Она впервые обратилась к нему по имени, и от этого волосы у него на затылке почему-то встали дыбом.
А может, это случилось из-за сверкнувшей над Гудзоном молнии.
— За твоего брата я не ответчик. — Аларик встревожился, осознав, что Мина привлекает его не только физически. — Как я понял, он уже долго сидит без работы — радуйся, что он проявил хоть немного инициативы.
— Радоваться, что он собрался драться с вампирами? — Мина повысила голос, чтобы перекрыть отдаленный гром. — Я, конечно, хотела, чтобы он устроился на работу… и поставил гипсокартон в детской у Лейши… но сложить голову в борьбе с нечистью — это уж слишком!
— Об этом надо было думать до пересыпа с Лучаном Дракулой, — скрестил руки Аларик. Владелец машины внизу наконец-то выключил сигнализацию. На этой высоте шум уличного движения еще был слышен, но слабо. Мина, наверное, закоченела в одной комбинации (плед остался в комнате), но виду не подавала — не иначе, ее грела злость. Вон как ярко вспыхнули щеки: слово, которым он обозначил ее свидание с Антонеску, ей не понравилось. — А раз не подумала, будь любезна разобраться с последствиями, одно из которых — я, — грубо завершил он. — Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь мне его адрес. Выбирай: он или я.
Мина снова сверкнула глазами, повернулась и ушла в комнату.
Ее выбор был очевиден — Аларику предстояла долгая ночь.
Глава сороковая
00.00, 17 апреля, суббота.
Ночной клуб «Шкатулка».
Кристи-стрит, 189.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Своего брата Димитрие Лучан нашел без труда.
Он был, как-никак, князем тьмы и мог отыскать любого — кроме разве того (или тех), кто убивал девушек и бросал их тела в манхэттенских парках. Преступник (или группа преступников) тщательно заметали следы, опасаясь за свою жизнь.
Этим вечером брат принимал финансистов уже в другом клубе. Лучан редко посещал такие места: если он хотел посмотреть, как раздевается женщина, платить ему за это не приходилось.
Он еще ни разу не видел, чтобы в ночной клуб набилось столько народу. Присутствовали не только мужчины, но и женщины всех возрастов. Почти все стояли: столики здесь были чисто «бутылочными» — желающим сесть предлагалось выложить тысячу долларов за бутылку водки или шампанского, на этом деньги и делались.
Лучан, не слушая ворчания посетителей по этому поводу, пробрался через толпу к лестнице. Наверху, в обитой красным плюшем кабинке, сидел его брат с финансистами, которых усердно обхаживал.
В голове жужжало — не от разговоров, от чего-то другого. Это началось после утреннего расставания с Миной, ощущалось всякий раз, когда он оказывался в человеческом обществе, и проходило, когда вокруг не было ни единой живой души.
В мозгу точно пчела завелась, раньше он ничего подобного не испытывал. Стоило ему приблизиться к кому-то, в ком билось сердце, она тут же начинала гудеть, и одним жужжанием дело не ограничивалось.
Он почему-то узнавал разные вещи о людях, которых ему случалось видеть в лицо.
Взять хоть официантку в атласном черном бюстгальтере и кружевном поясе с подвязками, несущую поднос с пустыми бокалами. Спускаясь по этой узкой лестнице на своих зашибенных платформах, она запросто могла оступиться и сломать шею.
Лучан не то чтобы читал ее мысли — он узнал об этом с одного взгляда в ее густо подведенные глаза.
— Хорошенько смотрите под ноги, — сказал он, когда она проскользнула мимо.
— Спасибо. — Красные лакированные губы расплылись в широкой ухмылке. — Я лучше на вас погляжу.
На верхней площадке молодой парень орал в свой мобильник:
— Ты не поверишь! Тут одна курит на сцене — не ртом, а…
— Сынок, — сказал Лучан.
— Какой я тебе сынок, чел? Где туалет, я не знаю. — Парень посмотрел Лучану в глаза, сглотнул и добавил: — Извините. Чем могу помочь, сэр?
— Дай-ка мне ключи от своей машины.
Парень, не старше девятнадцати лет — в клуб он, конечно, проник по фальшивому удостоверению, — извлек дрожащей рукой ключи и положил на ладонь Лучану, который спрятал их в карман пиджака.
— Домой на такси поедешь, — сказал он, похлопав юнца по плечу. — Слишком набрался, чтобы самому садиться за руль.
— Так ведь я живу на Лонг-Айленде, — заныл парень.
— Значит, сядешь на поезд, — подмигнул Лучан. — Когда-нибудь спасибо мне скажешь.
Красные бархатные занавески отделяли сидячие места от стоячих зрителей на балконе. Шесть или семь бизнесменов, гости Димитрие, вольготно расположились на диванах с пестрыми декоративными подушками вокруг уставленного выпивкой столика. Женщин при них не было — женщины в разных стадиях наготы скоро начнут выходить на сцену внизу и вытворять такое, что удивило бы даже Лучанова отца, выросшего при турецком дворе в пятнадцатом веке.
— Лучан! — закричал Димитрие. — Вот так сюрприз! Джентльмены, мой брат Лучан — Лучан, мои друзья из «Транс-Карты».
Окинув взглядом этих мужчин среднего возраста, располневших от сидения весь день за компьютером, Лучан понял, что на той неделе они все распрощаются с жизнью.
Стой, сказал он себе. Неужели все? Каким образом?
Корпоративный самолет разобьется, что ли?
В уме у него расплывчато маячило какое-то темное помещение вроде подвала.
И кровь, много крови.
Катастрофа в подземном гараже? Только это имело какой-то смысл.
Несчастные ублюдки.
Но с ним-то что происходит? Почем ему знать, как эти люди умрут? И откуда он это знает?
— Как поживаете? — вежливо произнес Лучан. Предупреждать их было бессмысленно: — что он мог им сказать? — Извините, что отвлекаю… нельзя ли мне увести брата на пару слов?
На лице Димитрие он успел разглядеть мимолетное раздражение — оно мелькнуло и тут же прошло.
— Да, конечно. Я на минутку, джентльмены.
— Не спешите, — весело сказал один из скорых покойников. — Следующий акт только через десять минут. Присоединяйтесь, Лучан. Девушка, говорят, курит прямо…
— Спасибо за приглашение. Я уже видел нечто подобное в Турции.
Лучан придержал занавеску, Димитрие вышел.
— Ну, что еще? — спросил он ворчливо, идя за братом к двери с надписью «Выход». — Ты же знаешь, я здесь по делу. Как-бы-братские отношения поддерживать некогда.
— Это запасной выход, — сказал стоящий у двери лысый качок в черных штанах и майке. — Воспользуйтесь лестницей.
— Мы здесь пройдем, Марвин, — мягко ответил Лучан.
— А… ну да. — Марвин распахнул дверь. — Извините, сэр, сам не знаю, что говорю. Приятного вечера.
