Женщина сидела потерянная.
- Никто никогда их не купит! - жестко повторил Гуревич, в голове которого родилась идея. - Если только какой-нибудь вовсе всемогущий олигарх, у которого и милиция в кармане! Уровня Онлиевского!
- Вы что, меня к нему отсылаете? - проницательно вскинулась посетительница.
- Ни в коем случае, - перепугался Борис Семенович. - Я лишь пытаюсь обрисовать вам создавшееся положение. Впрочем, давайте так. Документы эти и впрямь немаловажны. Сам я принимать денежные решения не имею права. Но я переговорю с руководством банка. Думаю, сумею убедить. - Без денег не отдам.
- И насчет денег тоже, уверен, будет решено. Вы мне оставьте свои координаты, чтобы... - он взял ручку. - Нет, нет. Я сама перезвоню.
- Ну, как угодно. Тогда, скажем, послезавтра.
- Послезавтра меня здесь не будет. Я сегодня уезжаю... в командировку. Вернусь через десять дней.
- Вот и ладно. Тогда давайте по возвращении, - Гуревич, избавившийся от необходимости принимать срочное решение, облегченно вышел из-за стола. - А за это время мы тут всё как раз и подготовим.
Во дворе послышался гул въехавшего автомобиля.
Насторожившаяся посетительница кивнула торопливо. В дверях задержалась.
- Но имейте в виду, - вновь искусственным голосом произнесла она. - Документы принесу, только получив деньги!
Она вышла. Гуревич проводил ее задумчивым взглядом. Еще поколебался. Разыскал в записной книжке телефон Подлесного, набрал:
- Здравствуйте. Это Гуревич. Передайте вашему хозяину - только что неизвестная женщина предложила мне купить документы по кондитерскому холдингу.
- Задержите под любым предлогом. Выезжаем.
- Уже ушла.
- Фамилия? Адрес?
- Она не назвалась.
- И что, вы ее просто так отпустили? - голос на другом конце сделался уничижающе-недоуменным.
- А вы что хотите? Чтоб глава администрации банка сам скупал пропавшие документы и потом передавал их на сторону? - огрызнулся Гуревич.
- М-да. Но хоть?...
- Через десять дней она мне позвонит. Тогда я сообщу вам, и вы... перехватите.
- Ну-ну, - недоверчиво произнес Подлесный. - Опишите ее.
- Да чучело в женском обличье.
В коридоре зацокали каблучки. - И еще передайте. Примерно через неделю в Москву для подписания договоров с "Возрождением" приезжает некто Рональд Кляйверс, полномочный представитель АБРО-банка. Всё! Бросив безличное "прощаюсь", Гуревич повесил трубку.
В кабинет, в коротенькой венгерской дубленке и пушистой кремовой косынке, присыпанной снегом, влетела ненаглядная сестренка Ириша - с глазами, размашисто нарисованными под бабочку.
- Во как метет! Всего-то от машины до подъезда, и уже... - счастливо произнесла Холина. Сорвала косынку, стряхнула на брата, осыпав его брызгами. - Ничего, полезно, больно бледный. Ты когда в последний раз на улицу без джипа выходил?
Гуревич слабо улыбнулся.
Младшую сестру он не любил - обожал. Меж ними издавна сложились странные отношения: несмотря на то, что Борис был на семь лет старше, Ирина едва ли не с младенческих лет взяла над ним шефство. Резкая, язвительная, раз и навсегда определившая собственного брата как мямлю, нуждающегося в постоянной опеке и покровительстве, она даже в короткий период своего замужества уделяла ему едва ли не больше внимания, чем собственному мужу. (С чем тот и не задержался).
Борис же никогда не был женат именно потому, что боялся домашнего диктата. Единственная женщина, власть которой над собой признавал безоговорочно и охотно, оставалась сестренка. При ней он не стеснялся выглядеть растерянным и даже чуть бравировал своей повышенной чувствительностью. Мог, например, в минуту слабости сладостно заплакать от накативших неурядиц. И ощущал мучительный восторг от того, что Ирина, выслушивая, сочувственно оглаживала его по волосам и нежно повторяла: "Пузырь мой, пузырь! Как же ты вообще кем-то руководишь? Тебе бы соску и - под толстое одеяло".
Но и он, единственный из мужчин, знавал порой Ирину не привычной насмешницей и мужской укротительницей, а потерянной и угнетенной. Только ему позволено было знать, что за привычной маской вамп скрывается мечущаяся, уставшая от одиночества душа, мучительно переживающая очередной разрыв, который сама же чаще всего и провоцировала.
- Но за что? За что мне это? - всхлипывала порой Ирина, уткнувшись брату в колени. - Ведь вроде понравился. Показалось даже, что полюблю. А потом раз и - будто ничего не было. Может, у меня какой-то душевный дефект, а?
Она заглядывала в сострадающие его, наполненные слезами глаза, и ей становилось чуть легче.
