— Большое спасибо, герр генерал-майор!
Они торжественно обмениваются рукопожатием. Молодой майор в хорошем настроении решает нанести визит на передовую, когда генерал уедет. Это произведет хорошее впечатление на солдат.
Генерал в меховом пальто величественно уезжает на трехосном «мерседесе».
— До встречи, герр генерал! — кричит, церемонно козыряя, майор.
— Надеюсь, мы больше не встретимся, — бормочет генерал под нос. Этот майор окажется неприятным свидетелем, если его внезапный отъезд когда-нибудь будут расследовать.
Через три километра, в густом лесу, генерал делает остановку. С профессиональным интересом разглядывает в артиллерийский бинокль группу Т-34, атакующих особняк, который, очевидно, защищает майор. С кривой улыбкой делает водителю знак продолжать путь. Достает из встроенного бара коньяк и улыбается своим мыслям. Это уже третья дивизия, которую он потерял, — разумеется, доблестно сражаясь. Теперь ему должны дать Рыцарский крест, который будет хорошо выглядеть рядом с «Синим Максом»[108], полученным во Фландрии в 1917 году, когда генерал был начальником штаба пехотной дивизии.
Полевая жандармерия дивизии выехала заранее. Ею командует самый зверский майор ищеек. Если он не сможет расчистить дорогу генеральскому «мерседесу», не сможет никто.
Адъютант, женственный ротмистр с мягким, как вареная спаржа, голосом, подобострастно оборачивается со своего места рядом с водителем.
— Герр генерал, не слишком ли рано мы уехали? Позвольте сказать, что мы могли бы использовать резервы нашей дивизии, чтобы установить превосходные противотанковые заслоны на перекрестках.
Генерал не отвечает, но мысленно принимает решение при первой же возможности отправить этого щенка-гомосексуалиста в противотанковую часть. Способные думать адъютанты опасны. Они должны только повиноваться приказам и молчать, когда их не спрашивают. Закуривает сигару, но с первой затяжкой цепенеет. Деревня, к которой они приближаются, вся в огне.
— Стой! — отрывисто приказывает он, вылезает из машины и проходит по дороге несколько метров вперед. Адъютант подает ему бинокль. В холодном молчании генерал разглядывает стоящие возле деревни Т-34, с язвительной усмешкой читает сделанные мелом на башнях надписи: «Смерть немецким оккупантам!» Опускает бинокль.
— Ротмистр, дай мне своей автомат. Кажется, это немецкие танки. Должно быть, наших соседей, Второй танковой дивизии. Садись за руль машины, поезжай, посмотри, что происходит. Обер-ефрейтор Штольц останется со мной! Ты поезжай. И быстро возвращайся!
— Слушаюсь, герр генерал! — отвечает адъютант, щелкнув каблуками.
Водитель, бодрый, пожилой обер-ефрейтор, усмехаясь, вылезает из машины. Он знает, что это русские танки, но помалкивает. Если один офицер хочет разделаться с другим, это не его дело. Молча берет сумку с гранатами.
— Зачем они тебе? — пискляво спрашивает ротмистр.
— Бросать в Ивана, — широко усмехается обер-ефрейтор.
— Я запомню тебя, обер-ефрейтор, — пищит ротмистр. — Ты очень долго служишь при штабе!
«И ты тоже, фрейлен ротмистр», — думает обер-ефрейтор, ловко спрыгивая с ручным пулеметом под мышкой в кювет. До того, как стать водителем генерала, он был первоклассным пулеметчиком. И шагу не сделает без пулемета. Из кювета он наблюдает за генералом, стоящим с задумчивым видом на дороге.
«Уж кто-кто, а этот толстый, трусливый мерзавец заслуживает трибунала. Но его не могут тронуть, иначе все рухнет. Он генерал. Когда он дезертирует, это называется тактическим отступлением, и он получает награду», — думает водитель и, усмехаясь, плюет против ветра.
В полутора километрах оттуда Т-34 давит «мерседес» в лепешку, но адъютант умирает счастливым. Он думает, что гибнет как немецкий герой.
Генерал-майор становится генерал-лейтенантом, обер-ефрейтор остается в кювете и смотрит, как мимо проходят различные подразделения. Он терпеливо ждет, пока не появляется колонна транспорта снабжения. При необходимости за деньги с таким подразделением можно пересечь Европу.
Обер-ефрейтор ложится спать в мясницком фургоне. Теперь разбудить его может только остановка мотора. При отступлении находиться в неподвижной машине опасно.
