышать Камилю.
Он стоял совсем близко, и я заметила, как рука его дернулась шесть раз. Ему
