— За новую жизнь — другой расплатись. Что взял — береги. Нашел — так беги!
И залилась низким, раскатистым навьим хохотом. Игнату показалось, что его внутренности срезонировали и задребезжали, как тронутые медиатором струны домры. Стены задрожали, закачались тросы и безжизненно повисшие "лапы" сенокосца.
Подавшись вперед, Игнат схватил отброшенное Эрнестом ружье — дрожащие пальцы скользнули по окровавленному прикладу.
— Сгинь! — прокричал он.
И, целясь в хохочущий призрак, нажал на спуск. Отдача больно ударила его в плечо. Игнат грузно сел в обвалившуюся побелку и увидел, как пуля, не задев постамента, вошла в сплетение проводов. Из разорванных металлических жил тотчас выбило снопы искр, а по оплетке побежали язычки пламени.
Сжимая в одной руке ружье, а в другой — капсулу с перламутровым эликсиром, Игнат принялся отползать назад. Где-то над головой снова раздался натужный треск, и еще один оборвавшийся трос рассек воздух, словно удар охотничьего хлыста. Закрутил вьюны розоватой — напитанной кровью — пыли. Сенокосец начался крениться, скрежетать надломанными суставами. Застонала и выгнулась горбом лента транспортера, и крепление не выдержало — механическая конструкция с грохотом обрушилась вниз. Черным облаком взметнулась пыль. Одно из сочленений сенокосца насквозь пронзило грудную клетку уже мертвого Эрнеста. А птица со Званкиным лицом широко открыла рот, округлив его, словно старательно выговаривая букву "О", и выдохнула струю оранжевого пламени.
Вот тогда Игнат подскочил на ноги и бросился бежать.
Жар бил его в спину, словно хотел достать до сердца, но оно не чувствовало тепла — там, в нагрудном кармане лежала капсула и от нее по коже разливался мятный морозец. За спиной то и дело слышался треск и хруст, и Игнату казалось, что это из завала выбирается его мертвый проводник. Тело мотает из стороны в сторону, когда на негнущихся ногах мертвец переступает по полу, а руки слепо шарят в пустоте — вот сейчас найдет свою голову, вот подымет над размочаленной шеей, из которой все еще выплескиваются багряные фонтанчики, и мертвая голова откроет глаза и укажет на Игната: "Вот он! Хватай!"
И парень поднажал, бросился вперед, ныряя за самодельные баррикады, где недавно нашел дневник погибшего ученого. Закатился под письменный стол, пригнулся, руками прикрыл голову. Как оказалось — вовремя. С тяжелым грохотом что-то пронеслось мимо и закрутилось, загремело по бетону. Это была позеленевшая от времени медная буква "А".
Игнат поднял лицо, вытирая рукавом слезящиеся глаза.
"Bon…" — прочитал он и на месте последней буквы увидел зияющую черную рану.
"Нашел — так беги", — всплыли в голове слова. Гул огня стал явственнее, и, выбравшись из укрытия, Игнат увидел, что постамент и вся упавшая конструкция причудливого механизма объята клубами пламени. Черные хлопья сажи и пепла теперь долетали и до него. Игнат закашлялся, прикрыл рукавом рот и побежал снова.
Обратно, через лабиринт опрокинутых шкафов, через залу, заставленную рядами спящих уродов. Игнату казалось, что они радостно улыбаются ему зубастыми ртами, словно узнавая, словно говоря: "Вот и стал ты причастен к нашей тайне. Вот и овладел ею. За новую жизнь — другой расплатился, своего провожатого в жертву нави принес. Радостно ли тебе?"
— Радостно! — зло ответил Игнат и прикладом шарахнул по ближайшей колбе.
Стекло отозвалось глухим стоном, но выдержало. В месте удара образовалось белое матовое пятно, от которого тут же разбежались мелкие капилляры трещин.
— Н-на!
Игнат ударил еще раз, вкладывая в удар всю злость, все накопившееся отчаяние. Трещины множились на глазах, муть поднялась со дна, и спящее чудовище заколыхалось тоже, беспокойно заворочалось, словно ожидая скорой — на этот раз уже окончательной, — смерти.
— Туда и дорога!
От нового удара стекло хрустнуло. Из пробитой бреши хлынула жидкость — Игнат едва успел отклониться в сторону, его затрясло от омерзения, когда он подумал о том, что вода, где плавало мертвое тело, могла попасть и на него. Ударил снова, наотмашь. На этот раз колба поддалась и лопнула — потоком хлынула маслянистая жидкость, поддерживающие монстра провода закачались, заискрили, и оранжевые язычки пламени осветили мертвенно-бледную шкуру, словно над вечной тьмой и смертью наконец-то воссияло спелое, несущее обновление и жизнь, солнце. Игнат видел, как кожа чудища вспучивалась волдырями, и они лопались, истекая белесой сукровицей, а потом чернела и трескалась, как высохшая степная почва.
— Добрыми намерениями выстлана дорога в ад! — нервно осклабился Игнат и засмеялся — лающим, отрывистым смехом. — Там и горите!
