Марана сразу взял под стражу управляющего, его друзей и их любовниц, приказал раздеть догола и привел на берег озера Дако. Там их привязали к деревьям в качестве подношения соколам-мингенам, и в тот день птенцы до отвала наелись человеческой плоти.
Хуже всего оказалось то, что бывший управляющий распустил почти всех опытных инженеров, но когда северный Кокру снова стал принадлежать империи, Марана получил столь необходимые ему деньги, чтобы сделать инженерам привлекательные предложения и вернуть их на базу.
Теперь бывший главный сборщик налогов проводил там почти все время: изучал корпуса старых кораблей, подлежащих ремонту, следил за строительством новых, вникал в объяснения инженеров.
Из гигантских бамбуковых обручей и стрингеров построили полужесткий каркас, внутри повесили шелковые воздушные мешки, которые намеревались затем наполнить газом с озера Дако. Эти мешки опутывала сеть из веревок, закрепленных в гондоле, чтобы сжимать и расправлять мешки и таким способом регулировать высоту полета. Когда мешки сжимались, объем газа уменьшался, и в результате подъемная сила падала, а когда расширялись, газ занимал больший объем и подъемная сила корабля увеличивалась.
Затем всю конструкцию накрыли отлакированной тканью, чтобы защитить от стрел противника. Внутри, по обеим сторонам воздушных мешков, имелись места для команды гребцов – по большей части призванных на службу мужчин, чье положение почти не отличалось от положения рабов, приводивших в движение гигантские крылья, благодаря которым корабль перемещался в горизонтальной плоскости. Крылья сделали из упавших на землю перьев мингенов, легких, прочных и надежных.
В гондоле, которая находилась частично внутри корабля, а частично выступала из нижней части, жили и хранили свое снаряжение офицеры и команда стрелков. В самых больших кораблях размещалось пятьдесят человек: тридцать гребцов и двадцать стрелков.
– Сколько кораблей будет находиться в боевой готовности через месяц? – спросил Марана.
– Наши рабочие трудятся посменно круглосуточно, маршал. И ускорить сбор газа мы не можем – он поднимается на поверхность, когда пожелает, как и на протяжении последних тысячи лет. Через месяц мы сумеем подготовить десять – возможно, двенадцать – кораблей.
Марана кивнул. Наверное, этого хватит. С помощью воздушных кораблей имперская армия пройдет через Аралуджи и вернет империи весь Аму, а потом, укрепив тыл, сможет атаковать крепости мятежников на юге Большого острова.
Глава 21
Перед бурей
Дзуди, шестой месяц четвертого года Праведной Силы
– Еще? – спросил Куни и, прежде чем кто-то успел ответить, помахал рукой служанке.
Мата едва слышно застонал. Ему совсем не нравилось горькое пиво и дешевое крепкое вино из сорго, которые подавали в «Великолепной вазе»: ощущение было, будто пьешь жидкость для снятия краски со старых домов. Да и еду здесь готовили жирную и тяжелую, хотя и полезную, если не хочешь, чтобы в желудке от их спиртного образовалась дыра. Иногда его начинало тошнить, когда окружающие с энтузиазмом принимались облизывать перепачканные в соусе пальцы – палочек для еды тут не давали.
Пока Мата не повзрослел, Фин старался держать его подальше от спиртного, чтобы он мог все внимание уделять занятиям, а позже пил только изысканные вина, которые хранились в сухом холодном подвале замка Цзинду в Таноа. Как же ему его не хватало!
Тяжело вздохнув, Мата простил Куни любовь к дешевым напиткам, как прощал грубую речь и манеры: в конце концов, Куни Гару не мог похвастаться благородным происхождением, а Мата все еще не принял понятие «заявленное герцогство», – но старался не обращать на все это внимания, потому что находиться рядом с ним было… весело.
Поскольку Джиа осталась в Чарузе, а по традиции объявить о рождении ребенка можно только по истечении ста дней, Куни ничего не знал о жене и очень беспокоился. Чтобы поддержать свой дух и не чувствовать вины из-за того, что не рядом с ней, Куни каждый день устраивал вечеринки с выпивкой и непременно приглашал Мата.
