– Договор? – удивился Самойлов.
– Я отвезла тебя обнюхать квартиру Попакакиса, а ты обещал мне здесь приют, предложил даже самой выбрать спальное место!
– Но ведь… – только и успел поразиться Самойлов, как девчонка выворачивает все наизнанку, а она уже сердито перебила:
– Всегда так с вами – со взрослыми! Нужно обязательно для подстраховки писать договоры, планы, расписки, что угодно! Чтобы потом не выслушивать лепет о плохой памяти, или: «Ты не так меня поняла», или: «Мы не договаривались». Ты вытащишь меня из милиции, если у Элизы сработает сигнализация, когда я открою сейф? Отвечай! Что молчишь?
Самойлов действительно на некоторое время потерял дар речи.
– Значит, у нее все же есть сейф? – кое-как сконцентрировался он на деле.
– После моих разоблачений она его у себя установила! Так что, уважаемый сыщик, можно сэкономить время и не рыться в шкафах, не простукивать паркет.
– А что там с сигнализацией? Ты что, собираешься сейф взламывать? Как ты его откроешь? – растерялся Старик.
– По запаху! – совершенно серьезно ответила Лера и ушла.
Стол
Самойлов сделал несколько звонков, наскоро выпил крепкого чая и стал одеваться – Зоя Ялина заговорила! И еще. По оставленному на автоответчике какой-то Сесилии Суграна номеру Колпакова позвонили… Уже одетым он зашел в кабинет попрощаться с Гошей. Эта небольшая комната была почти пустой, если не считать полок с книгами на всех стенах от потолка до пола, включая пространство над дверью и над балконным окном. Плотная заполненность книгами иногда создавала обманчивое впечатление просто разноцветных «фактурных» стен. Кроме книг, в кабинете находился только древний письменный стол, оставленный прежними жильцами. С двумя тумбами, вырезами под чернильный прибор и надстройкой с маленькими ящичками. Самойлов, когда тыкался за книгой, всегда с уважением на него поглядывал, потому что по всем трем своим измерениям он не пролезал в дверь – создавалось впечатление, что стол вырос из пола прямо тут, в комнате. Не говоря уже о том, что был он совершенно неподъемным. Прохор Аверьянович раньше иногда с опаской измерял стол по высоте и ширине облупившейся столешницы, и каждый раз получалось, что за месяц стол то прибавлял по семь-восемь миллиметров, то уменьшался, и у Старика было сильное подозрение, что именно стол издает эти странные звуки по ночам – что-то потрескивает и шуршит в кабинете, и даже иногда… Но так казалось, если только выпить в одиночестве бутылку кагора, а утром все в голове становилось на свои места – столы же не перемещаются сами по себе! Но еще – на нем никогда не бывает пыли. Тут поневоле задумаешься…
Гоша устроился за столом на кухонной табуретке. Экран его ноутбука мелькал одной своей половиной, другую занимала фотография мальчика, сделанная Лерой в Бостоне.
– И как? – спросил Самойлов.
– Идет сравнительный поиск. Где бы в сети ни находилось аналогичное лицо, оно будет вычислено. Со взрослым человеком это бы сыграло в момент, но на семилетнего ребенка редко заводят дела с фотографиями. Может, по «Гражданке» что получится, – задумался Гоша.
– По «Гражданке»? А сейчас ты где?
– А сейчас я пустил лицо на поиск по всему свету, как пропавшего. «Гражданка» – это фотоателье и домашнее видео. Последняя надежда, так сказать. Уже развелось много фирм, которые изготавливают школьные снимки или фотографии из домашнего видео на компьютере. Идея, конечно, так себе, в силу кратковременности хранения подобных вещей, – видя, что Самойлов не понимает, Гоша разъяснил: – Сделанные фотографии могли пересылаться по электронной почте – это вся моя надежда на «Гражданку»; может, конечно, всплыть какая-нибудь информация на сайтах…
Мелькание остановилось, на несколько секунд лицо мальчика на фотографии закрыла сетка, потом все продолжилось.
– Любишь макароны? – кивнул Старик на коробку на полу. – «Ушки»…
– Это для маскировки, – ответил Гоша, не отводя глаз от экрана. – Таскаю с собой техники тысяч на пять баксов. «Ушки» – самое то! Как вы думаете, я ей нравлюсь? Хотя бы чуточку?… – резко сменил тему Гоша.
– Нет, – отрезал Самойлов. – Не нравишься. Я тебя предупреждал! Она не будет лукавить или кокетничать. Заманивать показной холодностью, привязывать к себе неприступностью. Когда эта девочка говорит «нет», это означает – нет! Совсем ты нюх потерял в ночных клубах.
– Я в ночные клубы редко хожу, – пробормотал Гоша, начав стучать по клавишам – перелистывание остановилось. – Чаще – по фитнесам. Там хотя бы… так-так-так… у девушек на первом месте здоровый образ жизни… Есть!
На экране теперь было две фотографии.
