В качестве дополнительной меры, упрощающей ему общение с органами, Михаил Николаевич завел сразу по возвращении из Испании так называемый «Трудовой журнал», в котором кропотливо фиксировал все свои дела точно так же, как в свое время в боевом журнале полка. Смешно. Глупо. Но он посчитал такой поступок правильным. Туда же заносился график встреч с указанием участников, вопросов и результатов бесед.
Докурив очередную папиросу, Тухачевский не спеша направился вдоль каменного парапета набережной, давая возможность наблюдателям оперативно отреагировать и не потерять его из вида.
Весна 1937 года была холодной. Но она уже принесла гораздо больше хороших перемен, чем в истории его прошлой жизни. Устранение через аварию Литвинова, который работал на иностранные, предположительно британские, спецслужбы, и сохранение на посту руководителя ИНО опытного чекиста и разведчика Слуцкого позволили серьезно облегчить ситуацию с внешней разведкой и оценкой разведданных. В предыдущем варианте истории все оказалось иначе. Литвинов до мая 1939 года лоббировал интересы Лондона в Москве, а Абрам Аронович Слуцкий очень кстати «внезапно умер» в кабинете своего коллеги в феврале 1938-го. До этих сроков было еще далеко, но ситуация уже изменилась. По крайней мере крепкий рабочий союз между Слуцким и Берией гарантировал в глазах Тухачевского относительную безопасность первого. А значит, и нормальную внешнюю разведку для СССР, на которую можно будет положиться и сведениям которой можно будет доверять. Да и той волны «кукурузников», что в тот раз уже в 1936 году стала с новой, удвоенной силой наполнять наркоматы, теперь не было.
К этим «кукурузникам» у обновленного Михаила Николаевича осталось острое и явно негативное отношение, доставшееся ему от Николая Васильевича, который в свое время пал под их ударами в начале восьмидесятых годов. Осмысливая уже в новой ипостаси события тех лет, и Тухачевский приходил в тихий ужас от этой дурацкой партийной забавы. Задумка, безусловно, была очень интересной – полноценный социальный лифт, позволявший подниматься на самые высокие должности даже выходцам из самых простых семей, не имевших в иных условиях никаких шансов для этого. Но у традиции «кукурузников» была другая беда, оставшаяся со времен Гражданской войны до самого последнего вздоха СССР. А именно презрительное и неуважительное отношение к настоящим специалистам, учебе и образованию со стороны руководства. Особенно, если нужно было учиться и развиваться самостоятельно. «Пролетарская совесть» заменяла нередко здравый смысл, трезвый расчет и кругозор. Осмысливая всю ту травлю специалистов, которую с 1928 года развернули с новой силой эти самые «деятели», под эгидой классовой и партийной чистоты рядов, Тухачевский тихо ужасался и иначе, кроме как вредительством, назвать этот подход не мог.
Впрочем, в этом варианте истории ситуация несколько изменилась. Уже существовал мощный центристский блок, группирующийся вокруг Сталина и методично сминающий весь тот ужас, что остался от революционных времен. Советскому Союзу нужно было строить крепкое государство, а не вести перманентную революцию… против своих сограждан. «Кесарю кесарево, как говорится», – думал Тухачевский, явственно отдавая себе отчет в том, что меры и методы проведения революции и гражданской войны совершенно непригодны для развертывания и становления полноценного, здорового государства. Впрочем, в этом плане его взгляды совпадали со сталинскими. Иосиф Виссарионович и в тот раз после разгрома леворадикальной оппозиции пытался сделать их государственной доктриной, несмотря на чрезвычайно сильное сопротивление партийцев. Но тогда получалось плохо. В этой же истории уже ранней весной 1937 года вместе с ним сражались с «кукурузниками» весьма мощные фигуры, занимающие важные посты и способные противостоять «недовольству» приспособленцев и перепутавших эпоху революционеров. Тут была и мощная группа опытных чекистов во главе с Лаврентием Берией. И не менее влиятельная сила в лице Генерального штаба РККА с иными командирами, которую возглавлял Борис Шапошников. К Шапошникову и Генеральному штабу у Тухачевского было особенно трепетное отношение, так как он очень хорошо помнил противостояние Николая Васильевича «кукурузникам» на аналогичной должности. Под знамена Генштаба встали даже такие люди, как Иероним Уборевич, которого простили и дали второй шанс. Да и в мирных наркоматах стали появляться сильные сторонники. Чего только стоил один Мехлис.
Бои внутри наркоматов, СНК и партии шли колоссальные, безжалостные и бескомпромиссные. Никто не готов был уступать, а потому противники стояли насмерть. Начались аресты, увольнения по состоянию здоровья, отправки на принудительное лечение и редкие расстрелы. Массово применять «высшую меру социальной защиты» опасались из-за боязни создать ненужную волну страха у честных тружеников и тех, кто еще не знал, какую сторону занять. «Скрытые враги» и приспособленцы никому были не нужны.
Советский Союз был уже не тот, что прежде, и продолжал стремительно меняться. Чего стоил только проект введения личных воинских званий и погон в РККА и прочих силовых структурах. Полгода назад и помыслить об этом было нереально. А утвержденный проект Наркомата оборонной промышленности? Или энергично внедрявшаяся идея реорганизации рабочего процесса на советских предприятиях? Ее важнейшей особенностью стало введение личной ответственности за результат труда. Так, например, каждый рабочий получал личное клеймо и самостоятельно отвечал за себя согласно новой шкале поощрений и наказаний. Новый лозунг о том, что «ленивый и безответственный человек не может быть полноценным пролетарием и коммунистом», что «этот приспособленец не имеет права позорить столь высокое звание», открыл широкие возможности в плане управления персоналом. Прежде всего, конечно, это привело к возможности введения дифференцированной оплаты труда с приличной премиальной долей. Минимум, безусловно, рабочий получал. Но все, что сверх того – только за хороший, ответственный и качественный труд. Количественное перевыполнение плана с проседанием качества никого теперь больше не интересовало, а оценка произведенной продукции велась не только по шкале «поголовья», но и по шкале качества. Впрочем личная ответственность была введена не только для рабочих, но и для всех руководителей на всех уровнях: от бригадира до директора завода и выше. Да так все оказалось тесно увязано, что никому не выгодно стало гнать брак ради пресловутого вала, даже если этот брак гонишь не ты, а твой приятель из соседнего цеха. Ведь из-за него ты теряешь часть своей зарплаты, а этого тебе дома не могла простить жена, настраивая на борьбу с этим «вредителем и контрреволюционером, расхитителем социалистической собственности».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