На этих сборищах Куни обращался со своими подчиненными скорее как с друзьями, и Мата видел, что Кого Йелу, советник по гражданским делам, Рин Кода, личный секретарь, Мун Чакри, командир пехоты, Тан Каруконо, командир кавалеристов, и даже предатель лейтенант Доса сильно привязаны к своему «герцогу» и в основе их верности определенно лежал не только долг.
Они рассказывали непристойные анекдоты, заигрывали с хорошенькими служанками, и Мата, до того никогда не бывавший на подобных вечеринках, вдруг понял, что они ему нравятся. Они оказались намного интереснее чопорных официальных приемов, которые устраивали аристократы в Чарузе, где все делали в соответствии с правилами, никто не позволял себе неприличных высказываний, улыбки, казалось, навечно приклеились к лицам, а каждый комплимент являлся завуалированным оскорблением и во всех словах следовало искать второй или даже третий смысл. На светских раутах у Мата всегда начинала болеть голова, и он думал, что не годится для высшего общества, зато здесь, среди друзей Куни, ему хотелось, чтобы вечера и ночи не заканчивались.
И при этом Мата видел, что Куни очень серьезно относится к своим герцогским обязанностям, – возможно, даже слишком серьезно. Поражала та радость, с какой он отдавался управлению городом, вникал во все детали и даже интересовался сбором налогов.
Мата еще не доводилось встречать людей, похожих на Куни, и он чувствовал вселенскую несправедливость в том, что тот родился в простой семье: в отличие от многих наследных аристократов он был достоин настоящего восхищения. «Если не считать, что иногда он бывает слишком великодушен», – подумал Мата и с сомнением посмотрел на Досу.
Как и Куни, он видел перед собой грандиозную картину будущего, когда все земли наконец-то будут свободны от Ксаны навсегда. «Куни обладает величием духа», – решил Мата. Не слишком поэтично или красноречиво, но это был самый искренний комплимент, которым он одаривал кого-либо, и не важно, какого происхождения: благородного или не очень.
Служанки принесли подносы, уставленные кувшинами с обжигающим глотку пойлом. Мата осторожно сделал глоток… и да, вино оказалось точно таким, как он помнил.
– Давайте поиграем, – предложил Каруконо, и все тут же поддержали его громкими криками: пить и не играть все равно что пить в одиночку.
– «Зеркало дурака»? – Куни огляделся по сторонам, и его глаза остановились на вазе, в которой стоял букет цветов. – Тема будет «цветы».
Эта игра пользовалась популярностью как среди аристократов, так и простых людей. Выбиралась какая-то категория – животные, растения, книги, мебель, – и все по очереди сравнивали себя с предметом из данной категории. Если остальные считали его сравнение правильным, то выпивали стакан вина или пива, если нет – пил проигравший.
Рин Кода, вызвавшись быть первым, встал, покачиваясь, и ухватился за колонну, чтобы сохранить равновесие.
– Какую крепкую девчонку ты обнимаешь, – пошутил Тан. – Правда, я предпочитаю, чтобы они были не такие жесткие.
Рин швырнул в него куриную ногу, которую держал в руке, но Тан увернулся, хотя чуть не упал, и громко расхохотался.
– Друзья, – объявил Рин, напустив на себя серьезность, – я цветущий по ночам цереус.
– Потому что удача улыбается тебе одну ночь в году?
Рин проигнорировал выпад.
– Днем он не представляет собой ничего особенного, и многие думают, что это сухая палка. Он собирает влагу под землей и сладость пустыни, а потом превращает их в большие сочные дыни, которые спасают путников от жажды. Только самым везучим удается увидеть, как он цветет, раз в году, потому что это происходит только глубокой ночью. Это крупный белый цветок, похожий на призрачную лилию, купающуюся в свете звезд.
Все на мгновение замерли, услышав такое поэтическое и одновременно точное описание цветка.
