МЛАДЕНЦУ
Играй, безумное дитя, Блистай летающей стихией: Вольнолюбивым светом «Я», Явись, осуществись – Россия. ………………………………………… Ждем: гробовая пелена Падет мелькающими мглами: Уже Небесная Жена Нежней звездеет глубинами, — ………………………………………. И, оперяясь из весны, В лазури льются иерархии: Из легких крылий лик Жены Смеется радостной России.
(1918 г., март, Москва) «Звезда самосознания» Белого утопает в астралах тумана антропософии, лучи ее разложены по правилам «духовной науки» и описаны в схемах и выкладках потусторонней математики. Только изредка выплывает она из теософской мглы, вспыхивая чистым, хрустальным, поэтическим светом.
Сборник «Стихи о России» заключает в себе стихотворения, выбранные из «Пепла» и «Звезды». Многие из них значительно переработаны. К ним автор присоединил одно из лучших своих обращений к родине, написанное в августе 1917 года. Оно пылает раскаленным, расплавленным металлом; в нем – огненное вдохновение самосжигающегося хлыста: из дыма, искр и языков пламени вылетают исступленные заклинания:
Рыдай, буревая стихия, В столбах громового огня! Россия, Россия, Россия — Безумствуй, сжигая меня. В твои роковые разрухи, В глухие твои глубины, — Струят крылорукие духи Свои светозарные сны. Не плачьте: склоните колени Туда – в ураганы огней, В грома серафических пений, В потоки космических дней! Сухие пустыни позора, Моря неизливные слез, — Лучем безглагольного взора Согреет сошедший Христос.
И финал:
И ты, огневая стихия, Безумствуй, сжигая меня, Россия, Россия, Россия — Мессия грядущего дня!
Третий стихотворный сборник «После разлуки» носит подзаголовок «Берлинский песенник». В нем собраны поэтические упражнения Белого 1922 года. М. Цветаева рассказывает в своих воспоминаниях о происхождении этого сборника. Белый часто жаловался ей на то, что он перестал быть поэтом: «Я никогда не читаю стихов, – говорил он. – И никогда их уже не пишу. Раз в три года – разве это поэт? Человек должен быть на стихи обречен, как волк на вой. Тогда – поэт». М. Цветаева посылает ему свою книгу «Разлука»; он отвечает ей письмом: «Глубокоуважаемая Марина Ивановна! Позвольте мне высказать глубокое восхищение перед совершенно крылатой мелодией вашей книги „Разлука“. Я весь вечер читаю – почти вслух и – почти распеваю. Давно я не имел такого эстетического наслаждения.
А в отношении к мелодике стиха, столь нужной после расхлябанности москвичей и мертвенности акмеистов – ваша книга первая (это безусловно)».
Через некоторое время они встретились. Белый сказал Цветаевой: «Я ведь стихи пишу. Ведь я после Вашей „Разлуки“ опять стихи пишу… Это будет целая книга: „После разлуки“ – после разлуки с нею (Асей) и „Разлуки“ – вашей».
В предисловии поэт излагает идею сборника:
«БУДЕМ ИСКАТЬ МЕЛОДИИ
Эта маленькая тетрадь – поиски формы. Я считаю, что после, символизма не было сколько-нибудь действительно новых сдвигов к грядущему стилю поэзии; акмеизм был благоразумной реакцией, временно, может быть, необходимой… Всеми школами недавнего времени пропущена одна существенная сторона стиха: мелодия целого… Мелодия в стихе есть господство интонационной мимики. Стих есть всегда отвлечение от песни… Только в мелодии, поставленной в центре лирического произведения, превращающей стихотворение в подлинную распевную песню, поставлены на свое место: образ, звукоряд, метр, ритм. Провозглашая мелодизм, как необходимо нужную школу, я намеренно в предлагаемых мелодических опытах подчеркиваю право простых совсем слов быть словами поэзии, лишь бы они выражали точно мелодию.
Тезисы: 1) Лирическое стихотворение – песня; 2) Поэт носит в себе мелодию; он – композитор; 3) В чистой лирике мелодия важнее образа; 4) Неумеренное употребление посредственных элементов стиха (образа и звуковой гармонии) насчет мелодии самые богатства этих элементов превращает в верное средство убить стихи; 5) Довольно метафорической перенасыщенности; поменьше имажинизма и побольше песни, побольше простых слов, поменьше звуковых трещаний (меньше труб) – гениальные композиторы гениальны не инструментами, а мелодиями: оркестровка Бетховена проще оркестровки Штрауса.
Впереди русский стих ожидает богатство неисчерпанных мелодийных миров.
И да здравствует „мелодизм“.
Берлин. Цоссен, июнь 1922 года».
Вечный бунтарь Белый замышляет новую «революцию». Его неугомонный, беспокойный дух мечтает взорвать старую поэзию и на месте ее создать новую школу «мелодизма». Он бунтует прежде всего против самого себя: кто более его был повинен в «неумеренном употреблении образа и звуковой гармонии»? Чьи стихи были более перегружены метафорами и «звуковыми трещаниями»? Кто упорнее его «инструментовал» свои строки?
Но «революция» не удалась; школы «мелодизма» Белый не создал, но свой поэтический дар убил окончательно. «После разлуки» – последний его стихотворный сборник. Больше стихов он не писал.
«Мелодические опыты» автора поражают своим убожеством. Для передачи «интонационной мимики» он прибегает к одному-единственному приему: рубит поэтическую фразу на мелкие куски (чаще всего на отдельные слова) и выписывает их столбцом один под другим. Это должно изображать то «мандолину», то «виолончель», то «гитару», то «балалайки»:
Утон
атываем В н
очи, Утон
атываем Мы — В разъедающие Очи, В нападающие Тьмы! Утон
атываем Мы — Утонатываем – В тьмы!
А по содержанию «После разлуки» – крик боли и отчаяния. Ася его покинула, Ася ушла навсегда: она – холодная, язвительная, злая… Он вспоминает 1921 год; он болен, лежит в больнице, один…
БОЛЬНИЦА
Мне видишься опять Язвительная – ты… Но – не язвительна, а холодна: забыла ………………………………………………………… Я, удушаемый, в далекую тебя — Впиваюсь пристально. Ты – смотришь с неприветом. О, этот долгий Сон: За окнами закат. Палата номер шесть, предметов серых ворох. Больных бессонный стон, больничный мой халат, И ноющая боль, и мыши юркий шорох. ………………………………………………………….. Исчезновение, глаза мои закрой Рукой суровою, рукою ледяною.
