— Что ж… Не буду ходить вокруг да около, тем более что насчет обморока я вас уже предупредил, — я поиграл бровями. Мне казалось, что у меня это выходит красиво и загадочно. — Так вот, у нас есть все основания предполагать серьезнейший сбой в работе репликаторов Знойного. Что вы можете сказать на это?
— Молодой человек, — сомнительную разницу в возрасте этот вальяжный тип, по всей видимости, счел вполне достаточной для подобного обращения. Мне даже не хочется изображать удивление. Очевидно вы плохо знакомы с процессами теледублирования. Ответственно заявляю, что на Земле не найдется другой такой системы, где сосредоточилось бы такое количество тестирующих программ. Создатели сознательно пошли на усложнение во имя безопасности. И конечно же, случись что, мы узнали бы об этом первые.
— Вот незадача, — пробормотал я, — а узнали вторыми. Как же быть?
— По-видимому, источники, из которых вы почерпнули свои сведения, недостоверны. Могу вам только посочувствовать.
— Спасибо, — я кивнул. — И что же, у вас ни разу еще не было прецедента?
— Почему же, дважды, — каменные черточки лица моего собеседника ничуть не смягчились. — Но это за семьдесят с лишним лет! И в том, и в другом случае система вовремя заблокировалась. Кстати сказать, оба раза происходил обрыв световых волноводов. Но ничего страшного не произошло. Информация была многократно зарезервирована, и адресат оказался чуть-чуть в ином месте и с некоторой вполне объяснимой задержкой. Только и всего. Повторяю: это сверхнадежнейшая система, и мы стараемся предусмотреть все. Не забывайте, мы имеем дело с живыми людьми.
— Вот именно! — подчеркнул я. — Не с мебелью и не тарой для перевозки овощей.
— То есть? — он нахмурился.
— То есть… Я хочу сказать, что не верю в сверхнадежнейшие системы. Таковых попросту не существует в природе.
Развязным движением я взял со стола деревянное пресс-папье, с любопытством покрутил перед глазами. Мне удивительно хотелось поставить этого типчика на место, а кроме того — штучка действительно была забавной. Дерево, раритет боевых эпох. В книгах подобными пресс-папье иные взбалмошные субъекты колотили по головам своих недругов. Я прикинул вес канцелярского старичка и в некотором недоумении возвратил владельцу. Раскатать им по столу муху было вполне возможно, но оглушить какого-нибудь злодея — навряд ли.
— Вырежьте здесь восемь меток. На память. Перочинный ножик я могу вам одолжить.
— Не понимаю вас, — он поправил на шее галстук и ладонью нервно провел по безукоризненно уложенным волосам.
— Да не волнуйтесь вы так. Было бы с чего. Вы ведь совершенно точно высказались насчет живых людей, но все же — кое-что имею вам возразить.
— Что-что вы имеете?
Игнорируя его ернические интонации, я выставил пятерню и еще три пальца.
— Пока их только восемь. Четыре плюс четыре и девять минус один. Может быть, не очень убедительно, потому как почти в миллиард раз меньше населения Земли. И все же это аргумент. И боюсь, он запросто перевесит всю вашу убежденность.
Я таки допек главного диспетчера. Мне пришлось вскочить, иначе я просто не успел бы его подхватить. Этот упрямец оказался туговат на ухо. Он не внял моему совету насчет обморока, и, особенно не церемонясь, я привалил его к спинке кресла и вылил на его прическу половину воды из графина. Оплеухи и нашатырь не понадобились. Захлопав глазами, он пошарил руками по груди и беспомощно произнес:
— Вода?..
Я хотел сказать «компот», но он бы наверняка не понял меня. Юмору я предпочел правду:
— Она самая, дружище, — я подмигнул лежащему. — Вы чуть было не утонули, но, к счастью, поблизости оказался я. А вот и медаль за спасение утопающих, — я снова показал ему жетон. Ему пришлось вспомнить все. Вид жетона порой действует отрезвляюще. Предусмотрительно я пощупал чиновничью кисть. Она была теплой, как и положено, пульс не вызывал нареканий. Сердце главного администратора не собиралось отлынивать от работы.
— Одна маленькая просьба: во время нашей работы воздержитесь от повторных обмороков. Воды в графине было ровно на один раз.
