– Да нет, Доусон, я едва жива.
Один из гребней в ее волосах ослаб. Он слегка нажал на него, чтобы закрепить, потом погладил ее по лицу.
– Извини за ужин, – сказал он. – В холодильнике есть суши. Приготовь себе. А еще я купил твое любимое мороженое, зеленое. Теперь мне нужно бежать.
Он накинул пальто и поспешил к двери, и Ли улыбнулась, глядя ему вслед. Доусон, он такой – всегда торопится, но ничего не забывает. Она не могла поверить, что он скрывает от нее что то по настоящему серьезное, хотя была твердо уверена: он сказал не все. Ей не совсем понравилось, как быстро он отмахнулся от слов Полы Купер, но куда больше ее заботила новость, которую она ему еще не сообщила.
Ли нашла пульт дистанционного управления на столике рядом с кроватью Доусона и выключила телевизор, радуясь, что он наконец померк. Уходя из спальни, она даже не заглянула в открытый ящик, где лежал заинтересовавший ее предмет. Ее мысли были сосредоточены на мятном мороженом – награде для встревоженного мозга.
Глава 15
«Живешь как собака, а потом подыхаешь».
Глубокая мысль, подумал Ник, размышляя над одной из многих надписей, обрамлявших неоновую рекламу пива за стойкой бара в таверне «Гоут Хилл». Утоляющий жажду источник в районе Реседа представлял собой настоящую ядовитую свалку мудрых изречений наклеек. А кофе был просто отравой. Ник уже целый вечер сидел на одном из табуретов, обитых имитацией козлиной шкуры, уговаривая кружку бурды, которая и на вид, и на вкус была словно замешена на песке.
Но по крайней мере он находил слабое утешение в том, что здесь было спокойно. Если вы искали смысла своей печальной жизни или просто хотели посидеть в стороне от чужих глаз, то вы совершенно безнаказанно могли предаться этому в таверне «Гоут – Хилл».
Этим вечером Ника ничуть не заботил смысл жизни, но возможность скрыться от чужих глаз представлялась привлекательной. Голова у него раскалывалась от боли, и казалось, вот вот треснет. Как обычно, боль зародилась в основании черепа и, как поддетый ногой футбольный мяч, скакнула дальше. Он помнил, как иногда она взрывалась так резко, что у него буквально темнело в глазах.
Скривившись, он ткнул большим пальцем в мучительно напряженные мышцы затылка – и поблагодарил «Койотов», призраков его беспутной юности, за эту боль. Его родители перебрались в Сан Рамон из Реседы, когда ему было шесть лет, и с самого первого дня его стали преследовать «Койоты», одна из нескольких местных банд чистокровных испаноязычных подростков. Подогретая спиртным гордость его отца за семейство Монтера, ведущее свою родословную от испанских конкистадоров, и светлые волосы и голубые глаза его матери сделали их в баррио объектом подозрений, а затем и ненависти. Основную тяжесть этого удара принял на себя Ник.
До критической точки все дошло из за смерти его матери. Скорбь и чувство вины привели Ника к конфронтации с бандой и безрассудному поступку, едва не стоившему ему жизни. Он умер бы на улице Сан Рамона, если бы не таинственный старик, вызвавший «скорую помощь». Когда Ник очнулся в больнице, в руке он сжимал серебряный браслет, а в голове звучали слова старика: «Эта змея тебя спасет».
Ник получил несколько страшных ударов по голове во время уличной драки, один из которых едва не переломил ему шею. Отец пытался убедить его, что старик ему привиделся, что браслет, наверное, принадлежал одному из членов банды, напавшей на него. Но Ник верил, что серебряная змея была талисманом. Вероятно, и до сих пор верит. Он по прежнему с религиозным почтением носил ее.
Ник с иронией посмотрел на красивую, источающую зло тварь, обвившуюся вокруг его запястья. Предполагалось, что змея должна спасти его? Больше похоже, что это его билет в ад, и там его встретит тот седой старик. Сам Сатана, не иначе.
– Освежить? – спросил бармен, наклоняясь к нему.
– Конечно. – Ник подтолкнул кружку к бармену. – И плесни туда чего нибудь погорячее, ладно, Харв?
К этому моменту Ник с легкостью мог бы справиться с пятью порциями хорошего спиртного и так и поступил бы, если б не одно условие его выхода под залог. Он не должен был выпивать. Судья не потрудился объяснить почему, но Ник подозревал, что это имело отношение скорее к его этнической принадлежности, чем к криминальному прошлому. Для большинства слуг закона выходец из баррио автоматически был убийцей, вором или пьяницей. А часто и тем, и другим, и третьим.
Прямо над головой бармена был закреплен телевизор. Шли одиннадцатичасовые новости, и внимание Ника привлекла шумная группа журналистов, столпившихся в холле отеля «Балтимор». Они теснили друг друга и протягивали микрофоны к светловолосому, с квадратным подбородком мужчине, который сильно смахивал на окружного прокурора.
– Мистер Рид! – прокричал один из журналистов. – Правда ли, что вы собираетесь потребовать для Монтеры смертного приговора?
Это достопочтенный окружной прокурор Лос Анджелеса, понял Ник. Доусон Рид блеснул улыбкой, над которой хорошо потрудились дантисты и которая говорила об отчаянии, замаскированном под высшую уверенность. Еще один нечистоплотный политик борется за переизбрание, пришел к выводу Ник. Как видно, бедный мерзавец на самом деле хотел служить государству.
– Я никогда не комментирую слухи, – бесстрастно ответил Рид. – Но я могу сказать следующее. Если бы суд состоялся сегодня, мы представили бы более чем достаточно улик для весомого обвинения. Ник Монтера виновен как первородный грех, парни, и мы докажем это.
– Соотношение ваших побед и поражений в последнее время склонилось в пользу последних! – крикнул кто то из репортеров. – Как насчет провала Майкла Джексона?
– А как быть с делом братьев Менендес? – крикнул другой. – Это политический маневр? Вы нападаете на Монтеру, чтобы сохранить лицо и вернуть доверие избирателей?
Улыбка Рида потеряла теплоту.
– Уголовный суд – не соревнование в популярности, дамы и господа. Мой офис работает с каждым делом по своим меркам. Проиграли бы мы последние десять дел или выиграли последние двадцать, мы все равно выдвинули бы обвинение против мистера Монтеры.
Журналисты упомянули два очень громких дела знаменитостей, которые команда Рида проиграла с королевским достоинством и на виду у всех. При других обстоятельствах Ник, возможно, был бы доволен, что Доусон Рид попал в передрягу, но сейчас речь шла о его собственной судьбе. Прокурор, по всей видимости, находился под огромным давлением, ему нужно было добиться обвинения, но Нику не улыбалось стать жертвенным ягненком на алтаре карьеры Доусона Рида.
Толпа снова забеспокоилась. Завертелись головы. Раздались крики:
