– Занятно. И что же он?
– Ответил, что мое счастье для него дороже всего и благословил, а я на радостях кинулась к нему на шею. А за несколько дней до свадьбы мой жених исчез. Когда его нашли, а случилось это через три месяца, в течение которых я сходила с ума, а Дед, трогательно обнимая меня за плечи, твердил: “Я верю, все будет хорошо…” Так вот, когда парня нашли.., в общем, кончину он принял мученическую. Само собой, убийство попало в разряд нераскрытых.
– И ты задумала найти убийцу? – усмехнулся Лукьянов.
– Конечно. Я потратила на это год, оказалось, что далеко ходить не надо. Само собой, сам Дед рук не пачкал, но это не имело особого значения. Я не могла убить его и не могла жить с этим. И тогда приняла соломоново решение – пристрелила исполнителя. Не учла лишь одного: Дед мудрый человек и знал меня очень хорошо, лучше даже, чем я его. Он не мог допустить, чтобы я села в тюрьму, и позаботился об этом, впрочем, так же как и о другом.
– Он держал тебя на коротком поводке. Дернешься и окажешься за решеткой?
– Точно. Вот я и не дергаюсь.
– Может, вчера, но не сегодня.
– Сегодня мне наплевать. Такое бывает.
– Наверное, – пожал он плечами. – Что ж, история вполне подходящая для затяжного сериала. Значит, ты давно уже с ним не спишь, так что особо горевать ему нечего. Остается рассчитывать на отеческие чувства. Но я бы не торопился ставить на это.
– Посмотрим, – пожала я плечами. – Теперь твоя очередь. Он засмеялся:
– Я пошутил.
– Тогда иди к черту, – отмахнулась я и уставилась в окно.
– Ладно, – вдоволь насмеявшись, сказал Лукьянов. – Моя история тоже подойдет для сериала. Как я уже сказал, произошла она много лет назад. Я только демобилизовался, нахватался дерьма по самое некуда, потому что служить пришлось не в самом приятном месте, и на гражданке мне ничего не светило. Денег ни гроша, перспективы нулевые, никто меня здесь не ждал, да и вообще жизнь не радовала. Правда, дружок объявился и предложил доходную работенку, как раз такую, где очень бы мой единственный талант пригодился. Но я считал себя честным парнем и послал его к черту. А так как занять мне себя было нечем, я ударился в запой. И вот в один прекрасный день, находясь в пьяном вираже никак не меньше недели, я наскреб денег на бутылку портвейна и выпил ее, сидя на ступеньках гастронома. Сил подняться у меня не было, потому что на выпивку я еще кое-как денег находил, а на жратву уже не хватало. Так я и сидел, привалившись к стенке, и разглядывал облака. И вдруг подъехала роскошная тачка, выпорхнула из нее очень красивая стерва, глянула на меня, проходя мимо, и по доброте душевной бросила мне на колени стольник. Мол, на тебе, солдатик, на бедность, ты ведь у нас Родину защищал.
– И что? – тщетно ожидая продолжения, спросила я.
– А ничего. Вернулся домой, встал под холодный душ, побрился, позвонил дружку – и стал тем, кем стал.
– А я-то здесь при чем? – И тут до меня наконец дошло. – Ну конечно, не зря ты мне журнал в физиономию тыкал. – Я засмеялась. – О, господи, ну ты и придурок. Хренов киллер с больной совестью. По-твоему, я во всем виновата? Не обольщайся, тебе денег захотелось, денег. И ты их получил.
– Так я ж не спорю, – усмехнулся Лукьянов. – Захотелось. И получил.
– И ты меня узнал через столько лет? – не поверила я.
– Ну, может, и не узнал бы, если б интерес не проявлял. А я проявил.
– Ты чокнутый, – сказала я серьезно. – Если ты ничего не выдумал, тебе лечиться надо.
– Да нет, мне и так хорошо.
– Еще бы, сегодня ты верхом на белом коне, а я в дерьме по самые уши. Историческая справедливость восторжествовала.
– Немного преувеличено, но в общем – да.
– Теперь ясно, чего ты сидишь здесь.
– Видишь, какая ты понятливая.
– Смотреть на тебя тошно, – заявила я и пошла на веранду.
"Занятная штука жизнь, – рассуждала я, разглядывая потолок. – Сидел себе на ступеньках какой-то придурок, я решила проявить сострадание, и что из этого вышло? Нажила заклятого врага. Впрочем, не появись я тогда и не подай ему сотню, посидел бы он еще немного и, когда денег не было бы даже на портвейн, позвонил бы дружку и все равно стал бы тем, кем стал, потому что сволочь. И в настоящий момент он наблюдал, бы, как я клацаю зубами, не с тайным злорадством, а с тупым безразличием, так что разница для меня небольшая”.
– Они уехали, – выглянув на веранду, сообщил Лукьянов.
