Зубы длиной с мою ладонь, рост с хорошо раскормленного теленка и налитые кровью, зло прищуренные глаза — вот что я разглядела в одну секунду.
Похоже, злобный монстр меня прекрасно видел, и, защищая своего хозяина, был непрочь поужинать безобидным маленьким привидением…
Глава 28. Визит невидимки…
Меня разбудило громкое и ожесточенное рычание моего друга Ланселота. Дог яростно рычал возле моей кровати. Никогда раньше он себе подобного не позволял, а ведь я вечером хорошо и долго прогулялся с псиной.
Что же на него нашло?
Я рывком сел в постели и уставился на собаку.
В комнате было темно, только яростно блестели глаза Ланса. Я сначала подумал, что он реагирует на шум от соседей, но вспомнил, что стены у меня дома прочные и толстые. Невозможно услышать никакие соседские разборки.
Пес продолжал грозно рычать. Я включил ночник и посмотрел на Ланса. Тот стоял посреди комнаты, спиной ко мне и кровати, и продолжал рычать на абсолютно пустой угол спальни.
Там не было никого и ничего.
Но дог явно кого-то видел и был недоволен действиями пришельца.
Шерсть на Ланселоте стояла дыбом, глаза были злобно прищурены, а из пасти выразительно торчали острые зубы.
Вся его стойка говорила, что, защищая своего хозяина, он готов перегрызть горло любому, хоть видимому, хоть невидимому противнику.
Я сонно протер глаза, часы показывали полвторого ночи.
Я снова воззрился на пса.
— Ланс, что с тобой? Что случилось? Иди ко мне, мальчик, — позвал я собаку.
Тот слабо вильнул хвостом, показывая, что он меня прекрасно слышит, но сейчас занят намного более важным делом.
Я снова позвал дога, тоже ноль эмоций.
Ну и ладно, не хочет — не надо. Пусть рычит, раз делать больше нечего.
Я снова выключил свет, и только хотел заснуть, как в висевшем напротив зеркальном трюмо увидел еле видимый призрачный силуэт девушки.
Я не поверил своим глазам, но в девушке, мгновенно исчезнувшей в глубине зеркала, я узнал Алису Воронову. Ту самую Алису, ныне покоившуюся на Химкинском кладбище.
Я обомлел.
Включил ночник, мгновенно выбрался из кровати, зажег свет во всей квартире.
Я, взрослый мужик, офицер, в эту секунду был напуган, как сопливый первоклашка.
Меня, которого не пугали закоренелые уголовники, смогла привести в ужас смутная тень в зеркале.
Тень — не тень, но я готов был поклясться, что видел у себя в комнате призрака. Призрака молодой девушки Алисы Вороновой.
Я потянул за ошейник Ланселота, разрешил лечь к себе на кровать, чего раньше ему не позволялось, и до самого утра не выключал свет и не сомкнул глаз.
Чертовщина какая-то!
* * *
На следующее утро я встал еле живой, практически до утра не сомкнул глаз.
При солнечном свете все мои ночные страхи казались глупыми и надуманными. Может, мне все почудилось в темной квартире, да и призраков не бывает — это тоже всем известно.
А Ланс на кого-то рычал ночью, так это ж собака, кто их разберет, так успокаивал себя я, выпивая уже третью чашку крепкого кофе. Силы мне сегодня понадобятся, день предстоит долгий и трудный. Мне с утра предстоит заехать в гости к отцу Ольги Большаковой Сергею, показать ему фоторобот преступника. Я чувствовал, что нахожусь на верном пути, и какая-то догадка насчет Пегаса все время крутилась в моей голове.
До Люблино я добрался без проблем, и на звонок домофона Сергей ответил практически сразу. Поднявшись на четвертый этаж, я полюбовался на грязную дешевую дерматиновую фанерку, по какой-то нелепой случайности называвшуюся входной дверью, и позвонил в грязный звонок.
Сергей Петрович меня уже ждал, посторонившись в прихожей, он провел меня на еще более грязную и запущенную кухню, где, судя по запахам, должны были проживать уйма крыс и тараканов. Покосившись на шаткий табурет, заботливо представленный мне радушным хозяином, я увидел, что, несмотря на десять утра, Сергей был пьян, причем сильно пьян.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов об Ольге.
— Да, доча, жаль ее. Я ее любил — честно любил. Не слушайте эту крысу Овсянникову, если она вам гадостей про меня наговорила, я за Ольку был готов убить любого. — Его заросшее лицо опустившегося алкоголика выражало в этот момент грусть-тоску. Положив голову на грязную столешницу, он принялся горько плакать. — Олька, ее убили. Скоты ее убили.
Зря я сюда приехал, показывать фоторобот было некому.
— Сергей, посмотрите сюда, вы знаете этого человека?
Петрович громко рыгнул, вперился в меня мутным взглядом:
— Ты кто?
— Я следователь Еремин. Ты знаешь его? — Я перешел на «ты». Неудобно было «выкать» опустившемуся Сергею.
— Кого?
— Его!
— А кто это?
— Скажи, ты его знаешь?
— А ты кто?
Промаявшись так пять-десять минут, оставив радушного хозяина лежать на грязном столе, я вышел из квартиры.
Тут приоткрылась соседская дверь, откуда был виден всевидящий взгляд соседки Овсянниковой.
— Доброе утро, Иван Андреевич. Вы снова к Сереге приходили? Я же говорила вам, что вы от него ничего путного не добьетесь.
— Доброе утро, Елизавета Федоровна. Да, появились новые обстоятельства, хотел Сергею фоторобот подозреваемого показать.
— Так мне покажите, я всех знакомых Оленьки знала. Проходите, чайку попьем, я блинов вкусных нажарила.
Я зашел к Овсянниковой, тщательно вытер ноги об коврик перед дверью и зашел в уже знакомую кухоньку.
Старушка уже суетилась, ставила чайник на огонь, вытирала салфетками чашки.
— Я к вам на секундочку. Елизавета Федоровна, посмотрите, пожалуйста, на этот рисунок, вы, случайно, не знаете этого молодого человека? Вы его не видели в Ольгином окружении?
Бабулька взгромоздила на нос древние очки, взяла в руки рисунок и вдруг мгновенно побелела, чашка, которую она вытирала, полетела на кафельный пол.
Чашка вдребезги, а побледневшая старушка принялась лепетать:
— Ой, какая я неловкая. Старость — не радость. Такую чашечку разбила, это кузнецовский фарфор, вообще-то.
— Не волнуйтесь, я подниму. Так вы не знаете этого человека?
— Нет, не знаю. Вообще не знаю, никогда в жизни не видела. Так помогите мне, Иван Андреевич, помогите, плохо с глазами — не вижу осколков, а так моя Матильдочка лапки порежет.
Я нагнулся, чтобы поднять осколки чашки, и в этот же момент на мою голову опустилась тяжелая чугунная сковорода, на которой Елизавета Федоровна, наверное, жарила свои фирменные блинчики.
Свет вокруг меня померк.
Глава 29. Лошадиная фамилия
Сознание возвращалось не сразу.
Сначала появились звуки, потом внезапно возникла оглушительная, раскалывающая весь мир кошмарная головная боль.
Весь белый свет просто остановился, кроме адской
