– Как интересно.
– Интересно-то интересно, только доктор Браун нас, наверное, уже заждался. Кати тележку в четырнадцатый бокс.
– А вы?
– А я пойду рядом. Мне такую работу выполнять не по чину.
72
Тележку с двумя клетками выкатили в коридор и повезли вдоль массивных герметичных дверей с номерами. За ними находились переходные шлюзы с газовой изоляцией, а уже за шлюзами и сами экспериментальные боксы.
– А почему четвертый бокс всегда закрыт? Сколько я здесь работаю, ни разу не видел, чтобы через в эту дверь кто-то входил или выходил.
– Ну… – Фридрихсон оглянулся, проверяя, не идет ли кто в опасной близости. – Это было еще до тебя. Что-то там пошло не так, и, чтобы не случилось еще большей беды, пришлось этот бокс законопатить.
– Что значит законопатить?
– Стальные двери заварили, вентиляцию тоже…
– А что с людьми, которые там были?
– Об этом я ничего не знаю, – пожал плечами Фридрихсон. Он действительно не знал, хотя и догадывался.
Из-за угла появились доктор Лиззард и доктор Рюйтель – молодые, подающие надежды сотрудники компании. Они были о себе очень высокого мнения, а лаборантов считали не слишком расторопными слугами.
Но с Фридрихсоном высокомерные выскочки поздоровались первыми, чему было свое объяснение.
Полгода назад Лиззард обозвал Фридрихсона «старой неповоротливой задницей» и пригрозил пожаловаться начальству, если тот не начнет двигаться быстрее. У Лиззарда тогда работа горела в руках, и ему казалось, что он на острие нового открытия, которое изменит мир. Однако после стычки со старшим лаборантом у всех мышей в эксперименте доктора Лиззарда началась диарея. В боксах стояла жуткая вонь, никто из молодых коллег ничего не мог объяснить, и лишь спустя неделю скромный доктор Браун посоветовал Лиззарду извиниться перед Фридрихсоном. Тот в ответ накричал еще и на Брауна, но старший коллега лишь пожал плечами.
Время шло, эксперимент Лиззарда не двигался, и это заставило его выбросить белый флаг. Он пришел к Фридрихсону, признал свои ошибки и извинился. А затем попросил выяснить, что происходит с его мышами.
Старший лаборант сказал, что не сердится, и на неопределенный срок одолжил у Лиззарда тысячу ливров. С тех пор эксперимент у молодого ученого заладился, мыши стали вести себя как положено, и все, кто знал Фридрихсона, зауважали его еще больше.
Подойдя к дверям четырнадцатого бокса, старший лаборант нажал кнопку переговорного устройства:
– Мы пришли, доктор Браун.
– Одну минуту, – раздалось из динамика. Затем в дверях щелкнули тяжелые электрозасовы, и приводной механизм открыл тяжелую створку.
– Заходи, чего встал? – подогнал младшего коллегу Фридрихсон, и тот закатил тележку в переходной шлюз.
Двери закрылись, сработали замки, и герметичность шлюза восстановилась.
– Ой, что это там? – спросил Жижецкий, указывая в большой иллюминатор, за которым среди волн охлажденного газа, словно по дымящейся реке, брел доктор Браун. На нем была маска с респиратором, и это, по мнению Жижецкого, делало его похожим на монстра.
Наконец дверь в бокс открылась, и в шлюз вошел доктор Браун. Он снял маску, отдышался и постучал пальцем в перчатке по клетке, проверяя тонус животных.
– Ну что же, Фридрихсон, надевайте и вы маску…
– А можно я возьму с собой и этого парня, доктор Браун? – спросил старший лаборант. – Ему бы не помешало повысить квалификацию, а то он слегка туповатый. Только на складе от него польза.
– Я не возражаю, только пусть держится позади вас.
– Слышал, Тобиас?
– Про то, что тупой?
– Про то, чтобы держался позади меня и ни за что не хватался.
– Хорошо, буду держаться.
– Надевай маску – возьми вот эту, это твой размер.
Тобиас надел маску и закашлялся – внутри она пахла хлоркой.
– Это пройдет, – пробубнил через свою маску Фридрихсон и, взявшись за коляску, покатил ее в бокс, пока доктор Браун придерживал двери.
Хотя под потолком горели осветительные панели, Жижецкому казалось, что в боксе царит полумрак. Он брел по глубокому туману за старшим лаборантом и видел лишь его раскачивающуюся спину в белом халате.
Наконец они дошли до длинного стола, на котором стояли прозрачные, похожие на аквариумы кубы. В них находились невысокие зеленые ростки, поднявшиеся из грунтовых розеток.
– Вот это будущее нашего сельского хозяйства, – с гордостью сообщил Браун.
