Его зеленые глаза потемнели, и он добавил яростным тоном:
— Я думаю, что, в конце концов, всех их возненавижу!
— Послушай, ты меня утомляешь, — вздохнул Ален.
Он сел на каменистую землю в тени оливкового дерева. Чуть позже к нему подошел Виржиль, но ограничился тем, что прислонился к стволу.
— Семья будет здесь через несколько дней, тебе надо успокоиться.
— Как будто это так просто сделать… — пробормотал молодой человек. — Кроме Лукаса я никого не хочу видеть. Особенно папу, воркующего с Беатрис!
— Ты думаешь, это правильное слово? — промолвил Ален, иронически улыбнувшись.
— Может, и нет, но это его ошибка. Он не должен был жениться на девушке ее возраста, и если он несчастлив в браке, я не буду его успокаивать!
— Ты очень нетерпим.
— И очень злопамятен, да!
Ален бросил камешек вдаль, потом стал рассматривать пейзаж, это было его любимым занятием. Вдали, на синеющей вершине холма, ряд кипарисов, казалось, колыхались, как мираж на жаре. Ближе к ним долина, покрытая оливковыми деревьями, отливающими серебром, плавала в почти прозрачном свете.
— Это не личинка моли, нет? — вдруг воскликнул Виржиль.
Разом Ален встал, чтобы исследовать молодую ветку, которую держал в руках Виржиль.
— Нет, — сказал он облегченно, — к счастью нет… если моль попадет на оливковые деревья, у нас с тобой не будет отдыха!
Он бросил удовлетворенный взгляд на молодого человека, который все еще хмурил брови, не отпуская ветку.
— Продолжим? — предложил он, переходя к следующему дереву.
За последние месяцы Виржиль сделал большие успехи. Его интерес к хозяйству только рос, он показал себя лучшим учеником, чем ожидал Ален, и даже начинал проявлять инициативу. Он больше никогда не опаздывал утром, он не задавал ни одного вопроса дважды, работа его не пугала. Если сначала Валлонг был для него убежищем, а Ален его крепостной стег ной, то теперь он стал его частью.
После долгого молчания, подчеркнутого легким стрекотом цикад, они пришли к подножью холма в промокших от пота рубашках и покрытых пылью ботинках.
— Что ты думал приготовить нам на обед? — спросил смеясь Ален.
— Овощи, обжаренные в сухарях, но думаю, что мы сделаем лучше салат, на самом деле слишком жарко…
Виржиль вынужден был научиться справляться с покупками, кухней и генеральной уборкой время от времени, Ален ни в чем не делал ему уступок. И он пошел на это, не жалуясь, тем более не жалея об авеню Малахов или студенческой скамье.
Бок‑о‑бок они продвигались к дому, спеша глотнуть немного прохлады, однако Ален остановился на мгновение и прикурил свою первую сигарету за день.
— Если вы с Сирилом, правда, не хотите друг другу докучать, почему бы тебе не переселиться в овчарню на время каникул?
— Ты и, правда, свой парень! Я рассчитывал пожить какое‑то время у мамы, но не стоит и говорить, что я предпочитаю твое предложение!
— Я был в этом уверен, да. В любом случае не пользуйся этим, чтобы позлить остальных. Семейные трапезы неизбежны, как ты знаешь. Я их столько выдержал с твоим дедушкой, когда был в твоем возрасте! Я ненавидел, лето, но была Клара, и когда она была там, я мог все переносить с улыбкой…
Виржиль покачал головой, чувствительный к воспоминаниям о прабабушке. Он хорошо ее помнил и знал, что Ален ходит иногда на кладбище Эгальера и относит букет лаванды.
— Ее всем не хватает, мне кажется, — мило сказал он. — Хотя папа и пытается изображать вождя племени, это совсем не то…
— Оставь своего отца в покое! — воскликнул Ален. — В чем ты его упрекаешь? Позволить себе жениться на женщине намного моложе его? Это он будет расплачиваться, а не ты. И я тебе напоминаю, что он тебя пока не трогал.
— Только потому, что ты его об этом попросил!
— Да. И что? Он, по крайней мере, меня послушал, даже если не хотел этого.
Виржиль воспользовался случаем и произнес:
— Вы, правда, кажется, стали лучше переносить друг друга. Ты мне расскажешь как‑нибудь, почему вы поссорились?
Вместо ответа Ален поднялся по ступенькам крыльца, открыл дверь в дом. Внутри закрытые жалюзи поддерживали сносную температуру, и сумрак показался им приятным. В кухне Виржиль достал корзинку с перцем, помидорами, несколькими перьями лука, пока Ален принялся нарезать хлеб.
— Запретная тема? — спросил Виржиль, кидая овощи в раковину.
— Нет, вовсе нет… Я тебе делаю бутерброд?
Молодой человек обернулся, чтобы посмотреть, как Ален спокойно клал тонким слоем пюре из оливок и анчоусов.
— Тогда, если об этом можно говорить, — настаивал он, почему ты молчишь?
— Потому что не я должен тебе об этом рассказать. Ты задашь вопрос своему отцу или дяде сначала. Если они тебе ответят, я изложу тебе мой взгляд на все это.
Виржиль часто мучил мать по этому поводу, никогда не получая убедительных объяснений. Она делала смутные намеки на старую ссору между Шарлем и Эдуардом, проблемы времен войны, которые ее не касались.
— Очень хорошо, — заявил он, — они скоро будут здесь, я воспользуюсь случаем и спрошу их.
— Замечательно! Ты увидишь, это вызовет сумасшедшую реакцию…
Искренний смех Алена смутил его. Он ожидал ярости или упорного молчания, как обычно, но не этой внезапной веселости и спросил невинным голосом:
— А в шкафу Морванов случайно нет скелета?
— Будет лучше не употреблять таких выражений, прежде чем все не узнаешь, — сухо ответил Ален.
Очевидно, тема была закрыта, бесполезно было возвращаться к ней. Ален даже посчитал, что слишком много сказал, поэтому он ушел из кухни, отправившись в погреб за бутылкой розового вина. В размышлениях Виржиль закончил с овощами и вынул две тарелки из посудного шкафа. В семье точно была какая‑то тайна, которую никто не хотел раскрывать, но которая смутно висела над всеми. Он часто говорил о ней со своими кузенами, когда они были подростками, но им так и не удалось разгадать секрет. Их два деда, Шарль и Эдуард, которые не были даже похоронены в одной могиле, участвовали ли они в непристойной трагедии? Когда умер Шарль, Виржилю было шесть лет, и если бы не фотография, он не знал бы как выглядел этот человек. Винсен на самом деле был точным портретом знаменитого адвоката. Клара всегда это повторяла, и всегда вспоминала его с большим чувством. Война, годы плена и даже депортация Юдифи не были загадкой, однако Винсен и Ален начисто поссорились из‑за всего этого. Почему?
Виржиль откусил бутерброд, некоторое время жевал. Спросить у отца ему казалось трудным, но у него была надежда на Даниэля. Последний витал в облаках после того, как София родила ему детей, и так как он тоже собирался провести лето в Валлонге, должен был представиться случай поговорить с ним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
