снова верила в него. И снова любила.
— Мог бы подождать хотя бы до дома, — качнулась Ирка, когда Вадим её отпустил.
— Не мог. Я поклялся себе, что поцелую тебя до того, как мы отправимся в обратную дорогу, — он очаровательно улыбнулся девушкам в форме, полез в карман за посадочными талонами. — Но кое с чем всё же подожду.
— Да-а-а? — приподняла бровь Ирка.
— С вопросом, что я обещал тебе задать, — улыбнулся Вадим. — Вернее, с ответом, что ты обещала на него дать. А ты о чём подумала?
— А я подумала, что, пожалуй, хочу ещё кое-что купить, — показала она на бутик за спиной.
И махнула рукой:
— Шампанского!
Эпилог
Как это странно возвращаться домой после очень долгого путешествия.
Всё кажется таким незнакомым, но в то же время привычным.
Как это странно быть взрослой.
Брать на себя ответственность, принимать трудные решения.
Как причудливо складывается жизнь…
.
— Вот засранец! Нет, ну ты подумай, какой засранец! — покачивала мама в руке увесистой сковородкой, когда Ирка рассказала ей про Петьку. — Ну, попадётся он мне! Я ему покажу! Ты посмотри, что удумал, — всё не унималась она, да Ирка её особо и не отговаривала.
Шнуровала кроссовки, застёгивала куртку.
— А ты куда? — удивилась мама, когда увидела, что Ирка оделась.
— Надо кое-куда съездить, — не стала она вдаваться в подробности. — А ты пока знаешь, о чём подумай. Может, к чёрту этот дом, а? Не хочешь переехать? В Москву, например.
— Боже, девочка моя! — бросив сковороду, мама всплеснула руками. — Как же давно я мечтала это услышать. Да к чёртовой матери уже эту крышу, эту печку, этот огород. Как я от этого всего устала. Да, я очень хочу переехать. И по хрену куда. В Москву, в Испанию. Подожди, а Вадим-то меня возьмёт?
— Про Вадима мы поговорим потом, — обняла её Ирка. У калитки остановилось такси.
Ирка назвала адрес. И минут через сорок (это вам не Ла-Корунья — расстояния, пробки) доложила консьержке в какую она квартиру.
— Ира! Папа, Ира приехала! — кинулась ей навстречу Ирка-младшая.
Забрала подарки, убежала в свою комнату.
— Привет! — вышел из кухни Борис Воскресенский. В фартуке, с мокрыми руками, полотенцем на поясе. — Решил сам пожарить кабачки, — показал он на испачканный мукой фартук, — но, кажется, это была плохая идея.
— Я даже знаю, кто наградил тебя урожаем, — улыбнулась Ирка разуваясь.
— Да, не совсем говно я человек, раз мне тоже вручили кабачки, — улыбнулся он.
— Ну, давай помогу.
— Да, брось, — снял он фартук, бросил на стол. — Ты же не за этим приехала.
— Нет, — честно призналась Ирка.
— Ну, говори. Выходишь замуж за Вадика?
— Борь, — выдохнула Ирка. — Я не знаю, как вести этот разговор. Как забыть всё, что ты мне сказал.
— А ты хочешь забыть?
— Да. Я хочу, чтобы того разговора никогда не было. Хочу относиться к тебе, как раньше, как к лучшему в мире мужику, которого я знала, и отцу своего парня.
— Считай, что его не было. Никогда.
— Но ты…
— Я не буду относиться к тебе хуже, и к Вадиму тем более. Я искренне рад, что вы всё же решили остаться вместе… — Ирка дёрнула головой. Борис осёкся, нахмурился. — Нет? Не решили? Ты ничего ему не ответила?
— Объясни, зачем ты вообще мне всё это сказал тогда?
— Чтобы у тебя был выбор, девочка моя. Чтобы ты не чувствовала себя в ловушке. Чтобы не думала, что, кроме Вадима, тебе некуда податься. Я был уверен, что Петька погиб, а Вадим… — он развёл руками. — Я подумал, ему будет неприятно, если ты останешься с ним от безысходности. Словно он не отвоевал тебя в честном бою, не боролся за тебя и победил. А так…
— Получил объедки с барского стола?
— Ну, не настолько, но близко. И хуже всего, что ты не позволишь ему чувствовать себя так, поэтому откажешься. И совершишь непоправимую ошибку. Я понятно объясняю?
— Нет, — улыбнулась Ирка. — Но это неважно.
— Ты ведь поэтому не приняла его предложение, да?
— Я пока ничего не ответила, — вздохнула Ирка.
Но он был сто процентов прав, почему она не сказала Вадиму ни да ни нет.
— Слава богу, что ему хватило ума не устраивать из предложения руки и сердца представление, — выдохнул Борис. — Что он оставил тебе право выбора. Слава богу, он стал куда мудрее меня. Я чувствовал себя очень скверно, когда поцеловал тебя в машине. Клянусь, я бы не зашёл дальше, как бы это ни выглядело. И рад, что получил отпор. Но чтобы не наломать дров, как девять лет назад, сразу поехал к Вадиму и, наверное, первый раз за целую вечность мы нормально поговорили. И что важнее, услышали друг друга. Твои титанические усилия нас помирить всё же увенчались успехом, — улыбнулся он. — Так вот. Он тоже прекрасно понимал, что его позиция выглядит проигрышной, но для него это неважно, он никому ничего и не собирался доказывать. Я до такой степени просветлённости не дошёл. А он всё же сражался за тебя, а не просто пришёл в разорённый город и взял чужую жену.
— Каждый день, — кивнула Ирка. — Каждый день до гибели Петьки и каждый день после. Каждый день в Сомали. И просто каждый божий день. Я всё знаю и про его мужество, и про его терпение. Знаю, на что он способен и бесконечно в него верю. Я просто хотела дать нам время.
— Зачем? — удивился Борис.
— Потому что думала, что проживу жизнь не с ним, не с ним рядом буду стариться, не с ним растить детей и внуков, не с ним будет «долго и счастливо», а это словно тормозить паровоз на полном ходу.
— Мне кажется, твой паровоз на полном ходу врезался в скалу.
— И это тоже. Я чувствую себя как после крушения. Я не готова к отношениям с ним или с кем-то другим. Меня угнетает этот дом, этот город, этот дождь. Я словно вернулась в ту же точку, из которой отправилась. И хоть всё изменилось, я словно