– Да? – Я не торопилась радоваться. – Зато ты остался.
* * *
Ромка с матерью наверху вроде бы заснули, по крайней мере оттуда не доносилось ни звука, Лукьянов дремал в кухне, а я сидела на веранде, не зажигая света, и не услышала даже, а скорее поняла, что на крыльцо кто-то поднялся. Недалеко от дома горел фонарь, и в его свете я увидела, как дверная ручка едва заметно дернулась, а потом медленно начала поворачиваться. Меня точно подбросило, я бесшумно метнулась к двери, привалилась спиной к стене, сжимая в руках пистолет. В голове не было ни одной мысли. Дверь открылась, человек сделал шаг, и я, понимая, что второй попытки не будет, изо всех сил ударила его рукояткой пистолета.
Мужчина охнул и качнулся, а я ударила еще раз, потом еще, пока он мешком не свалился к моим ногам. Почти наверняка, что он один, иначе бы в дом уже ворвались его приятели.
Я захлопнула дверь, для верности подперев ее стулом, включила свет. На полу лежал нефедовский шофер, из его разбитой головы ручейком стекала кровь. Я пошарила взглядом вокруг, пытаясь обнаружить что-нибудь подходящее, чтобы связать ему руки, и увидела Лукьянова. Он стоял в дверях и с беспечной миной наблюдал происходящее.
– Не суйся, – предупредила я.
– Пока не вижу повода, – пожал он плечами и протянул мне наручники.
– Ты на редкость предусмотрительный парень, – хмыкнула я, подошла к поверженному врагу и спросила, обращаясь к Лукьянову:
– Не хочешь мне помочь?
– Не хочу.
Я перетащила парня ближе к стене и приковала его к трубе отопления. Он тряхнул головой, но в себя приходить не спешил, хотя, может, просто притворялся. Я прошла на кухню и вернулась оттуда с чайником, полила на голову раненого холодной воды и устроилась в кресле рядом. Он вновь тряхнул головой и на этот раз открыл глаза, а я не торопясь его обыскала. Он явно питал слабость к оружию, только этим я могу объяснить наличие у него целого арсенала. Он мутно смотрел на меня, не оказывая никакого сопротивления. Я вновь устроилась в кресле и сказала:
– Здравствуй, Сережа.
– Привет, – отозвался он, сплюнул и усмехнулся:
– Очень довольна собой, да?
– Речь сейчас не обо мне. Тебе придется ответить на мои вопросы. Их много, и ответы я в любом случае получу. – Он усмехнулся и покачал головой. – Мне тебя пристрелить – раз плюнуть. Я ведь ничего не теряю.
– Тогда на фига тебе ответы?
– Я любопытна.
– А мне на твое любопытство…
Он не успел договорить, я задвинула ему коленом в лицо, и у него ненадолго появилось занятие: хватать ртом воздух.
Лукьянов переместился в кресло. За происходящим он наблюдал спокойно, но не без интереса. Когда проблема дыхания у Сережи отошла на второй план, он с недовольством взглянул на меня и начал:
– Подожди, сука…
Парень не знал, что в тот момент я больше всего ненавидела слово “подожди”. Я вновь ударила его, теперь гораздо сильнее, и вдруг подумала, что я повторяю сцену, недавно разыгравшуюся в подвале. Правда, тогда я давилась кровью, а ногами работал Лукьянов. Воистину нет ничего нового под солнцем.
У Сергея вновь появилось занятие, а я присела в кресло и немного пофилософствовала. Чужое упрямство раздражало, а выступать в роли палача желания не было, я всегда тяготела к чему-нибудь более романтичному, до сих пор помню монолог Джульетты на балконе, хотя играла ее в школьном возрасте. И что мне преподносит жизнь? Я крушу зубы какому-то придурку. Как скучно, господи. Чтобы немного развеселить себя, я начала читать монолог вслух. На строчке: “Мне следовало сдержаннее быть, но я не знала, что меня услышат” – парень ненадолго отключился, а Лукьянов хмыкнул и, качая головой, заявил:
– Полное дерьмо.
– Что? – заинтересовалась я. – Исполнение Шекспира или мои методы допроса?
– И то и другое.
– Может, покажешь, как это делается? – наудачу предложила я.
– Ну уж нет. Это твоя игра.
Критика произвела впечатление, стало ясно: Шекспир не мой автор, и я решилась на отчаянные меры, ухватила Сергея за штаны и расстегнула “молнию”. Он чудесным образом пришел в себя.
– Развлекаться дальше у меня нет времени, – сообщила я ему. – У тебя единственный шанс сохранить свои яйца – ответить на мои вопросы. Итак, на счет три…
Он смотрел мне в глаза, пытаясь понять, на что я способна, а я смотрела в его глаза, давая понять, что способна на все. Он поверил, и правильно сделал. Я произнесла “три”, а он сказал: “хорошо”, и с этого мгновения мы почти подружились.