Он пообещал. А через пять минут мы уже погружались в рутину диспетчерской деятельности. Для начала мне терпеливо объяснили принцип репликации, которого я снова не понял. Затем познакомили с основными зонами Знойного, с сетью репликационных кабин и электронным управлением всем этим хозяйством. Я гуттаперчиво кивал, мотая на ус и по мере сил пытаясь просеивать информацию сквозь ветхое ситечко своего разума. Толик, так звали диспетчера, отныне не скрывал ничего. Он явно преобразился к лучшему, и даже его всклоченные, непросохшие волосы вызывали во мне самый теплый отклик. В разгар нашей лекции в кабинет сунулся было старичок с бородой и дипломатом, но Толик немедленно назвал его «молодым человеком» и вполне интеллигентно выпроводил за дверь. Стоило ему вернуться ко мне, и тон его чудесным образом изменился. Людям нельзя быть главными — вот что я уяснил в процессе этой беседы. Уже хотя бы потому, что это неестественно, а неестественно потому, что это неправда. Главных нет, так как нет неглавных. Все люди — братья. Чуть реже — сестры. И можно делить их по таланту, по уму, по энергетике, но о главенстве лучше забыть с самого начала. В качестве «брата», на мой взгляд, Толик несомненно выигрывал. Он был бледен, мягок и разговорчив. Мои вопросы заставляли его вполне по-человечески хмуриться, а шутки вызывали задорный смех. В общем на господина Павлова, здешнего уникума и акселерата, работающего непосредственно с программами декодера, мы вышли в каких-нибудь полчаса. Толик не был твердым орешком. Он тоже любил искусство и людей. Первая трещина решила все, и сейчас я лишь по крупинкам отколупывал частицы диспетчерской правды. Чтобы лучше переварить ее, пришлось включить вентилятор. Правда была сурова и абсолютно неженственна…
Еще лет десять назад наш нежно любимый Толик был школьным приятелем Павлова. Не то чтобы они дружили, но и особой неприязни друг к другу не испытывали. Уже тогда этот самый Павлов подавал надежды, поражая преподавателей удивительно емкой памятью. Как объяснил Толик, истинный программист обязан быть талантливым и памятливым. И то и другое наличествовало у Павлова в избытке. Юный же Толик, не имел ни первого, ни второго. Он располагал талантами в иной области — он был деятелен и тщеславен. Благодаря этим качествам он и сумел стать Главным в каких-нибудь три-четыре года, а, возвысившись, немедленно вспомнил о Павлове. В принципе он рассуждал верно. Смесь из памяти, таланта и тщеславия — штука гремучая. Объединившись, юные ученые не стали терять время. Не мелочась, они взялись за истинно глобальную тему — тему дешифрирования биокода. Павлов верил в свою звезду, Толик верил в Павлова. Вот почему, будучи главным диспетчером Знойного, он допустил приятеля в святая святых — в здание центрального декодера города. Они старались действовать осторожно и если бы могли предвидеть, что эксперимент приведет к подобным результатам, разумеется, прекратили бы работы незамедлительно…
— Минуточку! — я поднял руку, как ученик на уроке. — Маленький и безобидный вопрос. Вы упомянули о дешифрировании человеческого биокода, верно? Но репликационные системы действуют повсеместно уже более семидесяти лет. Я-то считал, что белых пятен здесь давно не осталось.
— Боюсь, вы не до конца себе представляете, что такое биокод, диспетчер грустно улыбнулся. Протянув руку, поиграл на пульте тонкими пальцами. По экрану настольного дисплея побежали колонки цифр и символов.
— Что это?
— То самое, что называют биокодом. Я только хотел продемонстрировать… Дело в том, что не все, чем пользуется человечество, понятно и объяснимо. Мы сеем хлеб веками, но не ведаем как он растет. Мы до сих пор ломаем головы над трением скольжения, над организационными ухищрениями пчел или муравьев. Мы вторглись в мир хромосомной наследственности, но по-прежнему уподобляемся слону, танцующему в посудной лавке. С каждым новым шагом науки мир предстает все более сложным и запутанным. Все наши победы — это только многоточия в конце предложений. И книгу жизни мы только начали перелистывать. Тем не менее это не повод для отчаяния, и незнание отнюдь не мешает нам выпекать хлеб и летать на самолетах. То же самое и с репликаторами. Мы открыли явление и заставили его служить себе, но оно так и осталось для нас загадкой. Это что-то вроде информационного тупика. Имеющейся теоретической базы пока явно недостаточно, чтобы двигаться дальше. Так как, погружаясь в глубины, мы попросту теряем из виду общую картину. Согласитесь, считать до миллиона единичками — занятие не самое разумное. Куда проще умножить тысячу на тысячу. Но, увы, тысячными порядками мы пока не располагаем, да и умножать, по правде сказать, тоже не умеем.
