она уткнулась ногами в его бедро и, уложив голову на подлокотник, прикрыла глаза.
— Даже для скромницы-магистра это как-то быстро.
— Я предупреждала. Я ведь магистр. Быстрый метаболизм, манипуляции с энергией и укороченный всем этим жизненный цикл.
Чувствуя, как он передвинулся, Лисара ощутила мягкое прикосновение к плечу.
— Не сплю. Голова кружится.
— Тогда пойдем в спальню.
Приоткрыв один глаз, она отметила, что он свой коньяк до сих пор не допил.
— Я еще не настолько пьяна, — садясь, заявила она и тут же пожалела о резком движении. Мир попытался совершить кувырок, и только руки Зэвана удержали ее от падения. — Ты не пьешь!
— Пью, — в доказательство он осушил бокал.
— Значит, не пьянеешь. Давай еще.
Отпивая, Лисара следила за собутыльником, которому пришлось наверстать упущенное, плюс штрафные.
— Ты умеешь пользоваться граммофоном?
Обернувшись, он посмотрел на огромную латунную трубу, что торчала над кадками с засыхающими цветами. Пока Зэван настраивал граммофон, Лисара пила чай. Встав коленями на диван, она подняла руку и, едва касаясь пальцами кожи на его шее, сконцентрировала немного энергии на кончиках пальцев. Тело Зэвана немедленно отреагировало, покрывшись крупными мурашками. Дернувшись, словно от удара током, он вмиг отскочил в сторону, разворачиваясь.
— Чего это ты делаешь? — потирая шею, хмуро поинтересовался он.
Вместо ответа Лисара засмеялась самым глупым смехом, какой могла выдать. Краснея, уткнулась в подушку, не в силах прекратить пьяный смех.
Комнату наполнили звуки вальса, и Лисара немедленно поднялась на ноги, подхватив рюмку абсента. Закружилась на открытом пространстве, да так увлеклась, что упала бы, не подоспей Зэван.
— За вальс! — объявила она и поднесла стопку к губам партнера по танцу.
Зашвырнув пустую стопку за спинку дивана, она обняла Зэвана и повисла на нем.
— Чем приличнее с виду девушка, тем хуже она ведет себя, пьянея, — поделился он житейской мудростью.
— А ты вообще не пьянеешь?
Устроив голову у него на плече, Лисара смотрела в темноту за окном и думала, как незаметно влить в него побольше алкоголя и развяжет ли это ему язык. Размышления прервал Зэван, несильно похлопав по спине.
— Спишь.
Позволив телу чуть расслабиться, промычала отрицательный ответ.
— А по-моему, спишь.
«А по-моему, ты что-то знаешь, но молчишь».
Расслабляя тело, она не ответила.
Мягко перехватив, он поднял ее на руки, вздохнув, унес в спальню. Уже приготовившись выпалить самую страшную из угроз, какую знала, Лисара неожиданно для себя была накрыта одеялом и оставлена в комнате одна. Граммофон затих. Зазвенела убираемая посуда.
Перевернувшись, Лисара вытащила руку с зажатыми в кулаки красными бусами. Ощупала деревянный лотос и вырезанный на нем знак, чувствуя, как с каждым штрихом холодеет в груди и цепенеет тело.
Бусы — подарок от родственников мамы. Квешцы верят, что единственный бог, достойный почитания, — это матерь всего сущего Асха. Когда Лисара отправилась на учебу, мама передала ей эти бусы. Доставались на свет они только в крайнем случае, в те годы Лисара еще верила в их магическую силу и трепетала перед ними. Увы, сколько ни молись, сводные братья не перестанут друг друга ненавидеть, а близкая подруга не избавится от наследственного заболевания. Позже эти бусы достались Тишине, чтобы Асха оберегала девочку. Да и тут от нее никакого толку.
Глава 25. Николас Фиар
Ночью был большой бой, и Николас едва успел на службу. Не спавший, он половину ночи собирал глупца, который решился выйти против пироса. Теперь, стоя перед шкафчиком с формой, Ник покачивался и, едва уткнувшись лбом в полку, заснул. Проснулся через минуту, когда хлопнула дверь раздевалки.
— Бессонная ночка? — весело поинтересовался один из врачей, что еще недавно скалил зубы из-за долга.
Пробормотав что-то невнятное, Николас пошел делать обход. Благо операций в последние пару дней было мало, и он быстро добрался до палаты Ниобы. Нужно все же что-то придумать, дабы никто в больнице не заметил резкого улучшения самочувствия. Меньше всего ему хотелось, чтобы Рудольф и Лисара попали под суд.
Постучав и не услышав ответ, он думал уйти, но, заметив несущегося по коридору заведующего в компании очередной проверяющей комиссии, нырнул в палату. Час ранний, даже сестры еще сюда не заглядывали. Благо Ниоба спит крепко и едва ли будет против, если Николас займет кушетку и немного подремлет.
Обернувшись, замер.
Кровать оказалась пуста. Мало того, ее даже не заправили. У Ниобы пунктик на порядок. Странно, что, сбежав, она не прибрала за собой.
Пройдя в палату, он поднял опрокинутое кресло, пододвинул на место кровать, собрал рассыпанные по полу книги, и только тут в голове что-то щелкнуло. Бледнея, Николас окинул палату взглядом и не сразу поверил пришедшей на ум мысли.
Стоп. Не нужно пороть горячку. Зачем кому-то ее похищать? Вероятнее всего, она сбежала. А если сбежала, то без помощи Лисары тут не обошлось.
Сразу спуститься в морг не удалось. Привезли дочь мельника, ее ноги угодили в жернова мельницы, а после сделки с Арусом Ника хотят видеть на всех операциях.
— Лисара! — ворвался он в зал и тут же попятился. — Фу! Что за вонь!
— Гнилостная эмфизема, — удивленно отозвалась Лисара, стоя над развороченным трупом. — Пролежи почти неделю во влажной, теплой среде, и не такое случится, — переведя взгляд на студента, кивнула на дверь: — Ступайте отдышитесь, сделаем паузу.
Бледно-зеленый, в предобморочном состоянии парень, опираясь на локоть Николаса, добрался до двери.
— Как ты это выносишь? — прижав рукав к носу, спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не выскочить следом за студентом.
— Много практики, хорошая вентиляция и возможность отключить рецепторы, отвечающие за обоняние, — улыбнулась она и вытащила что-то серое и склизкое из вскрытого трупа, положила на весы.
Решив оставить лекцию об опасности подобных манипуляций на потом, он спросил:
— Что это?
— Печень. Стыдно не знать, ты же хирург, — покачала Лисара скальпелем.
— Я привык видеть ее в несколько другом состоянии. Э-э-э, ладно, — неуверенно протянул он. — Сейчас ответь мне, только честно. Ты помогла Ниобе сбежать из больницы?
— Не думаю, что ей понадобилась моя помощь для столь простого мероприятия, — делая запись в блокноте, отозвалась она. — Хотя
