потрещал, попрыгал на нем. Мужики перепугались и убежали, бросили топоры. До сих пор там валяются. Пошли кого, пущай заберут. Красавчик с тех пор только к полю подъезжает, а дальше ни-ни! Нужна ему зачем-то твоя роща.
Наутро, после завтрака, облачилась я опять в старое плотное платье, надела старенькие же сапоги от амазонки, принадлежавшей ещё Майе, шляпку с "тюлькой", под причитания Верки: «Барышня Катерина Сергеевна, негоже вам потом ходить с загорелым лицом, как девка-чернавка! Что потом господа в округе скажут!".
Ага, мне только зонтика ещё не хватает! Кружевного! И буду дама с собачкой! Впрочем, собачку успешно заменяет собой Хаська. Сегодня он само благонравие и умиление. Лежит на полу коляски, прикидываясь глубоко спящим щеночком. Надо, кстати, сказать ему, чтобы изобразил немного подросшего щенка. Не может ведь он не расти!
Когда мы подъехали к картофельному полю, там уже суетились мужики во главе с управляющим, стояла телега с мешками картофеля, лошади, запряженные в плуг и борону.
Вылезла из коляски, подошла к народу. Мужики как раз вешали на плечо одному из них два мешка с картошкой, связанных между собой веревкой за горловины. Посередине каждого мешка было по небольшой дырке. Ещё один мужик взялся за ручки плуга и пошел по пашне следом за лошадью, тянущей плуг. Получалась двойная вспашка, но это неплохо даже, земля явно была запущенная.
Мужик с мешками двинулся следом, вынимая из дырки в мешке по клубню и бросая их в земляной гребень. Яков Семёнович бежал рядом, проверял расстояние между клубнями, чтобы "сеятель" не частил и не редко клубни легли. После того, как прошли несколько борозд по всей длине поля, следом пошла лошадь с бороной. Когда было посажено почти половина поля, мирно дремавший в коляске Хася глухо заворчал. Я посмотрела на дорогу. По ней, красуясь, гарцевал на большом жеребце мой сосед, Иван Аркадьевич Пешков. Принесла-таки нелёгкая!
Глава 26
"И вот что ему надо, ездит и ездит! И обязательно, стоит мне появиться, он тут как тут! Дозорный у него, что ли, на дереве сидит и потом семафорит барину" — в раздражении думала я, растягивая губы в вежливом оскале голодной акулы, долженствующий изображать счастливую улыбку. Ох, и лицемерной же я стала! Меж тем, Пешков приблизился к нашей шумной и суетливой компании, бросил мимолётный взгляд на работающих, чуть презрительно скривив губы, но тотчас же заулыбался, поворачиваясь ко мне и быстро спешиваясь.
— Надо же, какой счастливый случай привел меня с объездом моих земель именно сюда! Редкое счастье увидеть вас, дорогая Катерина Сергеевна! Целую ваши ручки! Я вот земельку свою осматриваю, все ли ладно, а тут вы! Картошечку сажаете… Да как-то интересно, по-столичному! А мы-то все с лопатой сажаем…
Я не обратила внимания на последнюю фразу, только потом, по пути домой вспомнила. А Иван Аркадьевич продолжал разливаться чистым сахарином. Почему сахарином? Потому что его слова были для меня фальшивыми, как и сахарин — фальшивый сахар.
— Катерина Сергеевна, мы вас ждём, ждём в гости, маменька моя каждый день надеется увидеть вас. А вы, оказывается, в Вязьму ездили. По делам, наверное? Или отдохнуть от нашей глуши? Да ещё в компании Андрея Петровича Заварзина!
Это что сейчас было? Попытка выяснить, что за отношения у меня с Заварзиным, и не опередил ли он его самого в охмурении глупенькой девицы? Или ему интересно, что именно я делала в Вязьме? Не искала ли я там покупателей на землю и дубовую рощу? Надо что-то отвечать. И я немного жеманно ответила:
— Ах, Иван Аркадьевич, какие развлечения! Все дела да хлопоты! Вы же понимаете, именьице запущено, давно ничего не покупалось. Да вольную вот Игнатьевне дала, оформляла. Сердце мое не выдерживало душевных страданий старой няни, очень уж она горевала после смерти бабушки, и разлука с сыном тоже ее угнетала. А так воссоединение с сыном сгладит горечь от потери моей бабушки. Вот этим и занималась в Вязьме. С Андреем Петровичем встретились совсем нечаянно на обратном пути, уже неподалеку от моего имения. Он догнал нас в дороге, мы тащились едва-едва. Пригласила его к нам заехать, отдохнуть и чаю выпить, но он отказался, проехал напрямую к себе, а мы свернули в Тёмкино.
Вот тебе! Не получится у вас, дражайший сосед, смутить меня нарушением приличий. Незамужняя молодая девица в обществе холостого мужчины разъезжает по городам и дорогам! На лице Пешкова промелькнула быстрая досада, затем он вновь расслабился и заулыбался.
— Я очень рад, что вам удалось с выгодой съездить в город. Не успели отдохнуть, как опять вы вся в хлопотах и делах. Для чего это вам? У вас есть управляющий, вот пусть и хлопочет! А такая прелестная девушка должна озарять своей красотой гостиные!
Я суховато ответила:
— Вы забыли, Иван Аркадьевич, у меня ещё траур! Какое уж тут озарение! Управляющий, конечно, это очень хорошо, но как говорила моя бабушка: "Свой глазок — смотрок!". Вот и присматриваю. Да и учиться мне надо ещё многому. Если не всему.
Иван Аркадьевич не стал заострять внимания на своем ляпе насчёт траура, и задал вопрос, ради которого, вероятно, и затевался этот разговор:
— На этих землях вы картофель будете выращивать, если я правильно понял. А что намерены делать с дубовой рощей?
Я удивилась:
— А что я должна с ней делать? Пусть себе растет! Вот только за лето почистим лес от валежника и сухостоя. Да ещё лесника приглашу, пусть посмотрит, нет ли больных деревьев.
— И вы, или ваши люди, беспрепятственно ходите в лес? Ничего странного не замечали?
Я пожала плечами:
— Я лично ещё в лесу не была, но мои люди ходят часто. Ничего такого не сообщали. Все в порядке. А лес я сохраню для будущих Салтыковых. И люди пользуются им и сейчас — ягоды, грибы… нет, продавать рощу я не буду!
Пешков остался невозмутим на мое заявление, видимо, его успокоило то, что я не стала продавать ничего в Вязьме от своего имения. Между тем время приближалось к обеду, работы на поле оставалось немного меньше половины. Я поспешила попрощаться с Иваном Аркадьевичем, мотивировав это тем,