Двадцать два дня спустя он вновь встречается со своим генералом. Они понимают друг друга. Обер-ефрейтор делает долгий, хорошо продуманный доклад о сражении с лыжниками противника. Генерал получает вожделенный Рыцарский крест, а обер-ефрейтор, который, судя по его докладу, выказал во время тактического отступления замечательное мужество, — EK-I[109]. Они получают новую дивизию, на сей раз танково-гренадерскую. Обер-ефрейтор получает еще одну нашивку, и они разъезжают в трехосном «мерседесе», планируя новые маневренные отступления. У них новый начальник штаба и новый адъютант, и они наслаждаются своей войной в новом особняке, где далекий грохот орудий не тревожит их сон.
— Война не такая уж скверная штука. Нужно только уметь устроиться, — объясняет генеральский водитель другу. — Под пули лезут только дураки!
В Локотне Т-34 внезапно атакуют штаб Семьдесят восьмой пехотной дивизии. Не успевают штабисты понять, что происходит, как все превращается в груду мусора и трупов.
В подразделениях связи далеко за линией фронта слышится крик: «Иван прорвался! Т-34 достигли шоссе!»
Один командир батареи из Двести пятьдесят второй дивизии не сдает позиций. Собирает перепуганных, отставших от своих частей солдат и приказывает им окопаться вокруг своих 105-миллиметровых орудий. Ведет огонь фугасными снарядами по массам наступающей пехоты. И отступает, солдаты сами везут пушки.
Мышцы и сухожилия едва не рвутся от нечеловеческого напряжения. На опушке леса обер-лейтенант в последний раз выкатывает свои орудия на огневую позицию.
— Заряжай! — приказывает он. — Стрелять залпами!
Замки закрыты! Пушки грохочут! Лафеты подскакивают и содрогаются! Снаряды снова входят в казенную часть. Вновь и вновь орудийные стволы изрыгают пламя.
Батарея ведет огонь больше часа. Потом боеприпасы приходят к концу. Орудийные расчеты выкатывают пушки, ставят их перед позициями пехоты, но останавливают Т-34 всего на несколько минут.
Кровь, раздавленные тела и снаряжение образуют пятно на снегу. Вот и все, что остается от батареи обер-лейтенанта. За башнями Т-34 сидит русская пехота. Дизельные моторы ревут на полную мощь, гусеницы завывают торжествующую песнь победы.
Снаряды разносят конюшню, раненые лошади со свисающими внутренностями несутся к лесу, пока не катятся кубарем. Лыжники вырезают из конских тел куски мяса и поедают сырыми, как эскимосы. На окровавленных губах играют довольные улыбки. На полный живот можно воевать и дальше. Сырое мясо придает человеку сил.
В ста пятидесяти километрах за немецкой линией фронта Т-34 атакуют Двести сорок третий резервный полевой госпиталь. Медсестры ходят здесь в крахмальных белых халатах. Здесь все спокойно, красные никогда не вернутся. Внезапно появляются русские танки. Командиры в кожаных шлемах наблюдают из башен смертоносную атаку.
Окровавленная шапочка медсестры развевается на антенне командного танка. Лыжники идут следом, уничтожая все, что пропустили танки. Радостно пьют медицинский спирт, съедают, сколько могут, продуктов с продовольственного склада, мочатся на то, что приходится оставить, и несутся дальше.
В ту жуткую ночь на 5 декабря 1941 года немецкое стальное кольцо вокруг Москвы будет разорвано. На московских улицах стоят наготове боевые подразделения. Бесконечные ряды Т-34, на которых едва высохла краска, ждут с заведенными моторами. Позади тысяч орудий от самого малого до самого большого калибра сложены горы снарядов. Артиллеристы стоят, держа в руке боевой шнур, секундные стрелки часов быстро бегут по циферблату.
Командиры орудий поднимают руку, и, когда опускают ее, сотни орудий стреляют одновременно с таким грохотом, какого мир еще не слышал.
На этом фронте собрано больше пушек, чем было у всех армий в первой мировой войне. С потолков всех зданий в Москве осыпается побелка. Луковичные купола в Кремле содрогаются. Даже коммунистические вожди дрожат от страха. Этот жуткий грохот напугал бы и самого дьявола в аду. Ночь становится светлой, как ясный день. На рассвете появляются боевые самолеты. Они летят тучами, так низко, что едва не задевают московские печные трубы. Никто не радуется. Никто не кричит «ура». Люди переглядываются со страшным вопросом в глазах.
«Если мы не разобьем немцев сейчас, что они сделают с нами в отместку?»
Утром в половине одиннадцатого 5 декабря полтора миллиона русских пехотинцев готовы к наступлению. Сонмище солдат. Полтора миллиона против шестисот тысяч немецких пехотинцев.
Три часа спустя четверть их гибнет.
