Кристина почувствовала, как кровь разом бросилась ей в виски и застучала там тревожным набатом. Ну вот, кажется, дождалась. Начинаются ребусы, которые ей, Кристине, придется разгадывать на ходу. Только не выдать себя растерянным выражением лица. Реакция должна быть немедленной — думать она будет потом, что за Олимп и что за Европа.
— Нет, не поднималась, — сказала она, — говорю же, я сразу понеслась к тебе. Ты не представляешь, что я за это время передумала. Сначала мне тоже не разрешали вставать — боялись внутренних кровоизлияний. — Кристина лепила на ходу все, что приходило в голову. — Бабушка все время как-то таинственно молчала и пожимала плечами, когда я спрашивала у нее про тебя. А потом я вырвалась и позвонила от дежурной сестры твоим родителям… Я так им благодарна. После этого звонка у меня словно камень с души свалился… Все-таки Бог есть, если мы с тобой умудрились уцелеть в такой мясорубке… — Кристина снова склонила голову к плечу Антона, чтобы спрятаться и перевести дух.
Мысли ее перегоняли одна другую. Европа… Что же он имеет в виду? Какая-нибудь вещь фирмы «Европа»? Но, кажется, нет более или менее известной фирмы с таким названием. Может быть, запись группы «Европа»? Такая точно есть — вернее, была… Однако глупо волноваться из-за какой-то одной записи, тем более при таких «богатеньких» родителях. Нет, здесь что-то другое. Но что? Может быть, лучше отталкиваться от «Олимпа»? «Не поднималась ли ты на Олимп?» — так он, кажется, спрашивал. Насколько знала Кристина, Олимп — это гора, которая находится в Греции и на которой во время Олимпийских игр зажигают огонь. Разумеется, Антон имел в виду не то. Наверное, Наташа должна знать какую-то гору, которую они между собой называют «Олимп»… И именно там находится эта загадочная «Европа» — некая ценность, которая может быть украдена «козлами».
Кристина снова почувствовала, как Антон ласково гладит ее по голове, по спине… Потом его слабая рука вытащила из шорт рубашку и стала забираться под нее, еле касаясь гладкой шелковистой кожи… Если бы Кристина не была сейчас «Наташей», она вправе была бы возмутиться: как это так, совершенно незнакомый парень вдруг с ходу принимается так откровенно ее ласкать? А если бы ей не было так хорошо и приятно от этих прикосновений, она могла бы подумать: ну вот, я и продалась. Хотя и за большие деньги — но все-таки стала проституткой…
Но Кристина не думала больше ни о чем. Знакомое томление мгновенно завладело всем ее телом, и теперь она безошибочно знала, что оно означает.
Антон взял в руки ее голову и, приподняв, приблизил ее лицо к своим губам. Кристина не успела испугаться, что ее разоблачат за неумение целоваться, как они уже вовсю целовались, и, кажется, Тото был вполне ею доволен.
Руки его совсем уже осмелели и теперь вялыми, неверными движениями пытались протиснуться к ее груди, но Кристина вдруг с ужасом поняла, что именно сейчас он может обнаружить подмену. Ведь если они с Наташей были близки, то он наверняка знал каждый изгиб ее тела на ощупь. Вдруг ее грудь не той формы или не того размера?
Только сейчас до нее дошло, сколько просчетов они допустили при подготовке к первому свиданию. Хотя, может быть, никто и не ожидал от больного и ослабленного Антона такой прыти. Петр Петрович, видимо, посчитал, что парень еще не настолько восстановился, чтобы испытывать настоящее возбуждение. Кажется, он недооценил способности своего пациента.
Кристина вдруг поняла, в чем ее спасение. Ласковым, но твердым движением она отстранилась от Антона и сказала:
— Извини, Тотохин, я обещала. Ваш доктор сказал, что тебе еще нельзя… этим заниматься.
— Чем — этим? — спросил Антон и этим вопросом вызвал в душе Кристины новую бурю сомнений.
Так были они с Наташей близки или все-таки не были? Если не были, то ее чрезмерная смелость может показаться ему подозрительной и даже вызвать некоторую неприязнь.
— Ну, сам понимаешь, — выкрутилась она и улыбнулась ему лукавой улыбкой, которая могла означать одновременно одно, и другое, и третье.
— Прямо смотрю на тебя и не узнаю, — вдруг сказал Антон, качая головой. — Неужели я тоже так изменился после этой чертовой аварии?
— А я что, сильно изменилась? — разыгрывая чисто женское беспокойство, спросила Кристина. — Я стала слишком худая и бледная? Скажи, я стала страшная, да?
— Да нет же, дурочка… Ну как ты можешь быть страшной. Просто ты какая-то… другая. В тебе появилась какая-то… загадочность, что ли. И голос у тебя какой-то не такой… Послушай, а может, ты мне изменила? — вдруг спросил он — и у Кристины сразу отлегло от сердца.
— Да, конечно, изменила, — сказала она, обиженно отвернувшись, — переспала со всем медицинским персоналом Центральной горбольницы… А потом еще по дороге сюда трахнулась с шофером такси…
Антон расхохотался, и смех его вдруг перешел в громкий отрывистый кашель. Кристина тут же бросилась хлопать его по спине, и в этот момент дверь комнаты открылась и вбежала взволнованная Эмилия Аркадьевна. Похоже, во время всего разговора она стояла под самой дверью и подслушивала.
— Антоша, мальчик мой! Тебе стало хуже? — с ходу закудахтала она. — Мне кажется, для первого раза хватит. Наташенька, знаешь, он у нас еще очень слаб… — Она метнула на Кристину выразительный взгляд, означающий: «Ну, мы-то с вами все понимаем».
— Мам, ну перестань, а? — проговорил Антон, привставая на локтях. — Я прекрасно себя чувствую. И мы с Наташей сами разберемся, когда нам встречаться, а когда разбегаться… — Руки его неожиданно подогнулись, и голова резко откинулась на подушку.
— Нет уж, дорогой мой, — строго сказала Эмилия Аркадьевна. — Пока ты до конца не поправишься, во всем разбираться будет только Петр Петрович. Ему я доверяю как самому Господу Богу. А насчет Наташи ты не волнуйся. Я и так никуда ее не отпущу. С ее бабушкой я уже договорилась. Пока ты болен, она может пожить у нас…
— Ты серьезно, мам? — спросил Антон, и Кристина увидела, как глаза его загорелись подлинным счастьем. Он снова попытался подняться, как вдруг из правой ноздри его выбежала тоненькая струйка крови.
— Ляг! — тут же вскричала Эмилия Аркадьевна. — Немедленно ляг!
— Да ничего страшного, это просто от духоты, — стал оправдываться Антон, прижав к носу платок. — Правда, мам, я чувствую себя уже гораздо лучше…
«Господи, до чего же он любит эту свою Наташу!..» — вновь с тоской подумала Кристина, а вслух сказала:
— Ну ладно, тогда я пойду? Когда доктор разрешит, я приду опять. Хорошо?
Антон кивнул и глазами сделал ей знак, чтобы приходила тайком от всех. Она едва заметно кивнула, после чего, покосившись на его мамашу, пожала плечами.
