– Мне ни разу не пришло в голову, что может произойти несчастье, – ответила она. – К тому же, на все Господня воля. Если ему суждено умереть в юности, мы не в силах этому воспротивиться.
Мэри и Джейн переглянулись, а Нанетта произнесла:
– Мне бы вашу мудрость и смирение... Скажите, что слышно от Леттис? Думаю, она время от времени пишет Джону.
– Нечасто. Последний раз письмо от нее пришло по осени – она писала, что родила девочку, почти в тот самый день, когда появился на свет Томас. Они назвали ее Дуглас. Леттис всегда лаконична – думаю, она опасается...
– Но муж ее ведь весьма влиятельное лицо при регенте, правда?
Мэри нахмурилась:
– Так было, я знаю. Из осторожных намеков Леттис явствовало, что лорд Гамильтон помог Морэю прийти к власти. Но... – она осеклась и замолчала. Нанетта не понуждала ее к дальнейшему разговору. Наверняка Джон все расскажет Джэну – от него-то она и узнает позднее, как развиваются события.
– Думаю, что нас ждут неприятности, пока королева Шотландии здесь, – заметила Нанетта, чтобы заполнить неловкую паузу. – Боже праведный, сколь глупа и грешна эта женщина! К несчастью, государыня слишком добросердечна, чтобы предать ее смерти – а скольких неприятностей можно было бы избежать!
– Тетя Нэн! – воскликнула Джейн с легкой укоризной. – Не к лицу вам жаждать расправы над бедняжкой!
– Бедняжка? – возмутилась Нанетта. – Убийца и распутница, вот кто она такая!
– Это не доказано, – возразила Джейн. Мэри Сеймур бросила на нее испепеляющий взгляд.
– К тому же она ведь католичка, не так ли, кузина Джейн?
– Как и все мы, Мэри, – спокойно отвечала Джейн. – Дело лишь в том, насколько...
– Как и все мы... – вздохнула Нанетта. – Ну почему не могут все держаться старой веры? Как боролся за нее покойный монарх! Почему люди должны враждовать, ссориться и истреблять друг друга?
– Человек – любопытное создание, – сказала Мэри Сеймур. Все хотят докопаться до истины... – Они с Джэном были куда ближе к протестантизму, нежели остальные члены семьи. Мэри Перси наклонилась и погладила широкий лоб Китры.
– Да, к истине стремятся все, – согласилась она. – Но как распознать ее?
Но тут их беседа, принимавшая столь интересный оборот, была прервана появлением детей, отпущенных с уроков в преддверии близкого обеда. Вильям по-прежнему находился при дворе, и место молодого хозяина занимал теперь Артур, флегматичный мальчик, начисто лишенный самолюбия и желания оспорить право лидера у Уолтера Баттса. Уолтеру исполнилось уже четырнадцать, и Нанетта полагала, что настало время отослать его из усадьбы – слишком уж он был ловок и пронырлив и чересчур беззастенчиво наслаждался покорностью Артура. Следом за мальчиками важно выступала десятилетняя Маргарет Баттс, изо всех сил подражая походке мальчишек и взглядом ища одобрения у Мэри Перси. Следом шла миссис Стоукс, ведя за руку Селию Баттс, премиленькую крошку. Рядом шествовал Николас, который был годом моложе. Последней шла няня с Габриэлем на руках, на удивление крепким и красивым малышом.
– Можно подержать его? – спросила Мэри Перси у Мэри Сеймур, с гордостью оглядывавшей свой выводок. – Я так скучаю по своему Томасу!
Мэри Сеймур передала ребенка гостье, при этом чуточку приподняв красивые бровки – Нанетта прекрасно поняла, что хотела, но не смела сказать изнеженная женщина: «Ах, так у тебя все-таки есть нормальные женские чувства? Как я рада!» На лице Джейн было написано безразличие – она охотно беседовала с Николасом и Селией, но ни разу не взглянула на Младенца. Они с Иезекией были женаты вот уже шесть лет – и оставались бездетными...
Тут возвратились Джон с Джэном, и вскоре все направились обедать. Трапеза была изысканная – с тремя переменами и многочисленными закусками. Пол придирчиво следил за тем, чтобы стол вполне соответствовал его достоинству – не склоняясь под ударами судьбы, он всегда помнил, что он – хозяин усадьбы Морлэнд. Тут было и телячье плечо, и баранья нога с чесночной подливой, и жирный каплун с луком-пореем, и паштет из дичи со сладкой горчицей, и тушеная щука под голландским соусом, и капуста с ароматными специями, жареные дрозды и голуби, нежнейшая солонина, печеные груши и яблоки, фаршированные овечьим сыром, апельсиновый и лимонный пудинги с острым соусом и три разноцветных желе... Дети обедали отдельно в зимних покоях, но во время первой перемены в зал призвали Уолтера, который прочел вслух благодарственные молитвы: Пол оставался старомодным, в доме всегда читали вслух Святое Писание. То же было в обычае и у Баттсов. А когда принесли второе блюдо, то в зал важно вошли Николас Чэпем и Селия Баттс – и изящно исполнили красивое двухголосье, хотя было заметно, что они нервничали.
После обеда Нанетта вызвала Джэна на шахматный поединок. Когда они уединились в укромном уголке каминной, она, наконец, смогла начать с ним тот самый приватный разговор, которого так жаждала.
– Ну же, расскажи мне все! – потребовала она. – Знаю, что Джон был с тобой откровенен.
– Но, мама, как могу я вот так вот взять – и разболтать? – поддразнил ее Джэн. Нанетта шлепнула его по руке:
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Я жду новостей, всех до последней! Ну же, начинай!
– Хорошо – но с чего начать? О малыше, уверен, тебе все уже известно...
– Не все. Знаю, что они души в нем не чают – но до этого могла бы дойти своим умом.
– Джон, по-моему, во время родов страдал еще больше, чем Мэри. Ведь ее жизнь была в большой опасности – а они близки, словно близнецы, и он просто не может представить себе жизни без нее. Что за необыкновенный брак! – прибавил он неожиданно. Нанетта подозрительно взглянула на него.
– Я слышу в твоем голосе зависть, я не ошиблась?
– О нет, клянусь Пресвятой Девой! – изумился Джон. – Не хотел бы очутиться в постели с мальчишкой, у которого на щеке шрам и который в любой момент может меня зарезать, если я сделаю что-то не так! Он не говорил напрямую, но я-то понял, что она настоящая колючка и что он изо всех сил старается угодить ей. И все равно – что-то чудесное есть в этой любви, связывающей двух воинов, которым приходится частенько сражаться бок о бок. А когда тут еще и любовь... – он вздохнул. – Я по-настоящему счастлив, мама, в браке с моей Мэри, у нас чудные дети... Она – воистину цвет женственности – и тебе я за это благодарен. Ты прекрасно воспитала ее.
– Для дочери старого друга я сделала все, что могла. – Нанетта бросила взгляд в другой конец зала, где Мэри болтала с Джейн. – Я порой чувствовала, будто она моя родная дочь. Будь это на самом деле, я не могла бы любить ее сильнее.
– Дочь, которая в действительности не дочь, и сын, который вовсе и не сын, – Джэн сочувственно улыбнулся. – Всю жизнь ты возишься с приемышами – всю жизнь, мадонна!