И обрушил приклад на следующую колбу.
Эта разлетелась со второго удара, но теперь Игнат отпрянуть не успел — на его щеки и руки брызнуло ледяной, мерзко пахнущей жидкостью. Содрогаясь, Игнат вытер лицо рукавом, но липкая дрянь впиталась в кожу. Щеки тотчас онемели, словно их накачали новокаином. На губах появился неприятный железистый привкус, к горлу подкатила желчь. Игнат сплюнул желтоватую слюну, но все равно не смог избавиться от тошноты, а потом его все-таки вырвало — прямо в разлитую из колбы жидкость. В отблесках огня она казалась не перламутровой, а багровой, словно кровь, вытекающая из разрубленных артерий Эрнеста. Висящее на проводах чудовище конвульсивно подергивалось, как насаженное на булавку насекомое. Игната вырвало снова.
За его спиной тем временем росла и набирала силу огненная стихия.
Обернувшись на трясущихся от слабости ногах, Игнат почувствовал, как в лицо ему дохнуло, будто из жерла печи. Сощурив глаза и вытерев выступивший пот, он увидел, что над лабиринтами шкафов и еще целыми колбами развернулись дымные крылья. Время от времени к куполообразному потолку взметались огненные перья, и, остывая в воздухе, оседали вниз серыми хлопьями. Достигнув первой колбы, огонь огладил ее ласково, будто теплой материнской ладонью. И, размякнув от ласки и жара, она лопнула, выстрелив в стороны осколками оплавленного стекла. Маслянистая жидкость вспыхнула мгновенно.
"Из-за химикатов", — подумал Игнат и снова нервно усмехнулся, наблюдая, как оранжево-красный столб бьет в потолок, в витое латинское "…mente".
Огненный ручеек тем временем перекинулся на соседнюю колбу, и та взорвалась. Игнат пригнулся, спиной повернулся к летящим осколкам. Жар взъерошил волосы на затылке, и парень начал задыхаться, чувствуя, как ноздри наполняет удушливый дым.
"Беги!" — снова шепнула ему Званка. А, может, вещая птица. А, может, инстинкт самосохранения, наконец-то проснувшийся в омертвелом сердце. И, проснувшись, овладел телом и разумом Игната.
Вывернувшись из тулупа, парень набросил его на голову, обмотал рукавами. Ружье он перебросил на спину, и при каждом шаге оно больно било его промеж лопаток, тревожа недавно зажившие шрамы.
Позади, будто созревшие чирьи, лопались стеклянные колбы, истекали маслянистым гноем, и пламя тотчас охватывало их, вылизывало шкуры застывших чудовищ.
Игнат протиснулся сквозь ржавую дверь, подле которой они с Эрнестом нашли скелет с раздробленной шеей. В спешке парень наподдал старые кости, и они разлетелись, будто сухие деревяшки — ни на что не пригодные, кроме как на растопку костра. Маузер валялся там же, где его бросил Эрнест. А вот и знакомая ржавая решетка.
Игнат нырнул в открытую глотку воздуховода, ухватился за металлические скобы — пальцы не гнулись, дрожали от напряжения, но он все же сумел подтянуться на руках и принялся ползти вверх, поскуливая от усталости и страха. Подниматься оказалось куда тяжелее, к тому же ружье тянуло вниз, а обернутый вокруг головы тулуп съехал и держался лишь на завязанных вокруг шеи рукавах. В горле страшно саднило — не то от дыма, не то от химической жидкости, попавшей в рот. Игнат сдерживался из всех сил, понимая, что, закашлявшись, он потеряет драгоценные минуты, и тогда огненная смерть настигнет его. Ноздри снова защекотало от дыма — предвестника наступающей стихии. Задрав голову, Игнат пытался разглядеть спасительный свет, но наверху царила только пустота и тьма. В кармане тулупа, должно быть, еще лежал фонарик, но достать его возможности не было. Поэтому, когда Игнат ударился макушкой о потолок, он даже не обратил внимания на боль, а только счастливо вздохнул — словно не было ни огня, ни смерти, ни крови. Словно цель теперь достигнута, а он — спасен.
— Спасен! — хрипло выдохнул Игнат.
И вывалился из воздуховода на бетонный пол, усеянный щепками и трухой.
И вовремя.
Снизу полыхнуло заревом. Еще не осознавая толком, что делает, но руководствуясь все тем же инстинктом самосохранения, Игнат нашарил решетку люка и принялся вставлять в выломанные пазы. Сквозь нее Игнат видел, как вспучивается и наливается огненной кровью гигантский волдырь — внутри него жидко перетекали черные и оранжевые узоры. Потом волдырь лопнул. Развернулась и устремилась вверх струя пламени, омывая черные стенки тоннеля. Игнат отпрянул от отверстия воздуховода, ощущая, как жаром опалило его ладони. Решетка в руках мигом нагрелась, но он все-таки успел поставить ее в пазы и привалил для надежности деревянным ящиком прежде, чем серпантинный язык пламени достиг края.