– А что это за всходы? – поинтересоваться Фридрихсон.
– Тетраподсолнечник. Представьте себе, он имеет до пяти корзинок, которые вызревают в два раза быстрее, чем у обычного подсолнечника, при этом не требуется никакой дополнительной подкормки.
– А за счет чего возникает такая выгода? – спросил Фридрихсон. Браун удивленно на него посмотрел.
– Мы работаем над разгадкой этой тайны, однако на это еще потребуется время. Возможно, он питается магнитным полем, гравитацией или еще чем-нибудь… Об этом мы узнаем позже, а пока станем получать бонусы, выводя продукты на рынок.
Доктор Браун снова постучал пальцем по клетке, затем открыл крышку одного из кубов и сказал:
– Давайте, рассаживайте по две особи в каждый ящик…
Фридрихсон выловил из клетки двух мышек и опустил в куб.
– Отлично, переходим к следующему.
– А в чем же смысл этого эксперимента, доктор Браун?
Браун вздохнул. По правилам он не имел права рассказывать о работе никому, кроме коллег, работавших на этом же направлении, однако Фридрихсон был единственным, кроме начальства, кто интересовался его работой, и Браун часто делился с ним всякими безобидными новостями.
– Мы проверяем технологию выращивания на токсичность среды. Некоторые из растений выделяют на начальных этапах роста различные яды. Бывает, что несколько раз в сутки они выделяют яды, затем сами их поглощают. Этот момент сложно выявить без дорогостоящей системы датчиков. А мышки дешевы.
– Я тут недавно читал «Историю науки», – продолжал беседу Фридрихсон, опуская мышей в очередной аквариум. – И там наткнулся на небольшой период в двадцать первом веке, когда практиковалось применение генномодифицированных организмов. Поначалу все шло очень хорошо, но через десяток лет…
– Я тоже читал «Историю науки», правда, очень давно, – перебил его Браун, открывая следующий прозрачный куб. – Да, результаты оказались… совсем не те, которые ожидали, но ведь и учеными подвижников тех далеких времен можно называть лишь условно. Кем они были? Насколько знающими и компетентными они являлись? Лично я определил бы их как слегка просвещенных скотоводов, и не более. Теперь же наука стала по-настоящему могущественной, и нет такой сферы, в которой бы…
В этом месте доктор Браун громко чихнул, да так, что маска на его лице подпрыгнула.
– Уф… Целую неделю насморк не отпускает. Я уже половину аптеки домой перетаскал, и никакого результата. Пожалуй, что только в борьбе с насморком наука все же бессильна, но во всем остальном могущественна.
Наконец мыши были загружены во все кубы, и четыре пары животных еще осталось.
– Замечательно, – подвел итог доктор Браун. – А эти восемь пусть остаются в резерве.
– А вот сюда мышей вы забыли запустить! – подал голос младший лаборант Жижецкий, показывая на самый первый куб.
– Да нет же, мы загрузили в него животных в самую первую очередь, – возразил Браун, возвращаясь к началу длинного стола.
– Я тоже помню, – поддержал его Фридрихсон, вставая рядом.
Они смотрели на подсвеченные специальной лампочкой всходы, надеясь увидеть мышей, спрятавшихся за молодыми растениями, однако ничего не нашли.
– Что ж, возможно, мы заболтались, что меня, как экспериментатора, конечно, не красит. Давайте клетку, Фридрихсон, восстановим гармонию и оставим этих новоселов до завтра.
Старший лаборант быстро выловил из клетки еще одну пару мышек и, подойдя к столу, замер, глядя на аквариум.
– Ну же, Фридрихсон, кладите!
– Подождите, доктор, я вижу там мышиное дерьмо…
– Где?
– В аквариуме. Там были мыши, и они оставили дерьмо – вон там в углу.
– А это точно оно? – спросил Браун. – Вы уверены?
– Уверен, доктор. Я ухаживаю за мышами не первый год.
– Что ж, кладите мышей и уходите, мне нужно сделать кое-какие записи… И не нужно там болтать, что вы заходили в бокс.
– Конечно, сэр, я ведь понимаю, – кивнул Фридрихсон. Он снял с коляски клетку с оставшимися мышками и покинул бокс. Младший коллега последовал за ним.
Доктор Браун запер за ними все двери, вернулся в затянутое туманом помещение и, подойдя к столу, заметил, что в паре кубов снова отсутствуют мыши, а еще в одном осталась только одна.
– Так-так-так, – произнес Браун, чувствуя, как на лбу проступает испарина. – Что это? Телепортация?
Он подошел к столу и, нагнувшись над опустевшими кубами, приметил черные точки мышиного помета. Судя по всему, перед исчезновением животные испытали шок.
