— Не без… — прервал меня Лоренс. — И давно. Всегда.
Мы долго болтали, вернее, больше смеялись, а если и говорили, то невпопад. То был разговор, который, раз мы на него решились, уже представлялся нам неизбежным, и теперь было даже непонятно, как и почему мы хотели его избежать.
— Ты знаешь, мне как-то даже не по себе, — призналась я, — ведь если бы не Андреа и если бы не Стив…
— Я тоже думаю об этом, — серьезно ответил Лоренс. — Боюсь, у нас теперь только один выход.
— Какой? — спросила я.
— Придется нам полюбить друг друга до беспамятства — и любить до конца своих дней.
Мы проговорили больше часа, договорившись об одном — встретиться завтра после работы. Мысленно я отметила необходимость провести срочную ревизию в своем гардеробе. Да, и нужно будет позвонить Андреа. Она уж точно знает, как вести себя при таком внезапном повороте событий, а может быть, не таком уж и внезапном (если смотреть с высоты ее положения). И позвонить срочно.
Но звонить я не стала. Внезапно на меня навалилась такая усталость, что я забыла обо всем на свете. Мы с Гомером упали на кровать и проспали до самого утра. До понедельника.
Глава 22
Кантата для Вашовица
Пусть тебе боги дадут, чего и сама ты желаешь, —
Мужа и собственный дом, чтобы в полном и дружном согласьи
Жили вы с мужем: ведь нет ничего ни прекрасней, ни лучше,
Если муж и жена в любви и в полнейшем согласьи.
Гомер. Одиссея
Я всегда придерживалась того мнения, что двое людей, которые решили жить вместе, должны найти себе новую квартиру, а не предлагать одному из партнеров переехать к другому. Я разработала эту теорию давно, еще тогда, когда въехала в квартиру Джорджа — а затем съехала оттуда. Человеческие существа, по моим наблюдениям, оберегают свою территорию так же ревностно, как и кошки, и лучше всего задушить в зародыше всякие разговоры типа «я всю жизнь храню свои… (впишите необходимое) в этом шкафу».
Как принцип этот постулат просто прекрасен. Однако он вступает в противоречие с первой заповедью манхэттенских риелторов: «Да не утрать трехкомнатную квартиру с двумя санузлами и балконом по доступной цене!» Квартира Лоренса обходилась ему дешевле, а по площади была почти в два раза больше, чем моя студия. И когда мы решили жить вместе, само собой разумелось, что я и мои кошки переедем к Лоренсу.
Мы встречались больше года, прежде чем я переехала к Лоренсу. Вскоре после того, как меня посетило откровение под названием «я влюблена в Лоренса Лермана», я начала писать роман о Саут-бич. Сейчас мне трудно объяснить, как это произошло, но однажды утром я проснулась в глубоком убеждении, что всю жизнь стремилась только к одному — быть писателем (хотя, впрочем, это вполне объяснимо, так как, пережив четыре увольнения за два года, я накопила достаточно аргументов в пользу индивидуальной трудовой деятельности). Не могу объяснить и того, почему я продолжала упорствовать, когда абсолютно все мои знакомые, хоть как-то связанные с издательским делом, в один голос заявили: непубликуемому автору подписать контракт на книгу маловероятно. Однако благодаря Гомеру я давным-давно поняла, что «маловероятно» и «невозможно» — далеко не одно и то же. И, конечно, ничто не мешало мне рискнуть. Попытка — не пытка. И я пошла на это. Прошло много месяцев, я получила множество отказов (не знаю точно сколько, считать я бросила на двадцатом), и наконец я нашла своего агента, и вся затея вдруг превратилась в честный, чисто профессиональный проект. Поскольку я работала полный рабочий день, мне потребовалось чуть больше года, чтобы завершить черновик рукописи, и все это время Лоренс безропотно вычитывал, редактировал и правил каждое написанное мною слово. Пока все это продолжалось, мы с Лоренсом постепенно пришли к пониманию, что мне имеет смысл закончить работу над текстом, прежде чем я перееду к нему.
Однако было бы неверно полагать, что мой роман о Саут-бич был единственным препятствием на нашем с Лоренсом пути к безмятежному счастью (в сожительстве). Правда заключалась в том, что Лоренс был не в восторге от перспективы жить с тремя кошками.
В первый год, когда мы с ним встречались, у нас было бессчетное количество мелких стычек по разным поводам, но только одна драка не на жизнь, а на смерть — из-за кошек. Однажды, примерно через полгода после того, как мы начали встречаться, он спросил:
— Их обязательно должно быть три? — Лоренс выбрал идеальную формулировку для того, чтобы сделать меня холодной, колючей и неуступчивой. — Я не думаю, что смогу жить с тремя кошками.
