А в самом начале второго тайма Давиде Фонтолан, с которым мы вместе играли в «Интере», вывел нашу команду вперед. Ход игры, однако, не позволял нам успокаиваться, поскольку соперник действовал весьма агрессивно. Поэтому мы понимали, что до победы еще далеко, и не думали о том, чтобы удерживать минимальное преимущество. Играя против «Сампдории», чьи цвета тогда защищали югослав Синиша Михайлович и аргентинец Хуан Себастьян Верон, французы Кристиан Карембе и Пьер Лэгль, а в атаке блистали опытный Роберто Манчини и юный Винченцо Монтелла, нельзя было расслабляться.
Но мы и не собирались этого делать. Напротив, наши атаки не ослабевали. В ходе одной из них Андерссон получил мяч на фланге, в борьбе с защитником убрал его под себя и подал в штрафную. Одному из оборонявшихся удалось первым добраться до мяча и головой отбить его по направлению к центру поля. Здесь как нельзя кстати оказался Марокки — в одно касание Джанкарло перевел мяч мне. Я находился метрах в тридцати пяти от ворот, но расстояние не показалось мне непреодолимым. Почему-то я сразу подумал, что моя позиция вполне подходит для удара. Первым касанием я принял мяч, вторым пробросил его чуть вперед, а третьим что есть силы пробил с левой. Почувствовав, что мяч свалился с ноги, я с волнением наблюдал за его полетом. По какой-то хитрой траектории он умудрился пролететь между двумя защитниками и, миновав вратаря, влетел в угол.
Давно не испытывал я таких эмоций. За «Дуйсбург» и «Удинезе» мне вообще забивать не доводилось, голы за «Лугано» не были слишком уж значимыми, а потому не вызывали особо бурной радости, так что последний по-настоящему важный мяч я, пожалуй, забил в Дортмунде «Боруссии» в четвертьфинале Кубка УЕФА весной 1994-го. И вот вожделенное, необъяснимое чувство гола вернулось ко мне после перерыва длиною в два с половиной года. В голове наступило знакомое полное затмение, я заорал и понесся куда глаза глядят.
Этот безумный свой бег я потом наблюдал по телевидению. В передаче канала «Телепью» его показали несколько раз в обычном и замедленном темпе. Режиссерам, видимо, этот момент очень понравился. Действительно, выглядит динамично и эмоционально. Так же в 1982 году бежал выдающийся полузащитник итальянской сборной Марко Гарделли, забив гол в финале чемпионата мира, хотя, конечно, наши голы глупо сравнивать по значению.
Мой гол «Сампдории», кстати, оказался как нельзя более кстати. Вскоре генуэзцы отыграли один мяч, так что мой точный дальний удар в итоге стал победным.
Так я почувствовал, что по-настоящему вернулся в итальянский футбол. Вернулась радость — не только радость игры, но даже радость ее ожидания. Жизнь вновь расцветилась всеми яркими красками. Я чувствовал, что вскоре, окончательно набрав форму, покину скамейку запасных и попаду в число основных игроков.
Меня окружал отличный коллектив, сплоченный талантливым тренером. С Ренцо Уливьери «Болонья» совершила головокружительный скачок, за два года поднявшись из Серии С1 в Серию А. Народ ликовал, обстановка в команде была прекрасной.
Мои новые партнеры мне нравились. Многих из них я знал — разумеется, Колыванова, Фонтолана, вскоре пришел полузащитник Андреа Сено, вслед за мной проделавший путь из «Фоджи» в «Интер», а в середине сезона появился еще один мой знакомый но Милану — защитник Массимо Паганин. Когда вокруг столько известных тебе игроков, чувствуешь себя легко и уверенно. Но и с другими я сошелся очень быстро. У меня вообще никогда не возникало проблем при попадании в новый коллектив — к счастью, я легко нахожу общий язык с новыми знакомыми
Все складывалось прекрасно, и я чувствовал, что у меня есть все шансы восстановить репутацию, когда-то завоеванную в «Фодже». Иными словами, я мог снова заставить говорить о себе футбольную Италию. Но жизнь, увы, распорядилась иначе.
* * *
На протяжении большей части карьеры судьба хранила меня: единственную серьезную травму я получил в «Спартаке» в чемпионском сезоне 1989 года, когда сломал ногу и четыре месяца ходил на костылях. Тогда в чемпионате СССР я провел только 20 матчей, успев забить один-единственный гол.
С тех пор все шло нормально, травмы обходили меня стороной, но настал момент, и везение закончилось. Увы, это произошло как раз тогда, когда я был настроен на новый взлет.
Мои надежды не были беспочвенными: я постепенно набирал прежнюю форму, обретал былую уверенность и встретил 1997 год в полном расцвете физических и душевных сил. А 19 января мы отправились на последний матч первого круга в Милан — мне предстояло в очередной раз сыграть на «Сан-Сиро» против «Интера».
Сыграл я, впрочем, совсем не много. К ужасу миланских болельщиков, мы уже в первом тайме вышли вперед — вновь отличился Марокки, для которого в играх такого уровня не было ничего необычного. «Интер» яростно бросился отыгрываться, и Уливьери в стремлении сохранить счет с помощью замен начал укреплять оборону.
Эта тактика приносила свои плоды. Оставалось лишь несколько минут, а мы по-прежнему были впереди. Я уже не чаял выйти на поле: зачем тренеру выпускать игрока созидательного плана, когда остается продержаться совсем недолго? Но вновь вмешался случай — получил травму Марокки.
Уливьери дал мне команду готовиться к выходу и за то время, что я снимал тренировочный костюм и зашнуровывал бутсы, инструктировал меня. Его инструкции сводились к одному: «Надо биться изо всех сил. Осталось всего четыре минуты плюс то, что добавит судья. За это время ты должен бороться за каждый мяч. Мы не можем, не имеем права упустить эту победу».
И вот я подошел к бровке. За моей спиной послышались крики миланских тиффози. Уже не помню, что именно они кричали, но их слова показались мне не обидными, а, наоборот, теплыми. Я обернулся и улыбнулся трибуне. Некоторые болельщики ответили уважительными хлопками.
Я вышел не геройствовать, а в течение последних пяти минут вместе с командой удержать победный счет, поэтому то, что случилось в первые же мгновения после моего выхода, отчасти стало неожиданным и для меня самого. Наша команда владела мячом, и мы потихоньку пошли вперед — даже не атаковать, а всего лишь увести мяч подальше от собственных ворот.
Так мы глубоко продвинулись на половину поля соперника. Первое касание мяча я сделал, получив пас метрах в десяти от штрафной. Ко мне стремительно приближался Паганин (это был один из его последних матчей перед переходом в «Болонью»), поэтому самым логичным в той ситуации было бы развернуться и уйти с мячом куда-нибудь в сторону, чтобы потянуть время. Я уже собрался было так и поступить, как вдруг в голове у меня что-то щелкнуло, и я принял решение идти на соперника лоб в лоб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