– Ты думаешь? – с сомнением спросил Самойлов, наклонившись и жадно шаря глазами по слегка размытому изображению худого мальчика в странной одежде.
– Удача, Прохор Аверьянович! – радовался Гоша. – Кадр из общего снимка!
– И что это за снимок? Откуда?
– Не так скоро. Сейчас пороемся, узнаем.
– Ухожу, дела, – выпрямился Старик.
– Прохор Аверьянович, – Гоша развернулся к нему на табуретке. – У вас были девственницы?
Самойлов застыл лицом, на всякий случай оперся о стол ладонью и покачал головой:
– Вот что я вам скажу, молодой человек: мои женщины – это мое личное дело! И хватит уже про девственниц!
– Я только хотел спросить, – на лице Гоши – ни намека на стеснение, – правда, что женщина потом… Что она всегда помнит своего первого мужчину?
– Ну, если это все, чего ты хотел добиться такой ценой!.. – стукнул себя ладонью по лбу Самойлов. – Подумай о другом – сможешь ли ты ее забыть?
– Забыть? – удивился Гоша. – Такую красавицу?
Нос
Открывая третий замок, Лера занервничала: ключ заедал, да и Элиза вполне могла за последний год сменить замки. Но вот ключ повернулся, дверь открылась.
В прихожей на тумбочке валялась женская сумочка. На пульте сигнализации у двери нужно было набрать шесть цифр: ее день, месяц и год рождения. «Это чтобы тебе, детка, легче было запомнить, да и мне, старушке, тоже», – вспомнила она наставления бабули и быстро пошарила в незнакомой сумке. Паспорт Элизы, кредитки, косметика, целая кипа визиток. Похоже, она дома! Тогда почему так тихо? Стараясь ступать осторожно, Лера обошла квартиру, шарахаясь от развешанных по стенам коллажей – похоже, бабуля поменяла привязанности: постмодернизм на фотоимпрессионизм. Присмотревшись к особенно яркому пятну полтора на полтора метра, Лера вдруг узнала руку матери, охнула и присела на удачно подвернувшийся пуфик. Женщина и мужчина с красными лицами, в которых с трудом угадывались родительские физиономии, шли на нее, сцепившись ладонями, и счастливо сверкали бирюзовыми белками в ветвистых зеленых ресницах. Свободные ладони они отдали детям – вереницы детей шли за ними двумя потоками, уменьшаясь к желто-оранжевому горизонту до размера муравьев. И дети были самые разные – с копытцами, с крыльями (небольшими, голубиными, и очень большими, волочащимися по земле), с длинными хвостиками, с ослиными ушами, свинячьими пятачками и даже с хоботами.
Впервые за последние два года Лере стало жалко маму. Она узнала себя, совсем маленькую, с фотографии в пять лет («Кого ты хочешь, девочку или мальчика?…»), внимательно осмотрела вздымающий платьице упругий хвостик с кисточкой, задорно вздернутый в общей радости шествия, и чуть не заплакала. Лучше перестать смотреть, не искать в этом хаосе Антошу (двое детишек – крупным планом, с крыльями, были ей незнакомы), а заняться делом.
Обойдя небольшую студию, Лера осмотрела спальню, гостиную и большую кухню-столовую. Прислонившись щекой к двери ванной, она кивнула себе и с максимальными предосторожностями повернула ручку. В щелочку был виден край ванны, высокая пена над ним и руки Элизы, которыми та «дирижировала». Это означало, что бабушка в наушниках залегла в ванной часа на полтора – послушать оперу.
Вернувшись в спальню, Лера отметила, что бабушка обновила мебель и вообще все переставила. Сначала она никак не могла вспомнить, где же сейф, потому что сразу после его установления в специально продолбленную нишу Элиза замаскировала дверцу отличной копией Пикассо. Не обнаружив «Любительницы абсента», Лера заглянула под несколько фотошедевров. Дверца была под изображением женщины в военной форме образца начала двадцатого века с ромашкой в одной руке и папиросой в другой.
К делу! Лера открыла рюкзак, вытащила косметичку, достала ватный тампон. Осмотрев дверцу, она кивнула – сейф тот же, старый. «Не супер-бог-весть-что, – как им доверительно объяснил продавец сейфов, – но для бытового пользования вполне пригоден».
Лера вспомнила, что Элиза засомневалась, увидев кнопочную систему набора шифра, и привела свой аргумент – на кодовом замке подъезда уже через полгода любой бомж найдет нужные цифры из-за затертостей, но продавец, сияя довольной улыбкой, с готовностью описал сложный состав лака, покрывающего кнопки и надежно предохраняющего их от малейших затертостей. Элиза все равно хотела «с вертушечкой, как в кино показывают». Оказалось, что все имеющиеся в наличии сейфы с «вертушечками» предусматривают дополнительный замочек с ключиком. «Тебе придется не только помнить пять цифр кода, но еще и место, где ты запрячешь ключ», – разъяснила Лера, указывая на явное преимущество кнопочной системы – после набора шифра раздается щелчок, дальше нужно только повернуть ручку и… дверца откроется.