— Видишь ли, их именно три, — ответила я. — Их было три и будет три. Если ты питал на этот счет какие-то иллюзии, я предлагаю тебе избавиться от них.
Это был единственный эпизод, который почти убедил меня, что Лоренс и я, как пара, потерпели неудачу. Дело было не в том, что Лоренс не любил кошек (хотя он возмущался и доказывал, что кошки тут ни при чем, а просто он любит собак). Дело было в том, что никто не любил меня такой, какая я есть, никто не заботился о том, чтобы я была счастлива, и более того, мне собирались причинить невыносимую боль, заставляя… Что именно сделать? Решить, какую из кошек я люблю меньше всех, и отправить ее к чужим людям? Или в приемник? Я понимаю, что кто-то не хочет жить с тремя кошками, и все же меня просто потрясло, что Лоренс, который знал меня более трех лет, прежде чем мы решили жить вместе, не подумал об этом заранее. Если бы я пришла домой и застала его в постели с другой женщиной, это не потрясло бы меня так сильно, а теперь я вдруг убедилась со всей очевидностью, как я ошибалась в нем как в человеке.
В глубине души с того самого дня, как я решила взять к себе Гомера, я всегда ждала момента, когда успешно начавшиеся отношения вдруг потерпят крах по той лишь причине, что человек не готов жить с тремя кошками. Я всегда знала, что это случится, меня удивляло лишь, что это произошло так поздно.
Мы с Лоренсом спорили несколько часов подряд, прежде чем наконец сформулировали суть проблемы. Он сказал:
— Ты постоянно у меня. И до сих пор ни разу не впустила меня в свою квартиру. Может быть, когда живешь с тремя кошками, это настолько страшно, что ты не захотела показать мне свой дом. А может, ты просто не хочешь впускать меня в свою жизнь.
Ну, этим он загнал меня в угол. Это правда, что я никогда не приглашала Лоренса к себе домой. Пока мы просто встречались, в этом не было острой необходимости. Теперь, когда мы стали жить вместе, я слишком боялась разрушить наши отношения и не хотела совершать никаких ошибок — меня приводила в ужас мысль, что если все четверо встретятся и не понравятся друг другу, то я могу потерять Лоренса. Но мой хитроумный план по предотвращению такого развития событий посредством изоляции их друг от друга сработал против меня самой. Мне были вполне понятны сомнения Лоренса в серьезности моих намерений провести с ним остаток жизни, при том что я не была готова провести с ним одну ночь в собственном доме.
И вот мы договорились, что Лоренс придет ко мне и останется на ночь, и все произошло наихудшим образом. Скарлетт в то утро вывихнула лапку, совершив сверхдерзкий прыжок, и уковыляла прочь от гостя с еще более мрачным видом, чем обычно. «Он решит, что у меня здесь временный приют для слепых и хромых кошек», — подумала я. Вашти напи´сала в сумку Лоренса. «Кроме меня, никто не будет спать в одной постели с мамочкой!» Гомер же, как известно, привык жить без дверей — единственная дверь в моей квартире вела в ванную, и я всегда держала ее открытой. И когда Лоренс пошел в ванную и закрыл за собой дверь, Гомер улегся у порога и начал выть, запустив лапу под дверь по самое плечо. Лоренс потом сказал, что вид кошачьей лапы, не сообщающейся с телом, с выпущенными когтями и тянущейся к нему из-под двери, был просто «ужасающим».
— Что же это вы, друзья мои, пытаетесь осложнить мне жизнь? — в отчаянии спросила я у кошек утром, когда Лоренс ушел. — Неужели нельзя было вести себя прилично один-единственный вечер, черт побери!
В ответ на меня обрушился счастливый мурлычущий кошачий клубок. «Слава Богу, что этот парень уже ушел!»
Но нет худа без добра. Теперь Лоренс наверняка понял: если уж я согласна терпеть этих невыносимых тварей, значит, я их действительно люблю до безумия. После этой ночи Лоренс стал придерживаться того мнения, что если он любит меня, а я люблю своих кошек, то, следовательно… Ну, любить-то он их, вероятно, не мог, но готов был попытаться примириться с ними.
* * *
С тех пор как Лоренс окончил школу, у него никогда не было ни кошек, ни собак (у его родителей была собака). Но время от времени он брал на себя заботу о Мину, коте своей квартирной хозяйки, когда та была в отъезде. Мину шел двадцатый год, и хозяйка гордо заявляла, что он прожил так долго исключительно благодаря своей жадности и подлости.
