самом деле не люблю брать отцовские вещи. Хотя, конечно, к перьям это не относится, но… спасибо за такое внимание к деталям. Ты молодец, Эмерт, кабинет выше всяких похвал. Я, признаться, удивлён, как ты тут управился за такой короткий срок. У тебя определённо есть талант.
− Спасибо, сеньор! Я рад, что вы довольны, − произнесла Эмбер, чувствуя, как внезапно и совершенно необъяснимо начинает краснеть.
И это было не смущение, а что-то совершенно иное, глупое, похожее на детскую радость от похвалы.
Ой, дура!
− Смотри, хефе, перехвалишь помощника, − встрял Морис, отрываясь от газеты. — Эмерт, купишь мне мятных леденцов в следующий раз. И тех, что от изжоги. В Акадии вся еда будто чертями приготовлена прямо в аду, не знаешь, чем затушить этот пожар.
− Хорошо, эрр Морис. Обязательно куплю, − ответила Эмбер вежливо.
− Я тебя предупреждал не брать еду у разносчиков, − воскликнул сеньор де Агилар, явно подтрунивая над Морисом. — Если, конечно, ты не поклонник острого перца. А вообще, Морис, переберись-ка вон к окну со своей газетой, а ты, Эмерт, освобождай стол. У нас много работы.
Сеньор де Агилар снял сюртук и повесил его на спинку стула, закатал рукава рубашки и сверху натянул нарукавники, которые купила Эмбер. А затем надел огромный фартук, очки и погрузился в работу, и только тогда она, наконец, смогла выдохнуть — никто на неё не смотрит. И разжать стиснутую в кулак руку. Она старалась не подходить к нему близко и мысленно шептала по кругу мантру, успокаивая настойчивую птицу, которая рвалась наружу. И через некоторое время это помогло.
− Так, подай мне вон ту бутыль зелёного стекла… Да, и вон тот корпус… Возьми весы и коробку − там гири и меры…
Сеньор де Агилар давал ей поручения, а она выполняла, глядя на то, как он работает: сосредоточенно, уверенно и увлечённо, не замечая ничего вокруг. Как отдаёт указания, чётко и быстро. И подумала, что работать с ним вот так даже приятно. Наблюдать, как его пальцы ловко орудуют с инструментами, реактивами и весами, и рассматривать его профиль, пока никто не видит.
Он собирал какое-то устройство, в которое нужно было затем наливать жидкость. Что это было, Эмбер не знала, а спрашивать пока не хотела. Будет ещё время для вопросов.
− Теперь ту склянку, да, в которой нитрат серебра… Насыпай осторожно… Теперь едкий натр, он жгучий, не опрокинь, обожжёшься! Вливай осторожно… Так, молодец!
− А кстати, где ты живёшь в Тиджуке? — внезапно спросил сеньор де Агилар, глядя на то, как растворяются в жидкости белые кристаллы.
− На улице Бургун, сеньор, − ответила Эмбер, ощущая снова, как дёрнулось и замерло сердце от этого вопроса. — Но вряд ли вы знаете это место.
− Бургун?! Как же, как же… Очень даже знаю. Как там поётся в песне? «Эта улица никогда не спит…» Заведенье доньи Кастеро всё ещё живо? — с усмешкой спросил он, разглядывая выпавший в колбе чёрный осадок.
− Сеньор, вы знакомы с заведением доньи Кастеро? — удивилась Эмбер.
− Что, не ожидал? — Виго взглянул на неё, приподняв толстые защитные очки.
− Признаться… да, сеньор.
− Ну, я неплохо знаю Средний ярус, да и Нижний… вернее, знал. Когда-то. В юности.
− Простите, сеньор, − пробормотала Эмбер, отводя взгляд.
Уж очень внимательно на неё смотрели чёрные, как ночь, глаза сеньора де Агилара. Слишком внимательно, будто пытались что-то разглядеть в её лице.
− Да за что ты извиняешься? Каждый мужчина в юности пытается самоутвердиться. Я тоже не был исключением. И знаешь, улица Бургун не самое худшее место в Тиджуке, есть места и куда хуже. Подай-ка мне вон ту склянку, − он снова наклонился к столу и спросил, не глядя: − А где твоя семья жила на севере?
− Э-э-м-м во Фружен-Нуво, − пробормотала Эмбер, отчаянно пытаясь собрать в голове разрозненные обрывки того, что она знала о северных территориях.
И это первое, что пришло в голову. Вспомнился увиденный однажды газетный заголовок о беспорядках в одном из районов Фружена.
− В пригороде? — уточнил сеньор де Агилар.
− Э-э-м… Да.
Это был пригород?
− Далеко от пляс-де-Семильон?
− Э-м-м… да.
Она понятия не имела, где это, и мысли в голове заметались в отчаянном поиске подходящей легенды.
О, Лучезарная! Зачем она это сказала!
И, будто услышав дрожь в её голосе, сеньор де Агилар обернулся и снова посмотрел ей прямо в глаза.
− Тебе тяжело это вспоминать? — спросил он мягко. — Извини, я больше не буду спрашивать. Зря я заговорил о твоей семье.
Эмбер дёрнула плечом, будто пытаясь одновременно сказать и «да», и «нет», и посмотрела в окно, потому что не могла выносить сочувствия во взгляде сеньора де Агилара. Вот это ей совершенно ни к чему! Потому что на это сочувствие что-то разом откликнулось в её душе, и даже в носу защипало от сожалений, пусть она никогда и не была беженцем с далёких северных территорий, потерявшим всё. Хотя… ведь она-то теряла всё, и как раз по вине семьи Агиларов. И ей бы сейчас немного хладнокровия. Но вот она стоит, растаявшая, как клубничное желе, и не знает, куда деть руки, до того её растрогало это сочувствие!
Вот же, бесово отродье!
− Спасибо, сеньор, − только и смогла она пробормотать, подумав попутно, что так даже лучше.
Как хорошо, что сеньор де Агилар человек деликатный. Пожалуй, и дальше стоит придерживаться такой линии — драма в прошлом позволит ей не отвечать на неудобные вопросы.
− Я понимаю, − произнёс он и снова взялся за свой порошок. − Я помню тот день, когда на площади зачитывали пакт о депортации роялистов. Так и работает политическая метла, если она метёт, то всех: и виновных, и невинных. Но раз тебе неприятно всё это вспоминать, то и не будем. Зажги горелку.
− Спасибо, сеньор. Вы очень добры.
Рука сама потянулась за спичками, и Эмбер едва ими не чиркнула, но вовремя остановилась.
Не левой, Эмбер. Правой.
В голове прозвучал давно забытый голос отца.
Многие эйфайры левши. И после инициации отец специально учил её писать и есть правой рукой, чтобы не вызвать даже случайных подозрений. Сейчас она умеет делать всё обеими руками с одинаковой скоростью, но иногда, будучи уставшей, испуганной, или взволнованной, вот как сейчас…
Эмбер, соберись! Эмоциональное вовлечение — это гибель!
− Как зовут твою сестру? — снова спросил сеньор де Агилар.
− Эм-б… Эми, −