Впрочем, бывало это крайне редко. Сегодня забежавшая к брату Ирина была, как обычно, победительно энергична. - Я, собственно, заскочила попрощаться, - объявила она. - Ночной лошадью улетаю в Брюссель, на экономический симпозиум. После ухода из банка и возвращения в "Коммерсант" у Холиной опять все стало тип-топ.
- А ты, вижу, совсем прихирел, - она пригляделась. - Сало, подвешенное на мощи. Что происходит, Борик?
- Дела навалились, - увильнул от ответа Гуревич.
- Да вот дел-то твоих как раз не видно. Наоборот, дела всё больше другие делают. А ты как-то в стороне. Спрятался сюда, как сыч. Не от меня ли, часом?
Она засмеялась, пытаясь скрыть усилившуюся тревогу, - за то время, что они не виделись, брат исхудал и спал с лица.
- Да всё как-то недосуг, - неловко оправдался он и, желая увильнуть от неприятного разговора, припомнил:
- Скажи лучше, как там твоя последняя влюбленность?
- А, ты об этом отморозке? Исчез, слава Богу. Сгинул.
- Еще бы не сгинуть, когда тебя в розыск объявляют. Хотя почему собственно последняя? Сколько времени прошло? Месяца три? Больше? Тогда у парня шансов не осталось. Для тебя и неделя - эпоха. Наверняка безвозвратно забыла и вычеркнула из памяти.
- А то! Вызвездила со свистом, - лихо подтвердила Ирина. Когда Лобанова объявили в розыск, она несколько раз пыталась связаться с ним, чтобы предупредить об опасности. Но и в тайной надежде примириться. Даже когда он поменял номер мобильного телефона, она сумела сделать то, чего не смогли квелые милицейские опера, - разыскала новый телефон и - позвонила. Увы! На том конце, определив входящий номер, демонстративно не ответили. Уязвленная Ирина попытки связаться оставила. А вот насчет забыть - не получалось. И, что особенно досаждало, - не получались и легкие, расслабляющие влюбленности. Не человек - заноза какая-то несгнивающая! Пристальный, понимающе-сочувствующий взгляд брата Холину разозлил. - Чего уставился? Откровений жаждешь? Так вот не получишь. И вообще, давай без этой твоей беспардонности: лезешь в душу, снимай обувь!
- Так я ничего, - потерялся Борис. - Я только как бы обхрюкать доверительно. Может, помочь чем? Но если не хочешь...
- Не хочу! - отрубила она. И тут же, выплеснув желчь, вернулась к первоначальному, игривому тону. - Ответь-ка лучше, что это за нелепую тетку я у тебя на входе встретила? С каких это пор ты стал западать на старых подержанных баб? Зыркнула на меня, как на врага народа, и - шасть к воротам!
- Вымогательница какая-то. Представляешь, пришла впаривать документы по кондитерке. В общем доброго слова не стоит: плюнь и забудь.
- Как это по кондитерке?! - Ирина сделала стойку. - Не въезжаю. По "Юному коммунару", что ли?
- Ну, вроде, - поняв, что проболтался, Гуревич надул губы. - Да говорю ж, чумовая.
- Не догоняю, - внимательно глядя на брата, повторила Ирина. - Документы на холдинг ценой в сотни лимонов бакеров. И что? Что предлагала? Да говори же, пень трухлявый!
- Я и говорю: заявилась вымогать деньги. Пятьдесят тысяч долларов ей подавай. Нашла дурачка!
- Пятьдесят тысяч за четыреста лимонов - это, положим, как на мороженое. Кто она? На чем вы договорились?!
- А вот не знаю кто! Может, марсианка. Нормальная разве так бы оделась? Как пришла, так и ушла. Сказала, позвонит.
- И ты отпустил?! Просто так? - Ирина попыталась поймать взгляд брата. Но бегающие глазки его ловко ускользали. И теперь она перестала сомневаться, что брат врет. Ей вдруг сделалось зябко, потому что вранье это явно увязывалось с тем тревожаще-непонятным, что происходило с ним в последнее время.
В Холиной забушевал репортер, внезапно вышедший на сенсацию. Нацеленным взглядом она прошлась по кабинету. Заметила, как брат, что-то припомнивший, испуганно дернулся к столу.
- Сидеть! - Ирина требовательно ткнула отманикюренным коготком в кресло, возле которого он стоял, и Борис послушно плюхнулся на указанное место.
На столе у телефона лежал раскрытый блокнот. Она не погнушалась заглянуть. Фамилия Подлесного бросилась в глаза.
- Ба! - не отводя глаз от брата, она потянула блокнот к себе. - Общаетесь с господином Подлесным?
- Да это старое. Случайно открылось, - промямлил Борис.
- А разве вы знакомы?
- Так, когда-то. Мельком. Уж и забыл, когда последний раз слышал. И вообще ты с чем пришла? Мучить меня, так без тебя хватает...
