— Идем, Олаф, — бросил, покосившись на стоявшего рядом шведа, облокотившегося о леера, Степан Гриценко.
Сигареты были докурены, и не оставалось повода, чтобы еще побыть здесь, на узкой палубе, вдыхая соленый морской воздух, чувствуя, как разгоряченную кожу ласкает легкий бриз — близилось утро, и уже стало свежо. В последний миг, прежде чем скрыться в недрах платформы, твердо стоявшей посреди морской глади на прочных опорах, уходивших на глубину полукилометра, утопавших в донном грунте, Гирценко бросил взгляд на горизонт.
Для того, кто перестал бояться высоты, это место — узкая палуба, опоясывавшая неуклюжую громаду нефтяной платформы — было идеальной позицией для наблюдения. С семидесятиметровой высоты платформы «Петрониус» открывался отличный обзор. Он был бы еще лучше, имей Степан Гриценко под рукой хоть какой-нибудь бинокль, в прочем бинокль электрику ни к чему, но и без оптики он увидел белый росчерк на колышущейся серой поверхности моря. Пенный след, протянувшийся как раз к платформе.
Гриценко удивленно взглянул на Янсена:
— Что за хреновина? Там, внизу!
Ни один из них не служил на флоте, в прочем, если бы и служили, не каждый моряк так запросто опознает движущуюся под самой поверхностью торпеду. Что-то быстрое приблизилось к платформе, скрылась из виду, оказавшись под самой палубой, а затем колоссальное сооружение сотряс пришедший откуда-то из глубины удар. Стальной настил завибрировал, и Степан Гриценко почувствовал, как твердая поверхность под ним уходит из-под ног.
— Господи!!! — Рядом во все горло заголосил обычно молчаливый и несуетливый Янсен. Швед схватился обеими руками за леера, ногами молотя по накренившейся палубе, пытаясь найти точку опоры. — Что это?! Боже!!!
Гриценко тоже ухватился за ограждение, чувствуя, как все вокруг дрожит от напряжения, слыша скрежет изгибающегося металла. Центр тяжести нефтяной платформы находился над водой, и сейчас, когда подломилась перебитая взрывом опора, уходившая под воду на пятьсот с лишним метров, распределение сил изменилось. Еще некоторое время, несколько десятков секунд, все сооружение находилось в неустойчивом равновесии, но потом где-то в недрах платформы прогремел первый взрыв — вспыхнувший после торпедной атаки пожар добрался до чего-то горючего. И громада «Петронеуса» начала все быстрее опрокидываться в морские волны.
Степан Гриценко чувствовал, что повисает на вытянутых руках, и видел, как под ним разверзлась пустота, а затем колышущаяся водная поверхность начала стремительно приближаться, а над ним всей своей чудовищной массой нависала охваченная огнем платформа. И тогда он разжал онемевшие от напряжения ладони.
Прыгать в воду с высоты семьдесят метров — самоубийство. Но платформа сейчас склонилась настолько низко, что высота падения не превышала ту, с которой совершали свои прыжки в воду спортсмены-олимпийцы. Гриценко не был спортсменом, но ему повезло. Инстинктивно успев сгруппироваться, украинец мягко вошел в воду, а когда вынырнул, увидел медленно опускающуюся сверху, закрыв уже все небо, платформу.
Не чувствуя тонкую нефтяную пленку, покрывшую все лицо, Степан взмахнул руками, рывком бросая свое тело сразу на несколько метров в сторону. Он умел плавать, а сейчас желание жить и страх придали ему еще силы, и Гриценко, молотя по воде руками и ногами, двигался прочь от опасности.
Ему удалось проплыть приличное расстояние, метров триста, не меньше, прежде чем платформа со всплеском погрузилась в воду. Высокая волна, расходясь во все стороны от того места, где только что возвышалось массивное сооружение, захлестнула Гриценко, утаскивая его на глубину. Кого-то страх заставил бы оцепенеть, но Степан, напротив, принялся работать руками и ногами с удвоенной яростью, цепляясь за любую возможность выжить. И вода расступилась, позволив человеку вынырнуть на поверхность, жадно вдыхая наполненный гарью воздух — легкие уже горели огнем, и мышцы тоже ныли. И первым, что увидел рядом с собой Гриценко, было тело его приятеля, Олафа Янсена, лишенное головы — узнать шведа можно было только по комбинезону, перепачканному кровью и нефтью.
А затем Степан увидел покачивающийся на волнах пластиковый бочонок — лучшее, о чем можно было мечтать. Неважно, что внутри, главное, что эта емкость, герметично закупоренная, продержится на поверхности до скончания времен. И Степан Гриценко обнял со всей страстью посланный, не иначе, самим Господом, «спасательный круг».
Он продержался на поверхности, среди обломков и мертвых тел, долго, час, может два или даже больше. Солнце, поднявшееся из-за горизонта, уже припекало, и во рту пересохло окончательно. Странно, но, несмотря на обилие мертвечины и крови, не было видно ни одной акулы — об этой опасности Гриценко вспомнил только тогда, когда оседлала свой бочонок. Наверное, морские хищницы чувствовали не только кровь, но и разлившуюся на мили вокруг нефть, хлеставшую с глубины, из перебитых трубопроводов.
Степан Гриценко потерял счет времени, он не знал, сколько дрейфует среди волн, среди обломков того, что было недавно нефтяной платформой, среди изуродованных тел своих товарищей. Было жарко, с каждой секундой все сильнее хотелось пить, сознание стало давать сбои. Степану казалось, что прямо на него, все увеличиваясь в размерах, движется большое судно, белоснежное, с развевающимся над высокой надстройкой звездно-полосатым флагом. Поняв, что это галлюцинации, то есть начало конца, Гриценко потерял сознание.
В себя он пришел от двух событий — во-первых его бочка ткнулась во что-то, какое-то препятствие, чего здесь, посреди открытого океана, быть не могло. А во-вторых, откуда-то с небес раздался голос:
— Эй, парень, ты слышишь меня? Ты жив? Двигаться можешь?
Гриценко встряхнулся, запрокинув голову вверх. Над украинцем возвышался белоснежный борт корабля, перечеркнутый алой диагональю. И через леерное ограждение свешивался, перегнувшись пополам, человек в песочного цвета форме.
— Я вас слышу, — крикнул, вернее, попытался крикнуть Степан, хотя из горла вырвался только страшный хрип. — Помогите!
— Сейчас мы вас вытащим, сэр! — Офицер Береговой охраны США, старший помощник капитана первым подошедшего к месту катастрофы патрульного корабля, крикнул бегавшим по палубе морякам: — Живее, поднимите этого парня!
Степана Гриценко подняли на борт, сразу несколько сильных рук не дали ему упасть, откуда-то появился врач. Кто-то протянул украинцу пластиковую бутылку с минералкой, и Гриценко жадно присосался к ней, выпив сразу почти все, что было. Он стоял, широко расставив ноги, чувствуя, как под ним ходит ходуном палуба, и сам пошатываясь от любого дуновения ветерка, стоял, окруженный со всех сторон людьми в военной форме, слышал английскую речь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
